— Молодожёны, — с непонятной нежностью и с лёгкой завистью прокомментировала Тамми, мельком обернувшись посмотреть, что привлекло моё внимание. — Лучше на арену смотри, это же мантикора!

Название было знакомым, и происходило из того же источника, что и «знания» об оборотнях. Приняв волевое решение ничему не удивляться и подумать обо всём потом, в тишине, я действительно переключилась на происходящее на арене.

— Подожди… это что, капитан?! — сообразила я.

— Ага, — жадно наблюдая за боем, кивнула Таммили. — Он же шер-лорд, а титул этот определяется именно на весенних играх. Капитан несколько лет уже не участвовал, но звание сохранял, а это неправильно. Но, учитывая, что не участвовал он по указанию Совета, титул никто не отнимал, так что сегодня всё как раз решается, — быстро протараторила она.

А я, решив больше не отвлекать штурмана, тоже попыталась расслабиться и получить удовольствие, чем явно занимались все остальные на территории этого огромного цирка.

И, странно, у меня получилось. За боем двух опасных хищников было действительно интересно наблюдать, тем более, что бой был настолько честный, насколько это вообще возможно — без оружия, без дополнительной защиты, один на один.

Я наконец смогла рассмотреть разницу между тем, как вёл себя капитан в бою со мной — оба раза, на корабле и в зале, — и тем, как он на самом делесражался. Оба раза он не собирался меня убивать; и только теперь я поняла, насколько огромная пропасть лежит между боем на смерть и всем остальным. Всегда подозревала, что разница есть; но нас готовили к выживанию, нас не учили убивать, и важной частью подготовки было умение не рисковать и вовремя отступить.

И я вдруг поняла, что нахожу это красивым. Причём не только смертельный танец двух хищников на мелком песке арены, но всё это. Первобытную простоту голых эмоций, основанных на инстинктах. Возможность спустить с поводка то глубинное, звериное, жестокое, что оттачивалось десятками тысяч лет естественного отбора и пряталось за очень тонкой плёнкой разума и самоконтроля.

Поэтому я даже не удивилась, поймав себя на полном погружении в происходящее. И когда, наконец, извернувшись, перехватив увенчанный жалом хвост и сумев подобраться на расстояние удара, шер-лорд молниеносным движением голой рукой вскрыл грудную клетку огромного хищника, в едином порыве со всей ареной взвилась на ноги, приветствуя победителя. Проигравший зверь корчился в агонии, а победивший — вскинул над головой кулак с зажатым в нём оторванным куском хвоста. И когда демонстративным, но почему-то не выглядящим наигранно или неуместно жестом он, будто умываясь, пару раз лизнул залитое кровью зверя предплечье, с незнакомым доселе наслаждением, пользуясь широкими возможностями моих изменённых голосовых связок, вплела в многоголосый восторженный рёв свой низкий хриплый рык. В крови бушевала настоящая гормональная буря, эмоции выплёскивались наружу, вливаясь в общее море.

А потом скользящий по лицам мутный и почти безумный взгляд шер-лорда остановился на мне; пристальный, заглядывающий куда-то в неведомые и мне самой глубины. Мне отчего-то стало жарко и трудно дышать, стук собственного сердца оглушил, я нервно облизнула пересохшие губы. Стоящий на песке двуногий хищник вдруг скопировал мой жест, сыто облизнулся и изобразил нечто среднее между ухмылкой и оскалом. Едва заметно подался вперёд; кажется, никто, кроме меня, этого и не заметил, а я точно знала — он двинулся именно ко мне. Но отреагировать на это движение и даже осознать его я не успела: на арену высыпали какие-то люди, Райш будто очнулся от наваждения, зрительный контакт пропал.

Я медленно села на скамейку. Меня слегка потряхивало, в ушах стоял звон, перед глазами плыло. Я понятия не имела, что это было, что со мной происходит сейчас. И, самое главное, не хотела в этом разбираться. Во всяком случае, не сейчас.

После капитана вышел другой боец, я не запомнила имени. Зрители поддерживали всех бойцов, и я вместе с ними, но всё равно было ощущение, что чего-то недостаёт. Мне казалось, во время боя шер-лорда накал эмоций был выше; и, вспоминая его выступление на заседании Совета, я была почти уверена, что правильно понимаю причину такой неоднозначности.

Райш.

Как, оказывается, сильно я соскучился по этой свободе. По возможности выложиться на всю катушку, пройти по краю, сыграть со смертью в салочки… и до конца прочувствовать свою звериную природу.

Самец мантикоры был хорош. До той степени, до какой вообще может быть хорош этот великолепный смертельно опасный хищник, один из опаснейших зверей наших лесов. Я полной чашей пил его ярость, его ненависть, густо смешивал со своими эмоциями и щедро выплёскивал в зал, получая многократно отражённый и усиленный отклик, который принимало полностью открытое сознание. И я чувствовал себя всемогущим.

Инстинкты, родовая память, жажда победы и запах крови, пропитавшей эту арену, заставляли полностью забыть о том, что где-то там, за пределами толстых каменных стен, есть другой мир, другие законы и другое «я». Здесь и сейчас работал только закон силы, и силой этой был я. Не управляющий Райш, но самый опасный хищник этой планеты — шер-лорд.

Всё когда-то заканчивается; закончилась и жизнь мантикоры. Она закончилась уже в тот момент, когда я сумел перехватить стремительно мелькающий хвост — мгновенную смерть для любого недостаточно ловкого. Агония началась ещё до того, как мои когти, раздвигая и ломая рёбра, вошли зверю в грудь.

Дурманящий запах тёплой, живой ещё крови, хлынувшей из раны, щекотал ноздри. От того, чтобы впиться зубами в законную добычу, я ещё сумел удержаться, но отказать себе в удовольствии попробовать на вкус хотя бы то малое, что осталось на моих когтях, уже не сумел. Меня пробирала мелкая дрожь нервного возбуждения и наслаждения ощущением победы. В горле клокотал тихий довольный рык.

Я окинул окружающую меня толпу взглядом победителя, и толпа признала меня сильнейшим.

А потом взгляд зацепился за одно из лиц, и чувствующие свою власть над разумом инстинкты среагировали всплеском адреналина и тестостерона.

Сильная, горячая, быстрая…

Я отсюда видел совершенно однозначную ответную реакцию — расширенные зрачки, приоткрытые губы, участившееся дыхание, — и чувствовал запах. От привкуса её феромонов в голове поплыло.

Моя!

Я качнулся вперёд… и вдруг потерял запах и потерял её из виду. Хотел раздражённо отмахнуться от высыпавших на арену людей, отбросить досадную помеху и отправиться на поиски, догнать, взять законную добычу. Но тут вдруг проснулся разум.

…!..!

Меня буквально парализовало от осознания собственных инстинктивных реакций. И на кого! И каких!

Не помню, как я добрался до раздевалки и, главное, душевой. В голове вертелись только множественные нецензурные конструкции разной этажности. Думать о чём-то более определённом было попросту страшно.

Ледяная вода окутала тело ощущением покоя, смывая кровь, пыль и остатки чужих эмоций. И я рискнул осторожно вернуться мыслями к своей стремительно растущей проблеме о двух ногах. Задумался о том, как буду теперь с ней общаться; и, странно, никаких пугающих реакций не последовало.

Тогда, полагаясь на помощь ледяной воды, я осторожно погрузился в воспоминания. Понял, что вот такая, раскрасневшаяся, восторженная, в традиционном наряде и с девичьими лентами в волосах, моя подопечная представляет собой очень красивую девушку. Действительно — очень, хотя и необычную. Впрочем, эстетическим удовольствием на этом этапе всё и ограничивалось. Приободрённый этим, я рискнул сосредоточиться на выражении лица, — горящие глаза, приоткрытые в неосознанном предложении губы, — и тут эмоциональный отклик уже последовал. Впрочем, не настолько интенсивный и вполне подконтрольный рассудку; это было сознательное и почти разумное «хочу», которому можно было сказать веское «нельзя».

А вот стоило вспомнить запах, и разум мгновенно капитулировал. То есть не просто «не справлялся», а стеснительно отступал в сторонку, без боя оставляя тело во власти инстинктов. С трудом (во многом, благодаря холодной воде) подавив желание догнатьи обладатьпрямо сейчас, я вспомнил все тренировки разума, какие мог, и грубым пинком загнал обонятельный экстаз в дальний тёмный угол памяти.