Зарислава вдохнула глубже, и нос тут же защекотала трава, хлынули в ноздри запахи влажной мочажины и мха. Травница разомкнула веки, сквозь ресницы пробивался холодный утренний свет. Она подтянула колени, полежав ещё немного, села.

Лес поплыл, затылок налился свинцом, в висках застучало. Сглотнув сухой ком, Зарислава переждала, когда круговерть и поступившая тошнота утихнут. Острыми кольями врезалась в тело боль от потревоженных ран.

Смахнув с рук муравьёв, Зарислава окончательно пришла в себя. Выглядела она скверно. Длинными царапинами испещрены были руки, на плече зияла глубокая борозда, но рана всё же немного подсохла и уже не так кровоточила. Сырое, рваное и весьма грязное платье лохмотьями скомкалось между ног. Втягивая в себя тугой душный воздух, Зарислава подавила позыв рвоты, от чего голова ещё пуще разболелась.

Прикрыв клочками платья обнажённую грудь, на которую тоже было больно смотреть – одни синяки и ссадины, Зарислава огляделась. Найти бы ручей. И до слуха в самом деле докатились журчащие звуки.

Она поднялась. Лес в ответ качнулся. Обождав, когда муть уймётся, она расправила промокшее платье и укуталась в накидку, спасаясь от назойливых комаров. Шагнула в сторону ручья, поморщилась, ощущая, как каждая мышца отдаётся резью и жжением. С трудом она добрела до лесного родника, засыпанного прелым, обросшим яко-зелёным мхом валежником. Кругом рос высокий с лиловыми цветками багульник. Покачнувшись, Зарислава облокотилась на холодный валун. Подставив ладони под прохладные струйки источника, она отёрла лицо, шею и грудь, морщась от жжения. Смыла землю и кровь с рук, осторожно отёрла рубец на плече. Спутанную, набитую листвой и шелухой косу спрятала под накидку. Все вещи остались там, на дороге, и нечем было даже перевязать рану, и травами не посыпать. Да и хорошо бы целиком освежиться и смыть грязные следы рук степняков, но не время. Вспомнив о татях, снова передёрнулась от отвращения.

Зарислава склонилась над журчащей струйкой, испила, жадно глотая ледяную водицу, ощущая, как силы приливают и оживляют истерзанное тело. Стало намного легче.

Покинув родник, она вернулась на то место, где пролежала всю ночь. Поглядела вверх, в хмурое небо. Сквозь мутную пелену перед глазами стали проноситься обрывки воспоминаний о минувшей ночи. Прикрыла глаза, проклиная степняков, которые едва не надругались над ней, опорочив и очернив её честь, кровь. Ей удалось скрыться. Они её не нашли, но самое скверное – погибли лучшие люди Волдара и Доловска.

Сквозь тьму памяти предстало лицо Бойко, раненый Марибор, и плечи Зариславы невольно вздрогнули. Она до боли прикусила губы, сжала кулаки, заставляя себя не разрыдаться. Но пережитое потрясение оживало всё больше, завладевая ей, вынуждая содрогаться в бессилии. Глаза всё же заполонила влага, защипала, а сердце туго сжалось, вызывая болезненный спазм в груди. Неужели он мёртв? Не верилось ей. И что с Данияром, Радмилой?!

Зарислава всхлипнула, смахнула налипшие на губы волосы, огляделась, решая, в какую сторону теперь ей идти. Возвращаться на место стычки слишком опасно. Вдруг поблизости ещё шаркают по лесу степняки, а испытывать судьбу Зарислава больше не желала. Но, подумав хорошенько, поняла, что душегубы не дурни сумасшедшие, чтобы после такого нападения иметь дух и смелость околачиваться где-то поблизости Доловска, полного вооружённых воинов. Да и кто-то должен был выжить, успел уйти. Лошади наверняка кинулись к городу, и табунщики первыми должны были заметить княжескую упряжь. Наверное, их уже ищут. Нужно вернуться. Вдруг Марибор или кто-то из кметей живы и ждут чей-то помощи! Эти мысли придали надежды и сил.

Зарислава отстранилась от дерева и, пошатываясь, начала карабкаться вверх. Оказалась, высота была приличной – не мудрено, что сбила все бока. И пока взбиралась, напомнили о себе многочисленные ушибы, которые начали тянуть тупой болью, особенно на правом бедре.

Пробираясь сквозь чащу, Зарислава торопилась обратной дорогой к месту стычки. Всё больше внутри возрастало волнение, даже увечья позабылись. Не чувствуя земли под собой, девица бежала сквозь чащу сломя голову, пока не влетела в заросли папоротника, где и напали на неё степняки. Зарислава покрутилась в поисках насильников, но никого не обнаружила. Кругом чисто, разве только примятые кусты, травы, да сломленные ветви – больше ничего. Знать забрали с собой.

Зариславу повергло в холодную дрожь, когда она припомнила, как смерь поразила степняков. Боялась представить, какая колдовская сила сразила крепких мужиков. И вместе с тем взяло лютое отвращение. Поделом им! Невольно обхватила себя руками, явственно ощущая на коже грубые прикосновения, унизительные пощёчины и шлепки. Какие бы ни были эти злые чары, что так жестоко выпили из татей силы, они уберегли её от постыдной и унизительной участи.

В животе скрутился спазм, и, согнувшись пополам, Зарислава глубоко задышала, хватаясь за ствол дерева. Переведя дух, поспешила покинуть осквернённое смертью место.

«Если степняки так спешили, зачем погнались за ней? Зачем искали по лесу её след?» – не унималось в голове.

Спотыкаясь, шла дальше вглубь леса. И чем ближе она подбиралась к дороге, тем явственней поднималась из глубины живота омерзительная скользкая волна страха. Явственно мелькали перед внутренним взором убитые Радмила и Данияр. Но больше всего, до ломоты в костях, Зариславу пугало найти среди полёгших воинов Марибора. Она упрямо мотнула головой, с трудом веря в то.

Вскоре Зарислава приблизилась к опушке леса, но долго не решалась выйти, опасаясь показаться на дороге. Прислушивалась к лесным звукам. В воздухе повисла тяжёлая, давящая, почти осязаемая смерть. Тишина кругом.

Впереди было так же глухо. И когда она вышла из сумрачного, пронизанного туманом леса и выбралась на дорогу, то, со страхом вглядываясь в кущи, замерла – кругом было пустынно.

Накатанная колея была чиста. Ни одного кметя, убитой лошади, степняка. Зарислава зашагала в сторону городища, но пройдя несколько саженей, остановилась, кутаясь плотнее в накидку, её охватило смятение. По всему было ясно, что место уже давно прибрали: ни следов от копыт, ни крови и разбросанных стрел – всё чисто, как и не было стычки.

«Сколько же пробыла в беспамятстве, день, два?»

В полном недоумении Зарислава, сорвавшись с места, чуть ли не бегом припустила по вытоптанной дороге. Но до Доловска пешей дойдёт разве только к вечеру, если не останавливаться, а она была слишком слаба, слишком серьёзны ушибы и раны, и много потеряла крови. К тому же снова мучила жажда. Пить хотелось до безумия.

Зарислава упрямо шла вперёд, сейчас её мало трогало собственное состояние, она будет идти до тех пор, покуда не упадёт. Не в её это духе – пускаться в отчаяние. Всегда терпелива, выдержит. Да и наверняка поедут купцы по дороге, авось подхватят путницу.

Зарислава ускорила шаг, в груди разрастался опаляющий вихрь – неизвестность страшила куда больше собственной смерти.

Не успела она пройти нескольких саженей, как на дороге и впрямь появились всадники. Зарислава, не мешкая, кинулась прочь с дороги, притаилась в зарослях лещины, обращаясь вся вслух.

Топот копыт стремительно приближался, сотрясая землю, и в груди горячо задёргалось сердце. Травница, вскинув руку, быстро прочертила в воздухе защитный огненный знак. Пусть ненадолго, но скроет от чужих глаз.

Сжавшись, Зарислава, казалось, совсем перестала дышать, когда путники появились перед ней, проходя один за другим вереницей. Она жадно вглядывалась в мелькавшие сквозь сплетения ветвей лица. Сердце отозвалось радостью быстрее, чем успело промелькнуть узнавание. Русоволосую кудрявую голову волдаровского тысяцкого Зарубы она угадала мгновенно. Жив, стало быть! Губы Зариславы невольно расползлись в улыбке, но травница не спешила выбираться из своего укрытия, наблюдая твёрдый подбородок мужа с русой короткой бородой и бурым рубцом над бровью. Значит, они ещё тут и, верно, направляются в Волдар. Следом за предводителем мелькнула светловолосая голова Пребрана, что удивило её больше всего.