Да и больно уж глаза были необычные. Слишком яркие, слишком блестящие и слишком темные. И говорил этот парень как-то гортанно, странно, словно бы голосовые связки у него были устроены принципиально иначе. Хотя не сказать, чтобы это слышалось отталкивающе.

– Захотелось поиграть? – уточнил незнакомец и как-то по-птичьи склонил голову набок.

– Мне – не очень-то, – честно пропыхтел Пашка, неизящно поднимаясь с колен под обжигающим палевом белой луны. – Скорее друзьям.

– Друзей твоих я не видел, – задумчиво сказал Черный. – Не попали в параллель, хотя в это время надо очень постараться сюда не попасть. Но, быть может, они настолько скучны, что их все здесь отвергает… А ты не таков. Тебя сюда просто затянуло.

Пашка сглотнул. Сомнительный комплимент.

– Меня зовут Корвус, – представился незнакомец, да таким тоном, что Пашка в течение трех секунд на полном серьезе ждал – сейчас этот странноватый чувак склонится в поклоне и встряхнет кружевными манжетами. Впрочем, манжет не наблюдалось, бред, конечно же.

– И как же вы вызвали духов, интересно мне знать? – спросил Корвус.

– Ну… бубнили… то есть в бубен били, – буркнул Пашка. – Полынь жгли на костре. А потом побежали.

– Как мило, – улыбнулся Корвус. – Ничего не меняется. А зачем, позволь спросить?

– Что?

– Зачем вы звали Дикую охоту?

– Потому что нет мозгов, – отчетливо сказал Пашка. – Чтобы участвовать в ритуале, надо быть магом. Но все махнули на это рукой – возомнили, что, даже если что-то случится, каждый справится, да на самом деле никто и не верил, ну вы понимаете, хотя вы ведь, наверное, живете в другом измерении, и вам вообще не известно, что у нас происходит, а у нас уже машины, и сотовые телефоны, и компьютеры, и никто не верит в магию, но всем ее так не хватает, хотя вам это тоже непонятно, куда уж…

Пашка прервался, чтобы вдохнуть воздуха, и вдруг обнаружил, что Корвус беззвучно смеется, показывая белейшие ровные зубы.

– Ну да, меня всегда несет, когда волнуюсь, не могу остановиться, это потому, что я… ну, в общем, всегда… – мучительно стараясь прервать себя, начал объяснять Пашка, но Корвус сам его перебил.

– Знаешь правила?

Тут на Пашку навалилась тоска. Лучше бы он не знал. Лучше бы не был фанатом Гугла.

– Как бы знаю, но все это звучит как полный отстой, – сообщил он, не сильно заботясь о выражениях. – Что-то вроде игры или поединка, и если маг проиграет, то обязан служить победившему его духу или умереть, а если выиграет, то получает всяческие вкусные бонусы. Шансов меньше, чем выиграть квартиру в Гослото. Ловушка для самоуверенных идиотов…

– Друиды знали, на что шли, в таких случаях, – возразил Корвус.

Да черт, он постоянно лыбился! Пашку это начинало бесить. Однако оставались непроясненные вопросы, которые его очень интересовали, несмотря на кромешный ужас ситуации.

– А где же… ну, я не знаю, собаки с красными глазами и пеной изо рта… черные жеребцы… и, там, звук охотничьего рога, леденящая мелодия которого разносится по чащобам?..

– Хочешь увидеть? – усмехнулся Корвус и поманил его пальцем. – Иди сюда, взгляни. Утоли свое любопытство. Вы совсем не меняетесь.

Пашка осторожно приблизился, чувствуя себя потенциальной жертвой педофила.

Но Корвус всего лишь показывал на небольшую круглую лужицу у своих ног, вода в которой сверкала и переливалась в лунных лучах, будто под белым прожектором. Он взял Пашку за рукав куртки и подтолкнул к лужице. Пашка мельком увидел длинные пальцы, как у музыканта или карточного шулера, тяжелое кольцо с резьбой на указательном, миндалевидные голубоватые лунки ногтей. А когда по воде пронеслись неясные тени, замер и сам вцепился в Корвуса.

Казалось, лужица растеклась до размеров сначала солидной лужи, потом небольшого озерца, а потом большого озера, где яркими цветными вспышками замелькали картинки. Вода стала экраном, где Пашка видел разное. Вот белый дождь лепестков – или это первый снег? Вот ритуальные узорные чаши с чем-то густым и алым, очень похожим на кровь, вот короны – с виду небольшие, но безумно тяжелые, древние, с пылающими, как сердца, пурпурными камнями, которые, казалось, жгли темя… Вот кто-то черный несется по деревням и городкам, скрыв лицо капюшоном, пугая заблудших путников, с призрачным отрядом за спиной, все на вороных жеребцах с пылающими глазами… Вот рвут на куски кого-то несчастного собаки с огненными пастями…

Ветер выл в эту осеннюю ночь особенно страшно, и собаки выли с ним в унисон, и кричало воронье, по болотам живыми сгустками теней носился ледяной холод, торфяные лощины дышали ужасом, крыши деревень гнулись под лунным светом, который стал вдруг тяжел, невыносимо тяжел – и ослепительно бел и остер, как лезвие ножа. То и дело в тех местах, где проносилась охота, фонтаном брызгал красный сок.

Все в эту ночь жило и боролось за жизнь, даже то, что было давно мертво. Все кричало, злорадно или же на последнем издыхании, хищно или задушенно. Ветра пели, луна качалась в небе, как белый фонарь, почти дребезжа, духи текли из потустороннего мира в людской мир нескончаемым злым потоком, и каждому из них была нужна жертва, а вместе с духами вынесло из чужих миров в деревни и города всех тварей, какие только там обитали. И одни из них веселились, вторые – предавались похоти, третьи – пугали и забавлялись, четвертые – навешивали чары и заключали сделки, а пятые – убивали, не отставая от духов и призраков.

Кое-кто из людей навсегда уходил после этой ночи в лес – мысли им выжигало, застывала их память, взгляды становились как ртуть, они спали под корнями поваленных деревьев, ели мед и ягоды, завороженно слушали крики птиц над зыбью ночных болот, и рано или поздно их прибирали к рукам лесные духи. Кто-то же больше не мог никогда спать ночами, мучаясь видениями встреченных наяву кошмаров. Кое-кто навсегда грезил красотой ведьм, посетивших его в эту ночь, принимая магию за бессмертную любовь и мучаясь до самой могилы неизбывной тоской…

Тут что-то стукнуло в лесу, и мигом исчезла вся охота, отряд растворился в ночи, помчавшись дальше, собачий вой раздавался уже издалека, а Пашка стоял перед черным человеком на поляне, как на освещенной театральной сцене.

– И так далее, и тому подобное, – сказал Корвус.

– Это был ты? – прошептал Пашка, тыча пальцем в уже ставшую совершенно обычной лужу. – Там, в капюшоне, это был ты?

Корвус отмахнулся, нетерпеливо пожал плечами.

– Какая разница? Все хорошо веселятся в эту пору.

Тут Пашка почувствовал тошнотворную слабость в ногах. Ему нестерпимо захотелось присесть рядом с Корвусом на крыльцо, но он не решился и опустился прямо на землю. Лужа исчезла, даже особой сырости на ее месте не наблюдалось. Да и луна светила уже не так жестоко. Вполне можно было терпеть, не обмирая от ужаса.

Только вот Корвус смотрел на него уж слишком задумчиво, прикусив какую-то соломинку.

– Тебе плевать на правила приличия, я понял, – сказал Пашка. – Но хватит сверлить меня взглядом, у меня дырка во лбу скоро появится. Дальше-то что?

– Все же удивительно, какие случаются совпадения, – почти проворковал Корвус, и вот это Пашке ох как не понравилось.

Да уж, Крымский. Похоже, все-таки тебя сожрут.

Пашка вздохнул и пошевелил носками кроссовок жесткую жухлую траву. Ума на какой-то хитрый поворот ситуации не хватало.

– Сыграем? – вдруг встрепенулся Корвус, выпадая из задумчивости. – Смысл же в этом, не так ли? Что может быть увлекательнее?

– Во что? – мрачно спросил Пашка. – Надеюсь, не в хоккей на траве и не в баскетбол? У меня не очень хорошо с физическими реакциями.

– О нет, у нас своя игра. Очень простая. На первый взгляд, конечно. И пойдем в дом, а то простынешь еще, дитя человеческое.

Пашка с изумлением на него взглянул.

– То есть то, что я могу здесь бесследно сгинуть в эту ночь, никого не волнует, зато волнует, не отморожу ли я задницу? Тебе надо поработать с приоритетами, чувак.

Но Корвус его не слушал – он уже отворил тяжелую дверь и теперь картинно протягивал руку, приглашая Пашку войти внутрь.