– Почему это «пробовал»... Я сама его пригласила через неделю знакомства. Маме он очень понравился.
– Чем?
– В черном костюме, в темно-бордовом галстуке, строгий и отглаженный. С собой принес букет бордовых роз под цвет галстука, бутылку какого-то диковинного коньяка и коробку витых свечей.
– А зачем свечи?
– Сказал, что не может пить кофе без этих... без колебаний бликов.
– Ну и... колебались?
– Да-а, полумрак, по стенам бегают тени, пахнет кофе, воском и розами. Мама сидит ни жива ни мертва. Потом сказала, что будто Христос побывал.
– О чем говорили?
– О полутонах. Так, ни о чем... Валерий сказал про розы, что им далеко до пурпура Ольхина.
– Нина, вы говорите, что он понравился маме... А вам?
– «Понравился» не то слово.
– Что – влюбились?
– Наверное. Раньше со мной такого не было. Я и с парнями не дружила.
– До двадцати девяти лет не дружили ни с одним молодым человеком?
– Это так важно?
– Это интересно. Если не секрет, конечно.
– Какой секрет... Было у меня в жизни всего два красивых случая. Шла по улице, а навстречу парень. Остановился и как бы остолбенел. Смотрит на меня, глаза широченные, на шестикопеечную монету. Спрашиваю, что, мол, с вами, гражданин. Он на полном серьезе заявляет, что я есть та, которую он видел здесь, у арки, вчера, но важно не это, а то, что я есть та, которую он искал всю жизнь. С ума сойти! Я, конечно, расслабла. Да и какая девица не одуреет, если ее искали всю жизнь и вдруг нашли. Три дня он ходил за мной, пушинки сдувал, мороженым кормил. А на четвертый шли мы опять у той арки. Вдруг он замирает, как обесточенный конвейер, и смотрит на девицу шестикопеечными глазами. Извините, говорит мне, вот она та, которую я ждал всю жизнь. И пошел за ней. Как?
– Сумасшедший?
– Ни грамма. Встретил поразившую его девушку, но запомнил плохо. Ходил, искал. Увидел меня, похожую... А потом опять встретил. Неувязка называется.
– Странная неувязка.
– Послушайте мою вторую неувязку. Я уже говорила, что у нас в цехе одни девки. В обед бригадой чаи гоняем. Ну и про женихов треплемся. Без оглядки, стесняться некого. Кто жениха ждет с машиной, кто с квартирой, кто военного, кто с усами... Я же помечтала от души. Говорю, мещанки вы, девки. Будущий муж-то, он кто? Половинка твоей души. Поэтому все должен в тебе угадать и сделать. Наговариваю им, лапшу на уши вешаю. Мол, знакомиться по-простецки не признаю: скажем, спасет меня парень – вот тогда и познакомлюсь. От чего спасет? Хоть от чего, от беды. Чтобы работа у него была романтическая, связанная с опасностью. Чтобы высокий был, выше меня. Чтобы душа была широкая и не жадная. Чтобы бананами меня кормил, я их люблю до дикости; доставал бы где хотел, а кормил бы. Чтобы собака у него была породистая, чтобы мама-старушка сидела в креслице и вязала... Много я разного наплела. Как-то пошли мы с девчатами на поздний сеанс, двухсерийный фильм «Любовь каждую ночь». Возвращаюсь одна. Мне от автобуса с квартал бежать. Вдруг из-за газетного киоска фигура, как привидение. Шляпа прямо на лицо надета. Хватает меня за руку. «Давай сумку, а пикнешь – кровь пущу». А у меня от страха отдать сумку сил нет. И тут идет мимо молодой человек, насвистывает. Увидел нас, остановился и спрашивает: «Девушка, у вас затруднения?» «Шляпа» ему бросает, мол, проваливай своей дорогой. Я как вскрикну. Молодой человек к нам, да «шляпу» пяткой по уху – бандит полетел на землю, перекувыркнулся и убежал. Мой спаситель говорит, что на мне лица нет, что эта «шляпа» может меня караулить и что мне лучше зайти на минутку к нему, тем более, что живет он с мамой рядом. Высокий, симпатичный. Я, конечно, благодарю его за спасение. Пустяки, говорит, привычка, так как работает он в группе захвата. Думаю, боже, все, как в моих бреднях. Спас, высокий, красивый, работа опасная... Конечно, пошла к нему. Вхожу и глазам не верю... Собака, мраморный дог, нас встречает. Старушка-мама в кресле вяжет. На столе целая ваза бананов как бы ждет меня. Что скажете?
– «Алые паруса».
– Ага, натуральные. Только жую я банан, пребываю на седьмом небе и вижу, как седые волосы мамы-старушки сползают на ухо. Я, конечно, уставилась на нее, а старушка как прыснет, сняла парик и оказалась Киркой Пещериковой из нашей бригады.
– Разыграли?
– В чистом виде, со своим братцем. Обиды у меня нет: шутка хорошая и бананов вволю поела. Что-то я разговорилась...
– И забыли Валерия.
– Вы обещали сказать, почему им интересуетесь...
– Чуть попозже. Продолжайте.
– Что продолжать-то? Два месяца дружили, как и все дружат.
– Нина, меня интересует все. Как он себя вел, что делал, о чем говорил... Что он из себя представлял? За что вы его полюбили?
– Господи, задачка-то...
– Слушаю.
– Наверное, каждая женщина говорит, что ее мужчина ни на кого не похож. Валерий среди ребят смотрелся, как, скажем, овчарка среди дворняжек. Хотя бы и по внешности. Импортное носить надо умеючи. Идет он в одной майке, а все равно видно, что к этой майке есть у него замшевый костюм. А разговор? Обычно парни про что говорят? Футбол, рок-музыка да выпивка. Валерий рассказывал про цвета и оттенки, про картины и жизнь художников. Обходительный. Не жадный.
– В чем выражалась его нежадность?
– Только намекну, а он уже несет.
– Бананы?
– Почти каждый день ела. Даже зимой.
– Где же брал?
– В ресторане, в аэропорту, знакомый капитан привозил...
– Откуда у студента деньги?
– Во-первых, у него папа профессор в Новосибирске; во-вторых, подхалтуривал он, рисовал в клубах и на заводах. Обещал и меня нарисовать.
– Так, с бананами ясно.
– При чем тут бананы... Валерий способен на любовь.
– Что вы имеете в виду?
– Любовь бывает от души или от натуры. От души она разумная и светлая. От натуры же любовь сильная, дикая, считай, что от зверей идет.
– Какая же лучше?
– Не знаю. Но у Валерия были обе. От души его красота шла.
– Вы имеете в виду интимность?
– Почему... Идем мы, к примеру, по улице. Вдруг Валерий меня хватает и ни слова не говоря затаскивает в такси. Зачем, думаете?
– Просто покататься?
– Водитель спрашивает: «Куда едем?» Валерий отвечает: «Никуда». Водитель оборачивается, глаза шестикопеечные. А Валерий ему врезает: «Старик, мы поцелуемся и выйдем». Захотелось поцеловаться – сел в такси.
– Что же водитель?
– Говорит, целуйтесь, но я тогда включу счетчик простоя. Валерий засмеялся: «Любовь за деньги».
– Заплатил?
– Сколько длится поцелуй? Несколько секунд. Пятерку дал.
– Да, широта.
– Но и дикая любовь, случалось, от натуры. Знаете, кого он считал человеком, способным на настоящую мужскую любовь?
– Наверное, Отелло.
– Джека-Потрошителя.
– Подождите... Это же изувер.
– Знаю. Он насиловал женщину, потом убивал, а потом съедал ее сердце. Вот, говорил Валерий, настоящая любовь.
– И вам было... не страшно?
– Господи, шутил он. А хоть бы и страшно? Меня подружки отговаривали.
– Почему?
– Не пара, говорили. Он, мол, бросит тебя, найдет красивую, образованную, богатую. Пусть потом бросит, но сейчас-то любит.
– Вы так равнодушны к своему будущему?
– А, при чем здесь будущее... Сергей Георгиевич, чем меряется длина жизни?
– Прожитыми годами.
– Нет, не прожитыми годами, а счастливыми днями. Сколько их у, человека было, столько он и прожил. Прошли счастливые дни, то, считай, прошла жизнь. Мне двадцать девять. Календарных. А счастливых? Эти два месяца с Валерием. Не знаю, наберу ли еще два месяца из прошлых лет.
– Тем более обидно: если любимый человек уходит, и вроде бы навсегда...
– А память, а пережитое счастье останется на всю жизнь, как родимое пятно.
– Значит, подружек не послушали.
– Анька Ростовцева мне внушала, что любовь – это красивая выдумка. Допустим. Но в жизни полно разных выдумок. И чем это плохо – красивая выдумка?