Грустный Шершавкин просидел на кровати до вечера. Складывал в голове планы неминуемого отмщения. Открылась дверь.

— Жрать будешь? — спросила племянница.

— Нет.

— Жрать будешь — подошла на помощь сестра.

— Сказал нет.

— Лиза. Тащи капусту.

— Мне нужен мой спутгиковый телефон.

— Зачем?

— Позвонить. Вам же нужен Засентябрилло.

— И деньги.

— С деньгами может выйти заминка.

— Попробуешь крутить. — погрозила пальцем сестра.

Шершавкин покорно принял на колени поднос с едой.

— Телефон — напомнил он сестре.

— Завтра утром получишь. Уже девять, а у нас режим. Нечего чтобы ты здесь как оглашенный.

— Еще…

— Что?

— Снимите наконец с меня эту проклятую мартышку! — возопил Шершавкин и схватился за ложку. В тарелку упала мутная колючая слеза и хвост мартышки Баси.

На рыбалку выдвигались как на русско-японскую войну. Если бы рыба умела не только плавать, но и капитулировать, она бы капитулировала не переставая. Около 7 утра от широкого крыльца барселоновского пансионата, лязгая гусеницами и фыркая сизым дизельным дымом, отъехало две армейских амфибий и целый БТР охраны. Барселонов самолично вел первую амфибию. Карась, крайний раз плюнув в сторону забывшей про стыд гипсовой девушки, уселся на амфибию Барселонова сверху. Его кучерявый тулуп образовал круг на поверхности амфибии. В руках Карась держал японский раскрашеный зонтик из рисовой соломки. Чтоб не увлечься тянувшимися по бортам пейзажами, Карась доставал солдатскую флягу в брезентовом мешочке. Скручивал пробку на цепке и набулькивал себе в горло, разведенный чистейшей водой озера Крамольного, медицинский спирт из продолговатых цистерн. Пунктом назначения значилось СОПЛО-129. Станция обслуживания подводных лодок. Когда то там был оживленный военный городок вокруг романтического причала. По нему толпами друг за другом бегали мордатые гарнизонные собаки, дети и бабьелицые похожие на польские шпикачки прапорщики. Иногда к причалу приставала, в смысле отдать швартовы, стройная с круглыми боками дизельная или атомная красавица. Тогда на причал выходили визажисты в погонах. Все как один в подбритых кантиках и нежногрубыми руками. Они подчистую срезали заусенцы ревущих сороковых и ледяных семидесятых. Чистили носовые стремглавые перышки. Наращивали торпедные аппараты. Педикюрили корму и подкрашивали седые, облетевшие бока стойкой краской #5 «Go Russian Go». И все это: эти лодки, собаки, прапорщики казались такими прочными, такими монументальными, что они просто не могли не слинять в три дня. И они слиняли. В начале 92 года. Для этого хватило одной, потерявшей всякий стыд, ночи. Из Владивостока пришел ледокол «Амурыч». Туда погрузили все движимое имущество: семьи моряков, кое-каких собак и прапорщиков. Трюмы ледокола набили оружием и то по чистой случайности. Барселонов и зампотыл Полукараваев Ака Мухаевич не сошлись в цене. Ака Мухаевич справедливо рассчитывал, что прогрессивное человечество: Хезболла, Аль Каида, Хамас дадут много больше. Барселонову удалось отжать буквально крохи. В ту штормовую ненастную ночь Ака Мухаевич стоял на борту Амурыча. Погрузка почти завершилась, когда на причал выехали Барселонов со своими ребятам. Ака Мухаевич плакал как голодная гиена. Он ничего не мог поделать, потому что был голодной гиеной. Жалким падальщиком, который убирается в свою гиенскую Геену как только вблизи появится настоящий хищник. Тем более что хищник честно заплатил за то, что хотел приобрести: амфибии и БТР и полуразобранная подводная лодка, причал и жилой микрорайон — за все Барселонов насыпал Полукараваеву в полиэтиленовый пакет с застиранными грудями Саманты Фокс почти два килограмма почти честнозаработанного золотого песка. И за это Ака Мухаевич почти развел его Барселонова. Его! На его земле!.Барселонов задумчиво накручивал на руку толстую якорную цепь «Амурыча», когда к нему подвели дрожащего от страха Аку Мухаевича Полукараваева. Барселонов ожег его взглядом и якорной цепью. А потом Барселонов подозвал одного из своих парней со снайперской винтовкой Драгунова и Бам! сделал то, что должен был сделать. Он отобрал у Полукараваева его офицерскую шапку с перламутровым мехом. Молнии били желтыми зигзагами и камнепадом грохотал близкий гром. Амурыч навсегда покидал романтический причал. Разгромленный Ака Мухаевич Полукараваев, привязанный к якорной цепи, ритмично бился о борт уходящего корабля. Барселонов прощался с ним. Он махал ему его же шапкой с перламутровым мехом. В ушах этой шапки Ака Мухаевич прятал почти два килограмма. Ну вы знаете…

Амфибия Барселонова взобралась на поросший жестким ежиком северного кустарника холм. Они шли без дороги. Вдоль плавных женских переливов морского берега с пенной тонкой кромкой, в которую убегали без остатка вся ширь и сила изумрудных быстрых волн… Разомлевший от спирта и кучерявого тулупа Карась лежал на спине и покалывал японским зонтиком мягкое серо-белое брюхо небесного кашалота. Барселонов остановился но мотор не глушил. Ждал, когда подтянется отставший БТР или Буся как его называл ласково. Барселонов из кабины выбрался на сучковатый нос машины. Он посмотрел на Карася. Какое-то время считал дырки в небе, а потом отвернулся и стал рассматривать зеленую долину, лежащую перед ним. СОПЛО-129 находилось на самом краю долины там, где лезли из земли волчьи острые клыки камчатских гор.

— Что там? — крикнул Карась.

— Скоро будем? — ответил Барселонов. — Торопишься?

— А надо? — Карась прицеливался в Барселонова зонтиком.

— Не надо — серьезно ответил Барселонов. — Сейчас точно не надо.

Через четверть часа они въезжали в военный городок. Три года назад отсюда ушли люди, но жизнь осталась. Запущенная и неухоженная. В черных провалах окон, на дырявых рубероидных крышах за это время выросли деревья и кустарники. Кривоколенные создания с ползущими во все стороны гибкими и сильными корнями. Они не требовали трехразового питания в гарнизонной столовой, штопанных носков, ежемесячного вещевого довольствия и Танцора Диско в клубе подводников. Все что им было нужно, здесь было в избытке. Солнце, воздух и земля. Земля. Как много о ней известно. Как мало. Человечество почти разобралось в том, как устроена вселенная и анальный фонарик из тех, что продают в электричках. А настоящее чудо творения? Как из спресованных миллиарды лет назад праха, пыли и фантазий ученых появляется на свет божий тщательно прикопанный у обочины дороги дачником Степаном Кузьмичом черный полиэтиленовый мешок с бурными последствиями шашлыка на природе. Как? Такая яма. Столько усилий! Как? Фантастика. Творение неведомой силы, а мы об этом и вовсе не знаем. Вот что значит задрать нос от того, что умеем палкой не только котов гонять но еще и коров. Поразительное безрассудное тщеславие. Оно нас погубит, как погубило тех кто был до нас: динозавров, мамонтов и вокально-инструментальный ансамбль «Хронические Колики». Одумайтесь! Одумайтесь или хотя бы не портите обочины дорог. На причале, у которого стояла отжатая подводная лодка, Барселонова и Карася встречал каперанг Тильзитов. Он был начальником СОПЛА. Им и остался. На материке никого у него не было. Когда случился массовый исход, Тильзитов, как и следует на флоте, свой капитанский мостик не покинул. Жил один в красном уголке Дома офицеров и боролся. Черт знает с чем, но боролся. Штурвал и трубку он сменил на топор и косу. С утра до ночи косил он лезшую отовсюду неуставную траву. Рубил кусты и деревья. Сыпал желтым песком пустые дорожки. Рядом с Тильзитовым не было никого кто бы гудел в ухо. Для чего? Зачем это тебе, старина. И надежды особой не было. Барселонов вставил старого каперанга в свой лист расходов между ежегодными поездками в квартал китайских и красных фонариков Онкориджа и строительством кирпичной часовни по благославлению краевого митрополита. Барселонов был изрядно широк. Он даже основал международный фонд по поддержке краснокнижного синелобого червя. Фонд успешно торговал направо с Аляской и налево с Приморским Краем водкой сигаретами и гвоздями замаскированными под макароны. Тильзитов был в черном мундире, белых нитяных перчатках. Ботинки были начищены, а кортик пристегнут. Тильзитов отдал воинское приветствие. Барселонов поморщился.