У Григория VII складывался последовательный план полного подчинения римскому папе всех христианских государств. Безусловно, эта программа была весьма реакционной даже для своего времени.

Григорий VII принял и практические меры к тому, чтобы реализовать свои теократические[9] планы. Он всерьез пытался принудить всех христианских королей к ленной присяге апостольскому престолу (а, следовательно — и к обязательным ежегодным взносам в папскую казну). Однако эта политика встретила сопротивление многих государей, в особенности, императоров «Священной Римской империи», борьба с которыми продолжалась и при преемниках Григория VII.

Стремления римских первосвященников к созданию универсальной папской теократии были ярким показателем того, какое значение приобрели в Европе в XI в. римско-католическая церковь и ее центр — папская курия. Как богатейшая феодальная организация, католическая церковь была кровно заинтересована в укреплении феодального режима. Вот почему папство возымело намерение не только защитить материальные интересы самой церкви, но и сплотить под своей верховной властью разрозненные силы феодалов, чтобы упрочить позиции феодального землевладения в обстановке тех смут, которые характеризовали жизнь Запада в XI столетии.

Существенной частью этой теократической программы было стремление папства ликвидировать самостоятельность восточной, греко-православной церкви, окончательно отделившейся от римско-католической в 1054 г.[10]. Именно в связи с этими попытками возникли и первые наброски плана завоевательного похода против мусульманского Востока. Чтобы понять, как это произошло, необходимо ознакомиться с некоторыми событиями международной жизни второй половины XI в., событиями, в которых центральное место принадлежало Византии.

Византия и сельджуки. Византия — наследница Римской империи — давно уже растеряла многие из своих прежних восточных владений. Даже на Балканах и в Малой Азии позиции Византийского государства становились все более шаткими.

Наиболее грозным для нее оказался натиск тюркских кочевников, явившихся из Средней Азии,— сельджуков[11]. В правление султана Алп-Арслана (1063—1072) сельджуки вторглись в Армению, большая часть которой находилась тогда под властью Византии. Они воевали с Грузией и все в большем количестве просачивались в византийские провинции Малой Азии — в Каппадокию и во Фригию.

Опасность со стороны сельджуков принимала угрожающие размеры. Император Роман IV Диоген (1068—1071) попытался остановить их продвижение. Византийские -войска предприняли против них две успешные кампании. С Алп-Арсланом было заключено перемирие. Но затем Роман IV неожиданно для сельджуков двинул против них еще одну, 300-тысячную армию — самую значительную из всех, которые снаряжались им до этого. Эта разнокалиберная армия наемников, среди которых были и греки, и норманны, и армяне, и грузины, и славяне, и даже тюркские отряды, не отличалась сплоченностью. В последний момент тюрки переметнулись на сторону своих единоплеменников. 26 августа 1071 г. в битве с сельджуками при Маназкерте (по-гречески — Манцикерт), севернее озера Ван (в Армении), византийское войско потерпело страшное поражение. Сельджуки применили испытанный маневр кочевников: начав для виду отступление, они заманили противника, а затем, повернув обратно, с огромной силой обрушились на византийцев. Армия Романа IV была уничтожена. Император, впервые в истории Византии, попал в плен и был повержен к ногам султана-победителя.

В результате катастрофического для Византии поражения при Маназкерте империя потеряла свои богатые малоазиатские провинции. Вскоре, между 1078 и 1081 гг., сельджуки стали господами и на западе полуострова.

Византия сумела удержать за собой лишь немногие города на берегу Мраморного моря. По выражению одного историка, из окон императорского дворца в Константинополе теперь можно было видеть на востоке горы, которые уже не принадлежали империи.

Если одна половина Византийской империи оказалась завоеванной сельджуками, то другая находилась в состоянии полнейшей анархии. Внутриполитическое положение Византии было крайне неустойчивым. Различные группировки феодальной знати вели друг с другом борьбу за власть. Армия, пополнявшаяся, главным образом, наемниками, становилась все менее надежной. К этому времени в Византии почти исчезло свободное крестьянство. Крепостные (парики), доведенные до нищеты крупными землевладельцами-динатами и взяточниками-чиновниками, не имели никакой охоты сражаться с врагами империи. Денег в казне было недостаточно: доходы государства резко пали. Империя все более дробилась на полусамостоятельные феодальные владения и, казалось, стояла на грани полного распада[12].

Папство и Константинополь. Как возник первый проект «священной войны». Всеми этими обстоятельствами поспешил воспользоваться Григорий VII. Ближайшая его цель состояла в том, чтобы поставить греческую церковь под начало апостольского престола, в дальнейшем же папа рассчитывал подчинить власти Рима и самую Византийскую империю. Это значительно расширило бы материальные ресурсы римско-католической церкви и облегчило бы папству осуществление его универсалистской программы на Западе. Обессилевшая в борьбе с сельджуками, ослабленная изнутри, Византия казалась папе легкой добычей.

Вначале Григорий VII прибег к дипломатическим средствам: в 1073 г. он вступил в переговоры с императором Михаилом VII Дукой о том, чтобы «возобновить древнее, богом установленное согласие, — как писал Григорий VII византийскому василевсу летом 1073 г., — между римской и константинопольской церквами». Папа хотел навязать Византии церковную унию на условиях полного подчинения греческой церкви Риму. Однако непомерные требования Григория VII, выдвинутые им во время переговоров, натолкнулись на оппозицию в Константинополе.

Вот тогда-то у папы и возникла мысль добиться своих целей вооруженной силой. Он задумал организовать военный поход на Восток, прикрыв его истинные цели лозунгами защиты христианской веры и помощи грекам против мусульман-сельджуков.

Почему было не попытаться осуществить на византийском Востоке то, чего не удалось достигнуть в Испании? Почему не направить к Константинополю рыцарскую вольницу, которая терпела неудачи в испанской реконкисте, к тому же — с несомненной пользой для самого папского престола? — Безусловно, ввиду многочисленного западного войска византийские правители повели бы себя уступчивее, а там — кто знает, как обернулась бы эта затея в случае ее успеха?

В 1074 г., через несколько месяцев после начала дипломатических переговоров с Константинополем, Григорий VII обратился с посланиями к некоторым видным феодальным правителям на Западе и ко всем «верным святого Петра» с призывом принять участие в войне на Востоке. Папа звал выручить восточную церковь из беды и не скупился на обещания небесных наград тем, кто согласится воевать с «неверными»: «Бейтесь смело, — увещевал папа верующих, — чтобы снискать в небесах славу, которая превзойдет все ваши ожидания. Вам представляется случай малым трудом приобрести вечное блаженство».

Григорий VII придавал огромное значение затевавшемуся им предприятию. В своих письмах он несколько раз повторял, что намерен самолично встать во главе войска западных христиан и «отправиться за море». Замысел папы был очень прост: целью похода объявлялась поддержка братьев по вере, спасение греков-христиан от «неверных».

Такой проект должен был встретить благосклонное отношение западного рыцарства, тех его слоев, которые с санкции папства уже до этого выступали под религиозным флагом против арабов в Испании. «Я верю, — писал папа маркграфине Матильде Тосканской, — что в этом деле нам окажут содействие многие рыцари».

В действительности лозунги защиты христианской веры призваны были замаскировать намерения Рима, ничего общего не имевшие со спасением восточного «христианства», о чем папу никто и не просил. Религиозные интересы, о которых так красноречиво говорил Григорий VII в своих посланиях на Запад, в глазах этого церковного политика никогда не имели первенствующего значения[13].