— Не зачем. Я тебе не парадный катер.

— Еще чего. — хмуро бросил каперанг. — А я тебе не кран с водой, чтоб по желанию работать. Смотри как надо и не булькай. Что колобродите, орелики. Бросай свои пукалки. Пора на вахту вставать. — крикнул каперанг сильным, безвозражательным голосом, который он хранил до времени в своем моряцком рундуке вместе с гавайской ракушкой, кубинской сигарой и справкой от венеролога порта Макао. В походе у каждого была своя обязанность и каперанг был настояшим каперангом. Во время погружения Барселонов и Карась находились в командной рубке рядом, но ни к чему не притрагивались. Каперанг назначил их недотрогами 1 и 2 статьи соответственно.

— Такой статьи у меня еще не было — ворчал Карась, но перечить каперангу не стал. Его занимало другое. Когда его старинный закадыка начнет этот тяжелый грустный для обоих разговор. А закадыка молчит. Ни чем себя не обнаруживает. Ждет чего-то или решится не может — думал Карась. Каперанг нехотя позволил Барселонову покрутить перископ. Шли в подводном положении и из воды торчала загнутая клюшкой часть перископа. Барселонов наслаждался бегущими навстречу волнами, неясным абрисом вероятно рыбацкого судна, уходящего на северо-северо-восток. Он мечтал увидеть китов. Их блестящие мокрые спины, раздвоеные хвосты, гонящие по небу белые барашки облаков. Вместо этого Барселонв увидел круглый, мигающий, напрочь безумный глаз с угольным зрачком в окружении оранжевых лепестков..

— Что тебя? — Барселонов выпустил ручки перископа. — Чайка дура. Давай всплывать, каперанг.

— Давай. Всплывай. — каперанг сел за стол с разложенной картой. Вытащил из ножен кортик. Стал ковыряться в левом ухе акустических наушников. Барселонов прошелся, держа ручки перископа, по кругу и снова приложился к окуляру. Чайкин глаз мигнул три раза… Барселонов прочертил гневную диагональ вдоль рубки.

— Хамеет народ. Почему хамеет? Он такой и есть. Вот ты каперанг? Нет ну ты скажи? Я скажу. Если бы не я. Приехали бы петропавловские. Отстрелили бы тебе все твои… кортики. А лодку эту… — Барселонов бережно постучал по обшивке.

— Китайцам продали. Они бы из нее швейных иголок настругали.

— А с тобой. Что лучше? — ковырялся каперанг в наушниках.

— Боевой корабль во что превратил. Меня. — каперанг бросил наушники на стол. — Ты вспомни зачем ты меня в Южно-Сахалинск гонял? Шершавкин холуй твой. Мистер Очита такой важный партнер. Медалек у вас что-то маловато. Я еще поднесу.

— Одел медальки? — спросил Барселонов.

— Одел — с вызовом ответил каперанг. — Все, что приволок. Нацепил. Октябрьский значок и железный крест с дубовыми листьями. Чарку с золотым ободком… Вот на этом кортике, который мне адмирал Кузнецов вручал.

— Вот и молодец. Вот и правильно. — поддержал его Барселонов. — Кто кобенится тот не женится. Что?

Карась взял со стола красное большое яблоко на стеклянном подносе.

— Ты уже и говоришь как Шершавкин.

— Укусил? — Барселонов сел.

— Укусил — Карась с преувеличенным удовольствием захрустел яблоком.

Барселонов осмотрел Карася и каперанга недоуменным взглядом.

— Вы серьезно, мужики? Вы что думаете я Шершавкина слушаю?

— Такая картина малюется. — сказал Карась.

— Я время слушаю. — ответил Барселонов. — Время. А вы живете так будто газировка три копейки стоит, а не жизнь. Волчье сейчас время. Как вас не ударило то еще?

— Если бы волчье — каперанг со вздохом поднялся. — Шакалье.

— Совсем беспонтовое. — подтвердил Карась.

— Моя бы воля так и не всплывал бы. — каперанг взял наушники. Поднес к губам микрофон.

— Механик. Механик.

На поверхности лодка появилась лихо. Неглаженный водяной покров вздулся и тут же лопнул, стекая вниз пузырящейся белой пеной. Каперанг не остановился. Лодка шла дальше, оставляя за собой тающую полукруглую борозду. Барселонов с трудом открыл люк рубки. Глотнул свежего воздуха и с непередаваемым наслаждением дал под хвост чайке, сидящей на кончике перископа. На палубу вынесли рыбацкие складные стульчики. Над ними раскрыли большой красный зонт с принтами: Coca Cola. На бархотной ткани прямо на палубе Барселонов разложил самоличносделанные блесна. Выбрал себе гибкую с разноцветным пушистым хвостом. Приладил к спинингу. Поплевал и с долготомимым: «Э-э-эх» закинул блесну в толпящиемя за бортом волны. Примерно через час и несколько худых и длинных как казацкая шашка рыбин Барселонов присел под зонтиком рядом с Карасем. Потянул из толстого бокала холодное темное пиво.

— Обижается — Барселонов отсолютовал бокалом каперангу. Тот наполовину высунулся из рубки и сидел неподвижно и величественно в парадном с золотым шитьем кителе. Альбатросы, чайки и водяные брызги почтительно облетали его стороной.

— Он когда-то полАмерики мог в труху стереть, а теперь ты на нем на рыбалку катаешься. — отозвался Карась поглубже закапывая подбородок в кучерявый тулуп.

— Может оно и к лучшему. — Барселонов поставил бокал с пивом на стол.

— Ему точно нет.

Барселонов решился.

— Давай, Карась, рассказывай. Что у вас там со Слоном приключилось?

— А он тебе что написал?

— Что написал, уже здесь. — Барселонов постучал по виску пальцем.

— Теперь тебя хочу тебя послушать.

— Что ты хочешь послушать. Что я Дрыгу завалил. Так завалил.

— Ты его не просто завалил. Ты его колуном на куски порубил. Живым.

— Как и он. Как и он. До этого Машку центровую. Отмороженный.

— А ты?

— А я нет. Я по закону.

— Нет такого закона.

— Он у всех есть. Око за око называется. Что? Скажешь не прав?

— Прав не прав… Разве это сейчас важно. Я на тебя… Машка… Дрыга. Мы здесь причем. Нам дело надо блюсти, а не справедливость.

— Ты что говоришь, Барс.

— Да правду. Правду. А ты носишься со своим мертвым уставом. Как эта — махнул Барселонов рукой в сторону каперанга. — Красна Девица со своим кортиком. Ведь неудобно. Цепляется.

— Когда ты в барабанных палочках среди сук чалился… За этот устав руками держался. — напомнил Карась.

— Когда оно то было. И я не тот. И барабанные палочки… Может их не было вовсе.

— Как знаешь. — Карась поднялся. — А только пока я жив мой устав не мертвый.

Карась пошел по белесой палубе. За ним тихо и покорно полз его тулуп. У рубки его ждал Банджо. Здоровый рыжий хохол. Барселоновский бригадир. Карась шел прямо к нему, а, Банджо смотрел на Барселонова. Ждал сигнала. Он видел Барселонова в профиль, а тот крутил в руках пивной бокал. Банджо сунул правую руку в карман матросской робы.

— Дай пройти. — Карась почти уперся головой в грудь Банджо. Банджо осклабился. Вытащил из кармана руку и услужливо открыл люк. Барселонов поставил на стол недопитое пиво.

Утром, когда из синей дымки всего наполовину выполз японский флаг, Егор Бекетов громко стучал в дощатую, щелястую дверь кирпичного барака. На пружинящее из добротных гробовых досок, крыльцо выбрел наконец буровой мастер Барклай. Не смотря на радостное утро был он хмур, мрачен и амбивалентен как зимний вечер в Алапаваевске.

— Ты чего командир? — Барклай зевнул, почесался, хрюкнул своим расплющеным носом и ненадолго задумался. Чтобы еще такого сделать полезного. Пахло от него далеко не розами.

— Пили вчера? — спросил Егор.

— Вчера? — иронично хмыкнул Барклай, будто Егор сомневался в его способностях.

— Смотрите Барклай. Чтобы в последний раз. Иначе штраф.

— Штраф? — переспросил Барклай.

— Штраф. — не уступал Егор.

— Штраф? — удивлялся Барклай.

— Штраф.

— Штраф? — допытывался Барклай.

— Именно так.

— Штраф. — изумился Барклай и прошел в сени. Зачерпнул из цинкового ведра ключевой зубодробительной воды. Барклай пил воду и удивлялся.

— Штраф.

— В 8 вы должны быть в шахте — напомнил Егор. — Укрепить сваи в тоннеле.

— Погоди, погоди, командир. — Барклай поднял на Бекетова хмельные глаза. — Штраф… Штрафная… Штрафная! А я думаю чего это забыл.