На флот пришли новые люди, образованные молодые командиры, чья энергия и энтузиазм, помноженные на боевой опыт старшего поколения, представляли собой качественно новое явление на флоте. На всех флотах твердо следовали традициям, освященным славой многих поколений русских моряков. Одной из таких традиций было смелое командирское новаторство, благодаря чему увеличивались сроки плавания кораблей, внедрялась новая тактика ведения морских сражений, флотские соединения учились взаимодействовать с сухопутными войсками и авиацией.

С Константином Мельниковым мы, как и все молодые командиры, наши сокурсники, жадно впитывали новую для нас науку, постоянно ощущая свою причастность к большому общегосударственному делу.

Лишь однажды мы позволили себе выразить разочарование, когда наши надежды снова вернуться на Тихоокеанский флот в качестве классных специалистов, окончивших СКУКС, не оправдались. Вместо этого мы были назначены инженерами-испытателями на один из артиллерийских полигонов.

Начальник полигона И. С. Осмоловский с первой встречи с нами, видимо, понял что оседлых полигонщиков из нас не получится, - слишком серьезно мы уже болели морем, и сам он, будучи человеком до конца преданным своему призванию, с пониманием отнесся к нашей «болезни». Даже обещал помочь вернуться на корабли. Тем не менее на год мы стали испытателями: я - в пороховом отделе, Константин - в снарядном. В повседневной деятельности полигона, учреждения сугубо сухопутного, тоже ощущалось дыхание большого дела. Сюда интенсивно поступали новые орудия, снаряды, многие марки взрывчатых веществ и различные устройства, требующие испытаний, проверок и отстрела. Наша работа, бесспорно, была нам полезна как артиллеристам, однако море властно манило нас. Не забыл свое обещание и начальник полигона: в тридцать восьмом году мы с Константином были зачислены в Военно-морскую академию на командный факультет. Это могло способствовать возвращению на корабли.

Мы окунулись в атмосферу лекций, напряженных практических занятий, зачетов и экзаменов. Иначе учиться было нельзя. В стенах академии особенно явственно чувствовалась титаническая работа партии в деле обороны страны. Это была естественная реакция на резкое обострение международной обстановки в Европе. Кроме главного очага агрессии, каким при попустительстве западных держав и США стала гитлеровская Германия, неспокойно было и на финской границе, и на Дальнем Востоке, где чем дальше, тем больше активизировались японские милитаристы. Особое внимание мы уделяли событиям на морских театрах военных действий, жадно следили за созданием наших новых баз, аэродромов, объектов береговой обороны. Важной вехой в деле укрепления наших западных границ стало в те годы перебазирование части сил Балтийского флота в порты восточного побережья Балтийского моря - в Либаву (Лиепая), Таллин, Палдиски. А в октябре 1940 года была пересмотрена и уточнена судостроительная программа с целью ускорения строительства малых и средних кораблей, чья оборонная функция становилась особенно важной в складывающейся обстановке.

Все это сказывалось на программе и процессе обучения. При проведении оперативно-тактических и штабных игр преподаватели стремились использовать имеющийся опыт войны на море, учитывая переменчивую оперативно-стратегическую обстановку, методы ведения операций и тактические приемы И надо сказать, что полученные в академии знания и практический опыт в оперативно-тактических расчетах нам пригодились сразу после выхода из стен академии.

Годы учебы пролетели незаметно. В середине июня 1941 года слушатели выпускного курса получили пятидневный отпуск перед последней практикой, которую мне предстояло пройти на Балтике. Затем нас ждали государственные экзамены, выпуск, назначения на должности. Пять суток я мог провести в своей семье, с родителями, которые к тому времени уже жили со мной в Ленинграде. Рассчитывал в эти дни выбраться на охоту с прежними [43] сослуживцами-полигонщиками, с которыми по старой памяти поддерживал дружеские отношения.

В субботу, двадцать первого июня, мы засиделись вечером за чаем, обсуждая ближайшие планы. Сестра Александра Васильевна, приехавшая с сыном Арнольдом погостить у нас, по-матерински была взволнована решительными просьбами сына остаться в Ленинграде до нового учебного года. Самой ей предстояло вернуться в Макеевку на работу, но сын никак не хотел расстаться с прекрасным городом, дедушкой и бабушкой, нашими друзьями-моряками, среди которых особенно выделял друга семьи Константина Мельникова. Мужская половина семьи, в том числе и гостивший у нас в тот вечер Костя Мельников, решительно поддержала парня. И общими усилиями удалось уговорить сестру. Если бы можно было в тот вечер предвидеть, как резко повернутся в ближайшие дни и недели наши судьбы, мы бы не были так настойчивы в своих уговорах. Но тогда обрадованный Арнольд тут же побежал к себе, а мы продолжали чаевничать, наслаждаясь тем, что находимся все вместе, что завтра воскресный день и погода обещает быть ясной и солнечной. Затем мы с племянником поехали на вокзал провожать Александру Васильевну и вернулись домой ко сну.

В воскресный полдень жизнь всей нашей страны круто изменилась. Мы услышали по радио заявление Советского правительства о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз.

Мать прижалась ко мне лицом, и я почувствовал, как вздрагивают ее плечи. Отец Василий Васильевич, всю жизнь проработавший на шахтах, в трудные моменты всегда умел сплотить семью, не допускал лишних волнений, но таким, как тогда, я его прежде не видел. Пожалуй, он один из всех нас с первой же минуты догадался, какие испытания ждут впереди.

Через час я был уже в стенах академии. В вестибюле собрались слушатели, стоял приглушенный гул голосов. Выпускникам последнего курса было объявлено об ускоренном выпуске и срочной отправке на флоты страны.

Скажу о себе: в душе не возникло ни паники, ни растерянности, хотя нападение гитлеровской Германии на Советский Союз было внезапным. Мы понимали, что рано или поздно воевать нам придется, уж слишком беспечны и благодушны были страны западной Европы к поползновениям [44] Гитлера на мировое господство. В свете заключенного с Германией Пакта о ненападении неожиданным оказалось лишь вероломство агрессора. Уже через несколько часов после начала войны в своей среде мы обсуждали примерное соотношение сил и вооружения с противником, предполагали, на каком морском театре развернутся главные события, где и на каких кораблях придется служить.

Выпускные экзамены мы не сдавали, 25 июня состоялся досрочный выпуск. В присутствии заместителя наркома ВМФ по кадрам С. П. Игнатьева был зачитан приказ наркома о наших назначениях на флоты. Игнатьев поздравил нас с выпуском из академии и пожелал всем боевых успехов. Я был назначен старшим помощником командира на лидер эсминцев «Москва» на Черноморский флот, Константин Мельников - в одно из центральных управлений наркомата ВМФ. Наши дороги разошлись, но дружбе суждено было продлиться.

На следующий день после выпуска на Ленинградском вокзале меня провожали близкие - отец с матерью и племянник Арнольд. Наша группка не отличалась от многих других: родные и близкие провожали на фронт своих сыновей, отцов, братьев. Были слезы прощания, напутствия. Люди расставались, не зная, увидятся ли еще когда-нибудь. Мать плакала, отец был суров и бледен, племянник не отпускал моей руки. Минуты эти навсегда остались в моей памяти.

С родителями мне больше не суждено было увидеться. Оставшись в блокадном Ленинграде, оба были ранены обвалившимся потолком во время очередной бомбежки, а голод и холод довершили свое черное дело. Племянник, оставшись один, попал сперва в детдом, а когда открылась знаменитая Дорога жизни через лед Ладожского озера был эвакуирован на восток. Затем ему чудом удалось добраться в Нижний Тагил, к моему старшему брату Анатолию, работавшему на эвакуированном Макеевском заводе. Лишь в самом конце войны Арнольд отыскал родителей. Впоследствии он закончил Севастопольское военно-морское училище, сейчас капитан 1-го ранга и служит в Военно-Морском Флоте.