Андрей глухо молчал. К капучино он почти не притронулся. Слушал ее внимательно, но что сказать, пока не придумал. Нормально. Вдумчивый парень, осмысливающий все, что его окружает, часто страдающий, не знающий ответов на свои вопросы, путаный, неудовлетворенный и от этого неадекватный, нередко злой и предвзятый. Что он ей ответит, насколько глубоко понял то, что ему предлагают? Ей надо продолжать, или он все-таки соберется с мыслями? Обычно все спрашивают одно и то же. Оригинальных вопросов крайне мало.

— Почему это предлагают именно мне? Я, что, произвожу впечатление человека, которому в жизни ничего не удалось? Вы считаете меня неудачником? Другая жизнь нужна человеку, который недоволен своей и готов начать с нуля. Я доволен своей жизнью, мне другая не нужна.

— Андрей, я надеюсь вы понимаете, что вашу жизнь у вас никто не отнимает. Вы ее проживете как полагается, как считаете нужным, воспитаете своих детей и прочее …

— Вы не предлагаете умереть?

— Нет. Чтобы с какого-то момента начать жить «с другой стороны», вам вовсе не нужно умирать.

— С какого момента я начну жить там?

— Не могу вам точно сказать. С какого-то, видимо, переломного момента, когда это будет иметь смысл. Вы не будете конечно ребенком и не будете стариком. Перед вами будет жизнь, вы ее проживете, даже не подозревая о нашей встрече в капсуле.

— Что, где-то будет жить другой Андрей Дворкин?

— Почему Дворкин? Вряд ли вы снова будете Дворкиным. Это не ваша фамилия. Здесь вы приняли решение стать Дворкиным, но кто вам сказал, что вы примете это решение еще раз? Я не думаю. Обстоятельства изменятся.

— Какие обстоятельства? Мне важно это понимать.

— Не знаю.

— Ладно. А те, кого я люблю, будут там со мною?

— Кто-то будет, а кто-то нет. Я просто не знаю. Могу только сказать, что вас там будут любить близкие, как же, как любят здесь. Кто будет с вами рядом, мы не знаем. Я во всяком случае не знаю.

— Лида, ответьте мне на самый простой вопрос: зачем мне это все надо? Зачем мне жить параллельно? Что меня там ждет? Мне же этого никто не скажет.

— Ну и что? Когда вы родились, никто же не знал, что из вас получится и что вас ждет. А зачем вам это нужно? Это шанс, большинство людей не любит упускать своего шанса. Большинство, к которому вы, как мне кажется, принадлежите. Вы создаете свое счастье, т. е. ваша судьба зависит в основном от вас. Вы здесь совершали ошибки, там вы их может быть больше не совершите, но совершите другие. Другие ошибки — это другая жизнь. Другая жизнь — это особый интерес. Вам же интересно жить? Да или нет? Вы больше свершитесь профессионально, или будете больше счастливы в личной жизни, напишете книгу, снимете фильм … не знаю, какой вам привести пример.

— А если у меня ничего в альтернативной жизни не выйдет? Тогда как?

— Андрей, не знаю. Это ваше решение, вы его сами примете. Думайте.

— Сколько я могу думать?

— Нисколько. Если вы сейчас решительно не откажетесь от нашего предложения, вас ждет особое «кино», где вы посмотрите на себя со стороны, глазами других людей. Это наша единственная помощь в принятие вами решения. Мы встретимся еще раз и вы мне скажете, что вы решили.

— Подождите. Я вернусь домой?

— Конечно. Вы вернетесь домой завтра утром к восьми часам, причем без малейших воспоминаниях обо мне и капсуле. Предупреждая ваши вопросы о том, можно ли рассказывать близким о нашей встрече, отвечу: нечего будет рассказывать. Неясный сон, привидевшийся спьяну, это максимум того, что вы вспомните. В любом случае капсула не повлияет на вашу жизнь, ни на действительную, ни на альтернативную.

— Почему?

— Да, потому, что человеку этого не надо. Вы разве можете быть уверены, что нигде никогда не жили? Никто в этом не уверен, однако людей эти мысли вовсе не занимают. Все живут здесь и сейчас.

Лида знала, что происходит у Андрея в голове. Он пока не готов дать ей утвердительный ответ, но сам его не исключает. Ему надо подумать, попробовать сопрячь ее предложение со своим новым иудейским кредо. Творец правит всем, я, Андрей Дворкин — песчинка, несомая Его волей. То, что говорили нам пророки — истина, их законы справедливы и незыблемы. Творец знает все, что со мною происходило, происходит и произойдет. Он воздаст мне за исполнение Его заповедей и накажет, если я их нарушу. Не надо ни к чему стремиться, Бог дает то, что ты заслуживаешь, он руководит твоей жизнью, это хорошо и правильно. С тех пор как Андрей стал соблюдать Закон он практически полностью отказался от своих честолюбивых творческих планов: не надо чужого признания, не стоит стремиться к славе и деньгам. Раньше он так радовался удавшимся выставкам своих работ: то снимал стариков в домах престарелых, то матерей с дочерьми, то Питерские задворки. Темень, морщинистые лица, пожилые некрасивые люди, кучи мусора, полуразрушенные дома — вот что его интересовало. Сейчас выставки и заметки по поводу его работ в русском журнале стали безразличны. Он работал, чтобы кормить семью, платить за еврейское образование детей.

Жена Марина перестала заниматься танцами, растолстела, но Андрею это было безразлично. Жена — есть жена, главное, что она хорошая и верная еврейская женщина. Его семья и есть его настоящее богатство. Он их всех любит уважает. Он — хороший еврей, они готовят кошерную еду и соблюдают тагарат гамишпах, закон семейной чистоты. Сначала, когда реббе, которого Андрей считал другом семьи, убеждал его не трогать «нечистую» жену до миквы, очистительной ванны, он сомневался, что сможет так строго регулировать свои желания, но потом с удивлением понял, что так даже лучше, жена делалась более желанной. Десятидневный перерыв каждый месяц вовсе не был ему в тягость, наоборот, Андрей отдыхал от Марины, спал один, внизу, в фотолаборатории. И вообще, секс перестал доставлять ему острое наслаждение: вечное утомление, маленькие требовательные дети, заботы, обязанности.

За ужином Андрей пил, но алкоголь не делал его веселым, он пьянел, становился раздражительным, злым и нетерпимым. В глубине души ему бы хотелось, чтобы семья чаще оставляла его в покое, жизнь в Москве, юность и свобода все чаще представлялись ему невозвратным золотым веком. Свою ностальгия он считал грехом, уводящим его от праведной жизни. Тоску по далекой свободе Андрей старался обуздать, но Лида видела, что прошлое по-прежнему присутствовало в его жизни и как бы он не старался себя убедить, что у него все прекрасно, ощущение, что он чтобы упустил или упускает, что он мог бы быть достойным большего, не покидало его.

Сейчас обещание другого шанса Андрея завораживало. А вдруг он будет счастливее, все сложится по-другому, он проживет более яркую, полную взлетов и падений, жизнь! Если он в «капсуле», значит Творец так ему предназначил, значит так и надо. Бог его испытывает, разве он вправе ослушаться Его волю? Или все как раз наоборот: нельзя поддаваться искушению, искать других путей, кроме тех, что ему назначены?

А эта Лида … какая красивая женщина. Он мог бы ее снимать без конца. Не в чертах лица конечно дело. Он искал бы вечно ускользающие выражения ума, воли, манящей хитрости, лукавой всепонимающей усмешки. Ах, черт: она ему по-настоящему нравилась. Давно он не видел таких баб: четких, проницательных, женственных, внутренне свободных, самодостаточных. Да что себе врать! Он хочет быть с ней. Ну как это так? Если он изменит Марине, от станет «мамзером», неверным мужем и никогда не будет счастлив снова, Марина может от него уйти, ни одна честная еврейская женщина не вступит с ним в брак, жить с кем-то вне брака — грех. Что ему тогда делать? Жить с нееврейкой? Когда-то он так и делал, но сейчас … не станет. А, ведь, эта Лида вовсе не еврейка, шикса. Ничего хорошего из этого не получится. Но тут у Андрея появлялось другое соображение: он в капсуле и может делать, что хочет. Тут особое пространство, где ни один закон не имеет силы. Вот его шанс, ему нельзя противиться. Конечно Творец присутствует и здесь, но … что «но», Андрей не решил, но Лида должна быть сегодня с ним … и будет.