А вот когда боишься, это приводит другого человека к неудачам и несчастьям.

Профессор продолжал свою речь, когда в дверь тихонько постучали, и на пороге появилась женщина лет тридцати пяти-сорока. Лицо ее было бледным, казалось, что оно белее стены. Женщина прерывисто дышала. Завернув подбородок кистями шерстяного платка, она отбросила концы на спину.

Вошедшая, подбоченясь и тряся головой, подняла дикий крик.

— Доктор, пойманный тобою див-великан украл моего сына! Мой беззащитный ребеночек хотел сорвать яблоко, взобравшись на забор между нашими домами. Это все видела и рассказала соседская девочка. Ваш этот страшила приманил его к себе всякими вещичками, которые стал показывать, и увел его прямо сюда. Найдите моего ребенка, и если с его пальца упадет хоть ноготочек, вы мне крепко ответите.

— Ну, и как! Оправдалось мое предположение? — сказал Байлиев, вытерев пот со лба. Все остальные тоже всполошились.

Нурмурадов широкими шагами торопливо вышел из кабинета. Все остальные, в том числе и бледнолицая женщина с Байлиевым, пошли за ним.

Приоткрыв осторожно дверь Урха, профессор обвел взглядом комнату, потом знаками подозвал к себе ученого и мать пропавшего ребенка.

В комнате царил большой беспорядок. Столы и стулья были сдвинуты со своих обычных мест, стояли то тут, то там. Вылепленные из глины фигурки лошади, верблюда, слона, свистки были выставлены на подоконнике для того, чтобы высохли на солнце. На полу валялись два тонких прутика. Кончики прутиков были сломаны, с них свисала ободранная кора.

Видимо, когда игрушки были вылеплены, мальчик стал играть с Урхом. Взяв в руки прутик, сев на спину Урха, он гонял беднягу по комнате из стороны в сторону.

Теперь Урх спал, а мальчик тихонько сидел в уголке.

— Хорошо хоть, не придется судиться! Ваш сын жив и здоров. Можете его забирать! — сказал профессор, отвернувшись в сторону. Мать прижала сына к груди и вышла из больницы.

Проснувшись, Урх пришел в кабинет профессора. Вытаращив глаза, он стал осматривать медицинские инструменты. Профессор, улыбаясь, протянул ему стул, чтобы он сел.

После того, как Урх присел, Нурмурадов заторопился, чтобы поскорее закончить свою работу. Часто макал ручку в чернила, но перо плохо писало и царапало лист бумаги. Урх пристально посмотрел на перо и встал. Затем вышел из кабинета профессора и направился к себе в комнату. Взял лук и стрелы, которые стояли прислоненными к стене. Приложив стрелу к тетиве, он посмотрел в открытое окно. Из недалеко раскинувшегося озера взлетела стая уток и направилась в сторону двора. Урх стоял, прицелившись, и ждал, когда они подлетят поближе. Когда они приблизились, он стал натягивать тетиву. Два конца лука все ближе и ближе приближались друг к другу.

Байлиев слушал молча, соглашаясь с ним. Высказав все, профессор, уставший от продолжительного рассказа, замолчал.

Арслан Байлиев сказал:

— Вы знаете, профессор, Урху вчера приснился хороший сон.

— Какой сон?

— Урх сегодня утром разговаривал несколько минут. Несмотря на то, что все его слова записывались на магнитофон, я все же записал их еще в свой блокнот и потом перевел. Если вас интересует, то я могу прочитать вам свой перевод.

— Читай, читай! — попросил оживившийся профессор, торопя его.

— Мне привиделось во сне, что моя родная мать и брат Гаплан залезли на высокую скалу, а я как будто барахтаюсь в воде, среди огромных волн.

— Они, махая руками, зовут меня к себе. Но только дальше плыть у меня не хватает сил, и поэтому я прошу помощи у матери. Вдруг позади матери откуда-то появляется Ласточка. Мать берет лошадь за поводья и заставляет прыгать в море. Рассекая огромные волны грудью, Ласточка подплывает ко мне и ржет. Я проснулся, когда, сев на Ласточку устремился к маме и брату. «О, аллах, помоги мне благополучно встретиться с матерью и братом!»

Профессор, с большим вниманием выслушав перевод Арслана Байлиева, сказал,

— Да ты, оказывается молодец, говарищ Байлиев! Если бы ты это все сразу мне рассказал, я бы так не тревожился по поводу нынешнего состояния Урха.

Как бы там ни было, в его словах чувствовалось полное удовлетворение.

Стрела с маху вылетела из лука. Вожак стаи уток тревожно закрякал. Он предупреждал об опасности уток, летевших сзади. Только он сам не миновал этой опасности. Стрела с железным наконечником вонзилась в грудь и свалила утку наземь. Урх подобрал со двора мертвую добычу и, держа ее за лапы, пришел к профессору.

Когда он вошел к ученому, то увидел, что профессор все так же занят работой и перо никак не желает ему подчиняться. Вырвав из утки одно перо, он положил его перед профессором.

Последний сначала не понял затею Урха. Взяв в руки перо, повертел его и отложил в сторону. Урх, дотрагиваясь пером до тетради, показал знаками, чтобы профессор писал им.

— А, понял, дорогой! — сказал, улыбаясь, Нурмурадов и, качая головой, мягким концом пера почесал лоб.

Когда Урх положил сизую утку на стол, удивлению профессора не было конца.

— Люди в нее из ружья еле попадают, а ты охотишься из лука, — проговорил профессор, крепко сжимая руку Урха и хлопая его по плечу.

* * *

С особым вниманием Урх рассматривал картины, которые приносил Арслан Байлиев, потому что все они относились к истории древнего мира.

Ученый, увидев любознательность и увлечение Урха, стал наведываться все чаще и чаще в музей. Он выбирал и приносил картины, которые особенно интересовали и увлекали Урха.

Особенно удачным был его вчерашний поход в музей. Когда он ходил по музею, рассматривая экспонаты, то наткнулся на очень интересную картину, которая была намного любопытней предыдущих.

Грозным взглядом смотря по сторонам, на троне сидел падишах. Худой, словно нитка, визирь шептал ему что-то на ухо. А с другой стороны нукеры избивали, раздев догола, молодого джигита с загнутыми кверху усами. Мать джигита просила пощады сыну, упав на колени перед падишахом. Он пнул мать ногой, отчего падишахский кончик сапога окрасился кровью.

Рассматривая принесенную Арсланом Байлиевым картину, Урх вдруг растерялся и начал дрожать. Нахмурив густые брови, он сверкнул глазами. «Ох, ох, ох», — простонал он вдруг, крепко сжимая жесткие кулаки, и стал бить себя в грудь.

Арслан Байлиев попытался успокоить Урха, однако тот с душераздирающим воплем бросился к луку, который лежал в углу. Прицелившись, он выстрелил прямо в грудь падишаху. После этого, шатаясь, словно от сильного ветра, опустил руки и рухнул на пол, потеряв сознание.

На следующий день Урх был снова на ногах. Просто удивительно, в каком он находился веселом настроении. Он был радостен, ноги его легко ступали по земле. Вчерашняя потеря сознания и сегодняшнее веселое настроение Урха обеспокоили Нурмурадова. Что такие перепады могли означать?

— Такие признаки вроде бы не наблюдались у припадочных. Обычно у людей, заболевших эпилепсией, после припадка бывает плохое состояние. А у Урха совсем по-другому,—говорил профессор Байлиеву, который сидел, настраивал магнитофон.

Байлиев, беззвучно смеясь, положил ленту на магнитофон и стал ее перематывать. Ученый замыслил обратиться к Урху на его родном языке. Он долго сочинял и переделывал текст. Однако, когда подошел к Урху, то от волнения позабыв все приготовленные фразы, произнес:

— Братец, давай будем с тобой вечными друзьями! Ответа не последовало.

Урх плотнее запахнул на широких плечах синий халат, стал напротив ученого и начал его внимательно разглядывать, словно видел впервые.

Затем подошел к Байлиеву, крепко схватил за плечо и пробормотал что-то непонятное. Байлиев некоторое время помолчал, пока до него дошел смысл сказанного. Урх произнес примерно следующее:

— По нашим обычаям, человек, который предлагает вечную дружбу, должен пройти через испытание. Ты согласен пройти его, добрый молодец?

— Согласен, — сказал Байлиев.

— Тогда пошли, — сказал Урх и первым вышел во двор, прихватив лук и стрелы.