— Надо объединить удары обеих дивизий в один. Перераспределите артиллерию и танки. Так будет лучше.
С плацдарма мы проехали в 30-й гвардейский корпус Николая Павловича Симоняка, где командующий фронтом внимательно, я бы сказал, скрупулезно выслушал доклады артиллеристов. Особенно ему понравилось, что и в 45-й и в 63-й гвардейских стрелковых дивизиях действия артиллерии, постановка неподвижных и подвижных заградительных огней, а также сосредоточение огня всех минометных и артиллерийских полков — все это планировалось подробнейшим образом даже на последней стадии прорыва, при сопровождении пехоты на 8–10 и более километров в глубину вражеской обороны. Этого планирования штаб артиллерии армии требовал от командующих артиллерией дивизий со всей жесткостью.
Тактика фашистов, строивших глубокую, несравнимую по глубине даже с минувшим сорок третьим годом, оборону, была достаточно гибкой. Они пытались, например, за счет широкого маневра подвижных частей — танковых и моторизованных — создавать своего рода «бронированные пояса». И чтобы прорвать их, мы спланировали сильные артиллерийские удары по районам сосредоточения гитлеровских танковых частей, по дорогам и рубежам и в ходе нашей артподготовки, и после нее, при бое в глубине. Вот это планирование, обычно осуществлявшееся только в высших штабах, при подготовке к Таллинской операции было отработано и в артиллерийских штабах дивизий.
Из гвардейского корпуса маршал Говоров проехал еще далее вдоль южного берега Эмайыги в боевые порядки эстонских стрелков. Воодушевление царило и на передовой и в тылах 8-го стрелкового корпуса. После трех долгих лет войны, после стольких разговоров и воспоминаний о родных местах они пришли домой, и каждый понимал, что день окончательного изгнания оккупантов близок и что все эти приготовления — могучие танковые колонны, замаскированные в осенних березняках артиллерийские стволы, частоколом поднявшиеся на полянках, бурная ночная жизнь прифронтовых дорог, — все это явные предвестники долгожданного часа, когда над Таллином взовьется красный флаг.
Маршал Говоров выслушал доклад командира корпуса Лембита Абрамовича Пэрна и, выяснив, как, когда и каким образом уже во второй фазе артнаступления мы передадим [143] часть артиллерии из 30-го гвардейского корпуса в 8-й Эстонский, уехал. Я остался с полковником К. И. Ару, чтобы еще раз обговорить беспокоившие командующего фронтом детали. С Карлом Ивановичем Ару, командовавшим артиллерией корпуса, мы познакомились и подружились недавно, но, как потом оказалось, на долгие годы. Он был честнейшим, высокой души человеком. Старый солдат, участник гражданской войны. Блестящий артиллерист. Начав службу в корпусе командиром полка, он быстро стал ведущим артиллеристом 8-го Эстонского.
В эти дни, в канун наступления, бойцы, командиры и политработники 8-го стрелкового корпуса обратились в письмом к Центральному Комитету КП(б) Эстонии, к Президиуму Верховного Совета и Совету Народных Комиссаров Эстонской ССР. В письме говорилось: «Мы, бойцы, сержанты, офицеры и генералы Эстонского корпуса, заверяем Центральный Комитет КП(б) Эстонии и правительство Эстонской ССР, что в предстоящих наступательных боях будем бить немецких захватчиков до окончательного их изгнания с советской земли, до полного их уничтожения...» В свою очередь, политотдел 2-й ударной армии обратился к воинам-эстонцам с воззванием, которое заканчивалось такими словами: «Торопись, боец! Перед тобой родная Эстония, и со всех концов ее несутся к тебе мольбы измученных братьев и сестер твоих. Вперед же, воин — освободитель родной земли! Тебя ждет любовь родных людей, которым ты вернешь свободу и величайшее счастье жить в братской семье народов Великой Страны Социализма»{51}.
Целеустремленная партийно-политическая работа под лозунгом «Освободим Советскую Прибалтику от немецко-фашистских захватчиков!» велась среди всего личного состава. Лучшие воины, отличившиеся в боях, вступали в партию и комсомол. В те дни мы широко практиковали встречи артиллеристов с пехотинцами и танкистами с целью укрепления боевого содружества войск. Перед началом наступления мы провели во всех частях митинги под развернутыми знаменами. Выступавшие командиры, политработники, бойцы поклялись выполнить приказ Родины.
Политотдел 2-й ударной армии, учитывая характер предстоящего наступления, выпустил специальные листовки и памятки, в которых обобщил опыт отгремевших боев, дал советы и рекомендации воинам. Особую ценность представляли [144] «Памятка бойцу в наступлении в лесисто-болотистой местности» и «Памятка бойцу при форсировании водных преград».
Вечером 16 сентября мы смогли доложить командующему армией генералу Федюнинскому, что артиллерия заняла подготовленные огневые позиции, боеприпасы полностью подвезены — словом, артиллерия готова к бою. Кстати сказать, даже тяжелые батареи мы в эту ночь установили очень близко от переднего края противника — не далее 3–4 км от него. Это позволяло тяжелым пушкам и гаубицам, не меняя позиций, вести эффективный огонь не только во время форсирования Эмайыги и прорыва с плацдарма, но и при бое в глубине вражеской обороны.
17 сентября, в 7 часов 30 минут утра, началась артиллерийская подготовка. Первый трехминутный огневой налет по всей глубине вражеской обороны поставил землю дыбом и затмил горизонт. Огонь вели одновременно более двух тысяч стволов. Потом все артиллерийские группы перешли на методический огонь — надо было пристрелять цели, внести в подготовленные заранее данные поправки на погоду, на изменившиеся, хотя и незначительно, температуру и давление, на ветер, переменивший направление. Этот пристрелочный период длился более двадцати минут, и, как только очередная батарея или дивизион брали свою цель в так называемую узкую вилку, артиллеристы тотчас переходили к стрельбе на поражение. Разрушали разрывами снарядов определенные участки траншей с блиндажами и прочими укрытиями, разбивали дзоты, пулеметные гнезда на переднем крае, каменные постройки и прочие особо прочные сооружения в деревнях и поселках Савакюла, Лунья, Винный завод, Саба, Алику и на гряде высот над северным берегом, где гитлеровцы устроили густую сеть опорных артиллерийско-пулеметных пунктов. В это же время наша контрминометная группа, а также полки реактивных «катюш» плотно накрыли минометные батареи противника, а группа артиллерии дальнего действия вела огонь по фашистским батареям под номерами 508, 512, 503 и ряду других целей, фигурировавших в наших документах как «батареи первой очереди», достоверность которых несомненна.
Артподготовка продолжалась 50 минут. Затем большая часть артиллерии сосредоточила огонь на первой траншее, создав, можно сказать, стену огня, под прикрытием которой гвардейцы 30-го корпуса и стрелки-эстонцы спустили лодки и плоты на воду и, налегая на весла, пошли через [145] Эмайыгу. А пехота 108-го корпуса с плацдарма атаковала вместе с танками вражескую первую траншею. С наблюдательного пункта вижу: передовые батальоны 46-й и 90-й дивизий залегли. Танки наши горят — один, другой. В чем дело? Иван Иванович Федюнинский в ответ коротко бросает в трубку: «Минные поля!» Думаю: какие минные поля вблизи траншей? Передаю команду, и наши минометы огнем прочесывают подступы к вражеской траншее. Действительно, среди типично минометных разрывов видны разрывы иные. Это противотанковые мощные мины вздыбливают землю. Еще артналет по траншее, и фигурки наших бойцов устремляются к ней и дальше, ко второй траншее.
Впоследствии, много лет спустя, генерал армии Николай Григорьевич Лященко, бывший командир 90-й Ропшинской Краснознаменной дивизии, рассказал мне, какими для него неожиданными были эти минные заграждения, установленные противником в непосредственной близости от своих траншей. Наша артподготовка их не затронула, и атакующие танки стали вдруг взрываться едва ли не на брустверах первой вражеской траншеи.
Это была единственная задержка, не предусмотренная планом прорыва. Мы ее быстро ликвидировали, и наступление развивалось успешно. Все три стрелковых корпуса быстро продвигались в 15–20-километровой полосе на север и по обе стороны железной дороги и вдоль побережья Чудского озера. Продвижение 108-го корпуса, успешные атаки его 46-й и 90-й дивизий позволили активизироваться и соединениям 118-го корпуса, имевшего пока что оборонительные задачи по прикрытию левого фланга армии у озера Выртсъярв. Корпусные разведчики пошли вперед и захватили пленных из 1148-го немецкого гренадерского полка.