Весь день 23-я немецкая пехотная дивизия, усиленная танками, пыталась сбить наши авангарды. Она предприняла шесть контратак и значительно замедлила наше продвижение. Лишь поздно вечером передовые отряды 108-го стрелкового корпуса сломили сопротивление противника и заняли Лидзбарк. На следующий день, отбросив части 61-й и 363-й пехотных дивизий, мы овладели городами Нове-Място и Любава. Впереди, в самой гуще Мазурских озер, запирая дорогу на север, стоял город Дейч-Эйлау (Илава). От него до Мариенбурга (Мальборка) и Эльбинга (Эльблонг) оставалось соответственно 75 и 105 км. А там уже низовья Вислы и Балтийское побережье.
Правее 2-й ударной армии в таком же высоком темпе и в том же направлении — к Балтике — продвигались 5-я гвардейская танковая и 48-я армии. Этот огромный клин, неумолимо врезавшийся в оборону противника и отсекавший Восточную Пруссию от остальной территории фашистской Германии, вызвал панику и целый ряд поспешных, непродуманных и несогласованных решений вражеского командования. Уже после войны я узнал некоторые подробности событий, происходивших в эти дни и в Восточной Пруссии, и в Берлине. Распадавшийся фронт группы армий «Центр» и группы армий «А» Гитлер попытался восстановить чисто «волевым» приказом от 19 января. В нем он возлагал ответственность даже на командиров дивизий за любой не санкционированный им лично маневр, любое наступление, за каждый отход и оставление занимаемой позиции. Документ по-своему знаменательный. Конечно, он не мог возникнуть ни в 1939 году, ни даже в 1943-м. Но его возникновение в январе сорок пятого, за четыре неполных месяца до окончательного разгрома гитлеровской Германии, вполне закономерно. Советская военная мощь ломала военную силу фашизма, генералы перестали доверять Гитлеру, он перестал доверять генералам, все метались в поисках выхода, а его не было.
В эти же дни, в двадцатых числах января, когда наш 2-й Белорусский фронт наступал на Мариенбург, Эльбинг, а 3-й Белорусский — на Кенигсберг, командующий 4-й немецкой армией генерал Госбах, понимая, что скоро, через [176] считанные дни, его армия окажется между молотом и наковальней, принял решение пробиться с армией из Восточной Пруссии на Вислу и в Восточную Померанию, пока есть еще выход вдоль моря через Эльбинг и Данциг (Гданьск). Разумеется, ничего из этой затеи не вышло. 4-я немецкая армия, снявшись с позиций, попала под удары советских танковых частей и начала распадаться на ходу.
22 января около полудня передовой отряд 372-й стрелковой дивизии генерала П. И. Радыгина вышел с юга к городу Дейч-Эйлау. В состав отряда входили второй батальон 1238-го стрелкового полка и первый дивизион 941-го артполка. Выше я рассказывал, как еще на подходе к границе этот передовой отряд неожиданно ночью столкнулся с группой танков противника, понес потери, и только мужество и стойкость пехотинцев и артиллеристов помогли им одержать верх в этом столкновении. Урок, как говорится, пошел впрок. Теперь передовой отряд продвигался, соблюдая все меры охранения, выслав далеко вперед разведку. Разведчики доложили командиру отряда, что подступы к городу перекрывает противотанковый ров и что фашисты встретили их сильным ружейно-пулеметным огнем из окраинных домов. Оттуда же бьют самоходные штурмовые орудия.
Командир отряда немедленно выдвинул приданную ему артиллерию на прямую наводку. Особенно отличилась вторая батарея 941-го артполка. В огневой дуэли ее расчеты подбили штурмовые орудия, а когда откуда-то из глубины города фашистская 105-мм батарея накрыла их несколькими залпами, выведя из строя одно орудие, остальные орудия продолжали вести огонь прямой наводкой, разбили дома, где оборонялась вражеская пехота, расчистили дорогу стрелкам.
Сбив этот заслон, передовой отряд ворвался с юга в Дейч-Эйлау. Начался напряженный уличный бой. Как выяснилось впоследствии, город обороняли несколько сводных подразделений 23-й и 68-й немецких пехотных дивизий, гренадерский батальон, две роты Гданьской морской школы и батальон местного фольксштурма.
Это был первый сильный уличный бой после прорыва в в Восточную Пруссию. Дома здесь каменные, с толстыми стенами и прочными подвалами. Противник заранее приспособил их под огневые точки для жестокой обороны, и командир 1238-го стрелкового полка, поспешивший к городу с главными своими силами и остальными дивизионами 941-го артполка, прямо в бою создал штурмовые отряды и группы. Главной их огневой силой стали легкие пушки и [177] гаубицы артполка, придававшиеся командирам стрелковых рот, а иногда и взводов. Расчеты катили орудия на руках в боевых порядках пехоты, расстреливая прямой наводкой огневые точки противника. Для этой цели были выделены три батареи. Остальные батареи артполка, а также выдвинутый из глубины 258-й минометный полк вели огневую дуэль с вражескими батареями с закрытых огневых позиций и вскоре заставили их замолчать.
Пока второй батальон с боем продвигался через город, командир 1238-го полка направил свой первый батальон в обход, на железнодорожную станцию. Маневр удался. Пехотинцы и артиллеристы вышли к станции, когда на путях метались гитлеровские офицеры и железнодорожники, пытаясь «вытащить» на север хотя бы важнейшие из трех десятков скопившихся здесь воинских эшелонов. Орудия седьмой батареи 941-го артполка ударили по эшелонам прямой наводкой, разбили три паровоза и этим как бы усилили всю эшелонную пробку.
Фашисты пытались еще удержать за собой железнодорожный мост, но дома, где были их огневые точки, разгромили прямой наводкой гаубицы 8-й батареи. Все двадцать восемь эшелонов были захвачены нашими пехотинцами. Два из них были с артиллерией, один с танками, один с автомашинами, остальные с продовольствием и обмундированием. В ночь на 23 января город был очищен от врага окончательно. Кроме эшелонов были захвачены два десятка орудий различного калибра, полторы тысячи винтовок и автоматов и много другой военной техники и снаряжения{65}.
Докладывая нам об этом бое, штаб артиллерии 108-го стрелкового корпуса среди других практических выводов сделал и такой: снаряды легких 76-мм пушек и 122-мм гаубиц, которыми вооружены артполки стрелковых дивизий, зачастую дают слабый эффект в противоборстве со здешними весьма прочными каменными строениями. Поэтому следует включать в штурмовые отряды тяжелые орудия — 122-мм пушки и 152-мм пушки-гаубицы и гаубицы. Это предложение было тотчас же осуществлено. Штаб артиллерии армии взял под жесткий контроль все передвижения частей и соединений тяжелой артиллерии, потребовав от их командиров «установить постоянную связь с первыми эшелонами стрелковых корпусов и перемещаться на расстоянии 5–6 км от них»{66}. Это позволяло при необходимости, в том числе при [178] начале боя в городе, быстро выдвинуть тяжелую артиллерию для поддержки и усиления штурмовых отрядов и групп.
Еще одной характерной особенностью январского наступления в Восточной Пруссии стало применение легкой артиллерии для выполнения самостоятельных, зачастую без пехоты, боевых задач. Это диктовалось самой обстановкой. Мы продвигались очень быстро, и, хотя соседи справа — 5-я гвардейская танковая и 48-я армии — примыкали к нам флангами, такое продвижение, как и всегда в подобных случаях, чревато было неожиданностями. Ведь в Восточной Пруссии оставалось еще до 30 немецких дивизий. Мы стремились выйти на север, к Балтийскому морю, они старались не допустить этого и оставить коридор для связи со своими главными силами. Части и соединения 2-й и 4-й немецких армий большими и малыми группами то и дело прорывались по тылам наших соседей на запад, в полосу нашей армии. Поэтому и специальные противотанковые части и легкие артиллерийские полки и бригады с их подвижными 76-мм и 57-мм пушками мы держали поближе к правому флангу с задачей перехватывать дороги и узлы дорог, по которым могли бы прорваться из Восточной Пруссии в Померанию фашистские части и соединения. В этом насыщенном хорошими дорогами районе наши легкие артполки подвижностью своей превосходили даже танки и действовали с похвальной инициативой и решительностью. Приведу такой эпизод.