Три дня спустя часть экипажа пригласили познакомиться с «Энтерпрайз», но мы сказали, что предпочитаем провести этот свободный день на берегу. Но стоило посмотреть, как дерутся за приглашение посетить американский корабль наши офицеры. Все три дня, пока мы стояли рядом, наши офицеры поднимались на авианосец, чтобы выпить, купить сигареты, зажигалки, виски и другую контрабанду. Обменивали также наши деньги на доллары. И в день окончания работ американцы с большой снисходительностью предоставили нам возможность познакомиться с «Энтерпрайзом». Но мы совсем не были расположены лизать им ноги, как наши офицеры, и никто не пошел. С нашими ребятами, что работали на перекачке нефти на американском корабле, они обращались как с индейцами, бросали им жевательную резинку, шоколад. А наши офицеры не обращали на это внимания, они были счастливы отношением к ним со стороны американцев.

Журналист: На чем основывается пренебрежительное отношение военных к собственному народу?

Мартинес: В нашей стране одной из характерных черт средних слоев, а это утверждаю не только я, об этом же говорит даже Фрей в одной из своих книг, является их неопределенность в плане политическом, что ведет к оппортунизму и карьеризму. Средние слои, зараженные карьеризмом, стремлением занять место повыше, такое же, как и крупная буржуазия, всегда испытывали особую ненависть ко всем, кто плохо одет. К примеру, они испытывают подлинную ненависть к грязному человеку. Они не задаются при этом вопросом, что, может быть, этот человек идет с работы или что дома у него нет воды; и даже больше, они ненавидят не только грязного человека, но и просто того, кто одет в поношенное или старое платье, только поэтому они называют его грязным и сторонятся его. Хорошо известно положение в государственных школах, где часто создается ситуация, когда бедно одетый ребенок сразу же становится предметом отчуждения. Я сам учился в двух государственных лицеях в бедных районах, где учились и многие дети средних и мелких служащих, и они плохо относились к тем ученикам, которые были одеты хуже их. Так вот, все это в общественной жизни приобретает другие масштабы. Это уже необъяснимый страх перед тем, что в определенный момент рабочий класс, крестьяне займут какое-то место в руководстве страной. В связи с тем что вместе с Сальвадором Альенде к власти пришли рабочие, крестьяне и эти «плохо одетые босяки» стали даже министрами — все это вызвало шок в средних слоях и у буржуазии вообще; а отсюда и в среде военных. Ненависть к народу стала предметом их повседневных разговоров. Вспомним презрительные прозвища по отношению к людям из Народного единства: все эти «вонючки», «грязнули»… «Плохо одетые» пришли к власти, это ведет к катастрофе. Досада чувствовалась повсюду: на политических митингах, в печати, у домашнего очага. А молодые люди, обучающиеся в военных училищах, помимо той порции ненависти к народу, которую они приобретают в своих академиях и частях, ощущают такое же давление еще и со стороны своих близких. И тогда человек просто никак не может освободиться от этого, он живет в обстановке необъяснимой ненависти к народу. Это главное в его жизни.

Занятен также вопрос о милитаристском духе латифундиста. Посмотри, что происходит: латифундист обычно и охотник, а потому он любит оружие; и с малолетства сын латифундиста приобщается к огнестрельному оружию.

Журналист: Но в целом латифундисты пренебрежительно относятся к офицерам, служащим в провинции.

Мартинес: Здесь двойная игра. С одной стороны, некоторые латифундисты ищут связей с офицерством расположенного вблизи полка. А с другой стороны, сам офицер ищет связей в среде местных денежных людей, поскольку общаться с босяками он не будет. Денежных тузов в провинциальных поселениях представляют крупный торговец, местный торговый спрут и землевладелец. Обычно проводится много празднеств, поскольку офицерам очень нравятся вечеринки, шумные веселья, танцы. Поэтому местные власти часто организуют и приглашают на них офицеров. Эти пикники возмещаются офицерами для местной знати встречами в казино соответствующего полка. Причем их оплачивает казначей полка. Сейчас они очень озабочены состоянием бюджета, но забывают о пирушках, которые им оплачивало государство, когда они назначались в провинциальные гарнизоны. И так же как офицер представляет собой буржуазию и средний класс, унтер-офицер — это, в общем, деклассированный рабочий или выходец из самых низов мелкой буржуазии. Унтер-офицер — это наиболее обиженный из них, наиболее недовольный. Он знает, что никогда не будет ходить в потрепанном костюме, даже если он и является сыном рабочего. Офицер делает себе костюм на заказ; унтер-офицеру одежда выдается массового производства, но некоторые унтер-офицеры тоже шьют ее на заказ, что особенно заметно по мундирам старших унтер-офицеров, фельдфебелей. Это генерал среди рядовых. На козырьке головного убора он носит желтое шитье, как и офицер, и не носит ремень, то есть его мундир походит на офицерский. А чтобы он еще больше походил на офицерский, он шьет его у портного.

В военные училища раньше шли провалившиеся, которые после колледжа не могли попасть в университет. А также явные фашисты, которые понимают, что в гражданской жизни им делать нечего. Это люди, которые ищут место, где можно выплеснуть свои обиды и ненависть, а это можно сделать, только надев мундир.

Журналист: Почему же военные испытывают ненависть к университетам? Они закрыли факультеты, преследуют преподавателей, назначают «ректоров» из военных.

Мартинес: Это естественно, потому что армейский офицер — человек, ненавидящий все, что означает прогресс или связано с интеллектом. Военный — это человек, который чувствует себя уязвленным, разговаривая с окончившим университет, и обычно с такими людьми он разговаривает жестко, чтобы доказать свое мнимое превосходство. Это ненависть к знаниям, к развитию мышления. И как следствие — он утверждает себя демонстрацией силы.

Возьмем пример Пиночета, который написал глупейшую книгу о геополитике, отражающую убогость его интеллекта. Отсюда, будь сказано в скобках, ненависть к генералу Пратсу, который был человеком с обширными познаниями, даже военную специальность имел исключительно трудную — военная стратегия. Тогда как Пиночет был преподавателем геополитики, а это все равно что сравнивать профессора математики с преподавателем ручного труда. Аналогичный пример и с адмиралом Монтеро Корнехо, чья военная специальность была связана с электроникой, и человек он очень образованный, с литературными наклонностями.

Журналист: Ты можешь рассказать мне о том, чему тебя учили?

Рамирес: Так вот, очень важна идеологическая обработка. Велась она с помощью фильмов, диапозитивов. Были также и теоретические занятия. Нам говорили о родине, о высоких духовных ценностях… о Тихоокеанской войне… И очень своеобразно говорили об О’Хиггинсе. О том, что первым президентом был вовсе не О’Хиггинс, а Каррера. Что О’Хиггинс был человеком плохого происхождения, так как являлся незаконнорожденным. О’Хиггинса дискредитировали, поскольку он был «сыном любви».

Нас учили, что мы должны доносить на коммунистов. О рабочих говорилось с пренебрежением. К примеру, если кто-то вел себя недисциплинированно, ему внушали, что полк — это не профсоюз, что в полку должны быть порядок и дисциплина. Иначе говоря, профсоюз представлялся в виде вражеской организации, как нечто достойное только презрения. Рабочие рассматривались как класс, который всегда должен подчиняться «действующим законам, уставу и распоряжениям». Нам говорили, что быть коммунистом — значит быть бандитом, «человеком думающим, но зависимым», то есть зависимым от Советского Союза. Разговоры велись в этом духе.