Наконец, примерно через двадцать минут, с шоссе съехала машина и остановилась, чтобы помочь мне. Я даже не смог остановить кровопотерю, и к тому времени, как приехали парамедики, потерял сознание. Следующее, что помню, я очнулся в больничной палате. Они вытащили пулю из моей ноги и зашили меня. К счастью, у меня нет никаких серьёзных повреждений.

Я позвонил Джею, как только смог, и воевал с врачами и медсёстрами, желая выбраться из больницы, чтобы я мог найти свою девочку. Приехала полиция, и поскольку Норман выстрелил и чуть не убил офицера, чью полицейскую машину он угнал, они понимают, насколько это серьёзно, и работают без остановки с Джеем и мной, чтобы найти доказательства.

Джей на удивление спокоен, но я знаю его лучше и жду, когда тот взорвётся. Жду, когда он выбьет из меня дерьмо за то, что я позволил этому случиться. Говорить ему, что её похитили у меня на глазах и я ничего не смог с этим поделать, — это самое унизительное, что я когда-либо чувствовал в своей жизни. Не считая того момента, когда это произошло на самом деле, конечно. Ничто никогда не позволит мне простить себя за то, что позволил этому случиться.

Мы в гостиничном номере, и напряжение душит меня меньше, чем я заслуживаю, но пока я не найду Мелли, у меня будут проблемы с дыханием. Приехал Эрик и забрал Мышь домой, а я улизнул на минуту и позвонил Дирту с новостями и просьбой помочь мне найти Мелли.

— Боже-бл*дь-мать твою! — Джей дубасит стену и бьётся об неё головой. — Как они могут просто, бл*дь, исчезнуть?

Он не спал, наверное, неделю. Приехал сюда бодрым с другого своего дела и прямиком в эту чёрную дыру.

Мне нечего добавить к сказанному. Если я позволю себе думать о том, что похититель может с ней сделать, или о страданиях, которые она испытывает,… я не могу это себе позволить, потому что полностью потеряю концентрацию. Я должен вернуть Мелли и вложить каждую унцию энергии в это усилие. Поисковые собаки ничего не нашли. В новостях не обнаружилось никаких подсказок. Здесь пусто. Она, на хрен, пропала. Но я не собираюсь сдаваться. Никогда.

Следующим утром, когда мы заканчиваем завтракать, я чувствую себя намного лучше, чем вчера. Я спала целых три часа подряд, и моё тело впитывает питательные вещества из еды, которую я ем. После вчерашнего, мы сидели на диване и смотрели фильмы. Вернее он смотрел их, а я блокировала их, чтобы попытаться придумать план. Норман заставил меня лежать, положив голову ему на колени, и всё время играл с моими волосами. Его пальцы время от времени скользили по моему телу, моей заднице, и каждый раз, когда он это делал, я зажимала рот.

Не знаю, что Норман будет делать и когда начнётся эскалация[19], но я готовлюсь к убийству. Полагаю, что это будет легко. Когда мне снились кошмары, и я проклинала Нормана за то, что он сделал меня такой, какой я была, я представляла себе, как убью его. Не трудно было вообразить, как я стою над его телом и наблюдаю за тем, как в нём угасает жизнь, но находясь так близко с ним… это страшнее, чем я думала. Он живой человек. Явно душевнобольной человек.

Нет. Я не должна так думать. Если я не убью его, тогда он убьёт меня. Мне необходимо держать это в качестве главной мысли в своей голове. Поэтому я делаю вдох через нос и продолжаю разрабатывать план. Честно говоря, он чертовски глуп, потому что позволяет мне есть, используя столовое серебро, и даёт мне энергию. Я просто жду подходящего времени. И подходящий момент настает.

Когда мужчина встаёт, чтобы положить посуду в раковину, я хватаю тарелку и прячу вилку за резинку трусов на бедре, как только он поворачивается ко мне спиной.

— Я могу помыть посуду.

— Спасибо, Меллисент. Очень мило с твоей стороны. Видишь, это всё, чего я когда-либо хотел.

Норман останавливается прямо передо мной, улыбается, а затем бьёт меня по лицу.

Я не вижу, что происходит, поэтому спотыкаюсь, но падаю на пол только тогда, когда он пинает меня в живот. Я кричу от мучительной боли в грудной клетке, но Норман снова бьёт меня ногой.

— Думаешь, я глуп? Что я не увижу, что ты делаешь? Я всё вижу! Я не настолько тупой!

— Нет… я… — я качаю головой и отбегаю так далеко от него, как только могу, но натыкаюсь на стену и мне больше некуда идти.

— Лгунья! — кричит он и хватает меня за волосы. — Почему ты продолжаешь испытывать меня? Я лишь хочу, чтобы мы были счастливы вместе. Это всё, чего я когда-либо хотел.

У меня всё ещё есть моё оружие, поэтому я тянусь к нему, но Норман борется со мной и, в конце концов, вырывает нержавеющую сталь из моей хватки и швыряет её через комнату.

Обе его руки теперь в моих волосах, и он тянет меня вниз по коридору. На мгновение мужчина останавливается, чтобы вытащить что-то металлическое из шкафа, а затем продолжает тащить меня. Я хватаю его за запястье и пытаюсь поцарапать, но это не срабатывает, поэтому я просто держусь и молюсь, чтобы Норман не вырвал мне все волосы. Он швыряет меня на кровать и достаёт пару наручников из кармана. Он прикрепляет один к металлической раме кровати, а другой к моему запястью, и это у него получается, несмотря на все мои попытки отбиться от него.

Он уходит, не сказав ни слова, и сквозь свои крики и плач, я слышу, как он смеётся, закрывая дверь.

Проклятье, я идиотка. Мне следовало подождать. Надо было позволить ему доверять мне больше, прежде чем попытаться его убить.

Я сижу до тех пор, пока это позволяет моё тело, прежде чем голова клонится вперёд. Мозг умоляет меня оставаться в сознании, но ноющие кости и мышцы протестуют. Глубокий и нежелательный страх затыкает за пояс боль и смятение; я умру здесь, а я ведь никогда не говорила Смиту, что люблю его.

Каким-то образом я вернулась к Смиту на старом шоссе. Сижу посреди улицы, прикованная наручниками к кровати и смотрю, как кровь вытекает из его ноги. Его обычно загорелая кожа бледнеет, и я тянусь к нему, но не могу прикоснуться. Он продолжает бороться с наручниками, но они не поддаются. Наконец, он сдаётся, когда его тело обмякает.

Мое зрение затуманивается, когда я пытаюсь сказать ему, как сильно его люблю, но у меня что-то во рту… тряпка или что-то вроде того. Внезапно передо мной Норман, и он смеётся. Я разрываю этот материал во рту, но не могу его вытащить. Он просто запихивает его мне в глотку, и я затыкаюсь, задыхаясь. Борьба, чтобы дышать, сражение за жизнь.

— Мелли. Просыпайся, — голос пробуждает меня от ужасного сна, который мне снился. Сон стал этакой уловкой-22[20]. Каждый раз, закрывая глаза, я сталкиваюсь с прошлым и настоящим. Что случилось, что могло случиться.

— Меллисент, я здесь.

Меня трясут, и я медленно открываю глаза.

Когда лицо Ричарда — это единственное, что вижу перед собой, я открываю рот, чтобы закричать, но он кладёт на него руку и велит мне молчать.

— Тсс. Тсс. Я собираюсь вытащить тебя отсюда, — в другой руке он держит ключ. — Я здесь. Я спас тебя.

Что за любвеобильный ад здесь творится?

— Ты хочешь уйти и поехать домой со мной?

— Я хочу выбраться отсюда, да.

Он наклоняет голову, и его глаза мечутся по комнате, перед тем как вновь фокусируются на мне.

— Хочешь пойти со мной домой?

Я отчаянно киваю и позволяю ему отстегнуть наручники от запястья. Я скажу всё, что угодно, лишь бы выбраться отсюда. Я разминаю суставы круговыми движениями и встаю, как могу, но Ричард хватает меня. Меня больше должно заботить то, почему он здесь, но если он мой способ сбежать, я воспользуюсь этим и сбегу с Ричардом.

— Что происходит?

— Тсс, — он прикладывает палец к губам. — Потом объясню. Следуй за мной. Я здесь, чтобы спасти тебя.

Я так отчаянно хочу выбраться отсюда, что делаю, что он говорит, затыкаюсь и иду за ним. Когда мы выходим в коридор, я чувствую резкий металлический запах. Он доносится из кухни впереди, поэтому, когда я поскальзываюсь на чём-то, то смотрю вниз и вижу малиновую лужу у своих ног, я скольжу ещё сильнее от того, что пытаюсь выбраться из неё.