Вот какие события имели место в августовско-сентябрьские дни, когда наша маленькая группа, пересаживаясь с одного вида транспорта на другой, спешила к местам назначения. Разумеется, многие подробности, которые знаю сейчас, [208] тогда я не знал. Рассказы наших товарищей, уже послуживших в Китае, воспринимал иногда как шутку или розыгрыш. Действительно, трудно было поверить, что китайский генерал, войска которого держали фронт против японцев, ночью пропускал через свои боевые порядки обозы торговцев и с той и с другой стороны. Да и сам выгодно приторговывал вместе с ними. Не укладывалось это в мозгу. Однако, чем более вникали мы в военно-политическую обстановку в Китае, чем глубже входили в неспешный и даже тягучий ритм здешней военной жизни, в ее быт, особенности и традиции, тем ясней понимали, что наши представления о войне, патриотизме, воинском и командирском долге не соответствуют представлениям, сложившимся в гоминьдановском Китае. Видимо, этот уклад возник много раньше — рассуждали мы между собой, — если не всколыхнули его даже тяжелейшие поражения минувших лет, громадные потери в людях, в территории, в экономике, причиненные Китаю японскими оккупационными войсками...

Мы ночью 16 августа прибыли в Сиань, накоротке отдохнули, утром позавтракали и отправились к месту своего назначения.

Из Сиани на юг хорошей дороги тогда не было, и в Чэнду мы полетели самолетом. Прибыли туда без происшествий. Уже на аэродроме, увидев ярко-синее небо, пальмовую аллею, буйную, рвущуюся из каждой пяди земли зелень, поняли: это настоящий юг, субтропики.

Провинция Сычуань — житница Китая. Сочетание долины реки Янцзы с обширной, похожей на степь котловиной, с межгорными долинами, мягкий климат — все это позволяет выращивать разнообразные сельскохозяйственные культуры и снимать несколько урожаев в год. Сам Чэнду — очень красивый, европейского типа город, настолько зеленый, что похож на ботанический сад. С Чэнду, а верней, с горной дорогой из этого города на Чунцин у меня связаны тяжелые воспоминания.

1 сентября наша группа прибыла в Чунцин — город в глубине континентального Китая, в провинции Сычуань. После того как японские войска захватили Нанкин, китайское Центральное правительство, ставка генералиссимуса Чан Кайши, ЦК партии гоминьдан, министерства и прочие учреждения, а также иностранные посольства переехали в Чунцин, и он стал временной столицей Китая. Как и Чэнду, Чунцин в центральных кварталах походил на европейские города — широкие улицы, огни реклам, нарядные дамы и господа, масса легковых авто, и почти не видно чисто [209] китайской специфики ни в архитектуре, ни в одежде людей. Много иностранцев, особенно англичан и американцев.

В Чунцине нас встретил Александр Николаевич Боголюбов — главный военный советник Чан Кайши, обаятельнейший человек, а вместе с тем очень волевой, энергичный, хорошо знавший все рода и виды войск. Впоследствии, в годы Великой Отечественной войны, он стал генерал-полковником, а в сорок пятом фронтовые дороги свели нас на 2-м Белорусском фронте, штаб которого он возглавлял.

В первой же беседе с нами Александр Николаевич Боголюбов поделился своими впечатлениями о китайской гоминьдановской армии (он тоже недавно сменил Александра Ивановича Черепанова на посту главного военного советника). Начал с генералитета. Сказал, что из каждых пяти генералов двое — пораженцы. Ратуют за то, чтобы ценой территориальных, политических и экономических уступок заключить с Японией мирный договор. Да и сам Чан Кайши того те склада. Не скрывает и даже публично не раз заявлял, что главный враг гоминьдана — Коммунистическая партия Китая, что его цель — уничтожить Особый район. Только мощный взрыв патриотических настроений широких масс, всеобщая ненависть к японским захватчикам, митинги и демонстрации, требующие мобилизовать народ на борьбу, объединить все его силы для изгнания японцев, очистить правительство и партию гоминьдан от прояпонских элементов, вынудили Чая Кайши отказаться от заключения позорного мира, граничащего с капитуляцией перед императорской Японией.

О молодых гоминьдановских офицерах Боголюбов отозвался примерно так: в подавляющем большинстве ярые патриоты и националисты; противостоят старому офицерству, которое привыкло рассматривать войну прежде всего с точки зрения личных доходов или, наоборот, расходов.

— Вы сами скоро столкнетесь с купеческой жилкой в китайском генералитете, — заметил Боголюбов. — Будьте к этому готовы.

Китайского солдата Александр Николаевич охарактеризовал как очень трудолюбивого и нетребовательного. Кормят его плохо, одет он и обут отвратительно, но — воюет. В обороне стойкий, в наступлении малоинициативен. Хотя армия гоминьдана называется национально-революционной, солдат и офицер отдалены друг от друга, как плебей и господин. Унаследованная от императорских времен рабская покорность, вся система обучения и военного быта, вытравляющая из солдата умение мыслить самостоятельно, не позволяют [210] ему встать на уровень требований современной войны. Обучен слабо. Боевую технику любит. Однако большинство солдат неграмотны, остальные знают десять — пятнадцать иероглифов, поэтому подготовить из них, например, орудийвые расчеты для поступающей из Советского Союза артиллерии очень трудно.

— Наступательных действий боятся все, вся армия — от генералитета до рядовых солдат, — сказал нам главный военный советник. — Заставить китайскую армию наступать — трудная задача. О наступлении много рассуждают, посылают длинные объяснительные записки к наступательным замыслам, словом, переводят бумагу. И только!

Как иллюстрацию Боголюбов привел недавний случай. В Чунцине, в ставке, Чан Кайши собрал совещание главнокомандующих военными зонами, командующих армейскими группами и армиями. Требовал наступательных действий, разгрома японцев. Вместе с тем заявил, что финансовые возможности правительства очень ограниченны, командующие должны изыскивать резервы на местах, налаживать там производство вооружения и боеприпасов.

После речи Чан Кайши попросил слово командующий 18-й армейской группой (так стала называться 8-я армия Особого района) Чжу Дэ. Он сказал, что в Особом районе коммунисты наладили производство стрелкового оружия и боеприпасов к нему, но ведь для наступления нужна артиллерия, нужны тысячи артиллерийских снарядов. Иначе японцы просто расстреляют из пулеметов наступающие китайские войска.

— Где взять артиллерию, танки, снаряды? — спросил Чжу Дэ и сам же ответил: — Я скажу уважаемому собранию, где все это взять.

Генералы заинтересованно смотрели, как он вынул из кителя маленькую записную книжку, полистал и сказал:

— Уважаемый господин генералиссимус держит в своем резерве 5-ю армию. Ее пехотные дивизии хорошо вооружены и оснащены, передвигаются на автомашинах. Танковая дивизия вооружена советскими танками Т-26. Спрашивается: почему эта самая сильная и единственная полностью моторизованная армия уже многие месяцы сидит вдали от фронта? Почему бы ей не принять участие в наступлении, к которому призывает нас генералиссимус?.. Теперь об ограниченных финансовых возможностях правительства. Я тут выписал некоторые банковые счета. Например, ваш счет, господин генералиссимус. Счета вашей супруги Сун Мэйлин, ее сестры, ее брата, вообще всего уважаемого семейства [211] Сун и породнившегося с ним и с вами семейства Кун. И вашего военного министра Хо Иньцина. Вот цифры.

Когда Чжу Дэ огласил цифры, в зале установилась гробовая тишина. Сумма нескольких личных банковских вкладов гоминьдановской верхушки превышала годовой военный бюджет Китая. Чан Кайши вскочил с председательского места и крикнул, что совещание закрыто. Это был сильный удар по его авторитету, по всему Центральному правительству и партии гоминьдан. Однако коррупция достигла уже таких колоссальных размеров, опутала и запутала тогдашнее китайское руководство, что никакие слова не могли ничего переменить.

Этот рассказ Александра Николаевича Боголюбова так поразил меня, что я подробно записал его в путевой дневник. И свой собственный вопрос: почему никто из генералов не поддержал Чжу Дэ? Тогда я еще не представлял себе как следует, что могли думать гоминьдановские генералы, слушая коммуниста Чжу Дэ. Теперь представляю. Каждый из них, по меньшей мере большинство, думал о собственных вкладах в швейцарских, английских, американских и даже японских банках; о том, что эти вклады быстро растут, когда на фронте затишье, и можно выжимать деньги из каждого предмета военного снабжения. Могли они осуждать миллиардеров из семейства Чан, Сун или Кун? Нет, они могли им только завидовать.