А то я не знал!

Тимониан Антрасайт. Это я – «советник» гарантирует. Тим. Антрасайт. Это по-английски «антрацит». Что такое «английский»? «Советник» не знает. А вот «непонятная хрень» с помощью боли оповещает, что это такой язык. Но расшифровывать не собирается – пользуйся «ас ис», парень! Но уже и это впечатляет – почти полное совпадение названия корпорации и фамилии. Впечатляет и напрягает.

И еще всплыло. Тимониан и Сабрина Антрасайт – дети Хаммара и Майи Антрасайт. А бабушкой у них (у нас!) работает Двидора Антрасайт. И прадедушкой – Кречет Антрасайт. А вот он уже – председатель совета директоров «Антрацит корп». Прежде чем погаснуть, «цепочка» «порадовала» всего одной статистической строчкой: «Антрацит корп. – 4598 звездных систем».

«Очешуеть! – отреагировал „второй“. – Это куда круче, чем какие-то там принцы и принцессы!»

Ай, сука, что ж ты болишь-то так, а!

На улице был ранний вечер. Небо с длинными перламутровыми полосками облаков и многочисленными нитками инверсионных следов красиво подсвечивалось снизу уже почти закатившимся солнцем…

И широкая белесая полоса пересекала весь небосвод с востока на запад, изгибаясь исполинской дугой к югу…

«Астероидное кольцо планеты…», – тихонько подсказал «советник».

Хотел что-то добавить, но его перебил «второй»:

«А-а-а! Я – гребанный попаданец!» – в панике завопил он. – «А-а-а!»

«Заткнулись оба!» – мысленно рявкнул я, поморщившись от боли в темени.

Оба притихли и боль быстро сошла на нет. Интересный способ борьбы с мигренью, м-да…

Воздух кажется теплым. Но от дыхания вырывается слабый пар. Снега нет, инея тоже нет. А одет я сравнительно легко – черные мягкие туфли, черные брюки, бордовая рубашка с черным галстуком-веревочкой и черный… мундир, наверно. Но не холодно ни капли, хотя по ощущениям ткань тонюсенькая. И все это чистое – от пыли и грязи подземелья не осталось и следа. Сабрина, между прочим, снова «косплеит» (да прекрати ты болеть, дрянь!) белоснежного ангелочка без единого грязного пятнышка. И тоже от холода неудобств не испытывает.

Мундир у меня шикарный. «Безболезненный советник» нашел мой туалет самым обычным, а вот «болячка» болезненно удивилась антрацитово-черной необычной ткани. И слабым искоркам, пробегающим по красным швам – будто светящаяся жидкость течет по тончайшим прозрачным трубочкам. И – изумительной невесомости одежды, которая нигде не жала и не стесняла.

«Работа портного. Не ширпотреб какой-нибудь!» – равнодушно откликнулся «советник» на «одежные страсти» «второго».

От главного здания резиденции остался косой «уголок» из двух стен. Высота и пустые проемы говорили, что этажей в здании не менее трех. Было. Теперь – груда камня. Дымящаяся, но не горящая. То ли нечему гореть, то ли не занялось. И поднимался над развалинами не дым, а скорее бетонная пыль еще не успела осесть. А ветра, чтобы быстро снести в сторону, не было.

Легкость, с которой мы покинули подземный ход, объяснялась просто – вход в него находился не в разрушенном главном здании, а в одной из вспомогательных построек, пострадавших сравнительно слабо.

– Я почувствовала один удар. – Задумчиво пробормотала Сабрина, рассматривая руины. – Не менее двух-трех «четвертушек» одним залпом. Но пожаров нет. Видимо, ОДАБом заполировали. ОДАБ под землей мог и не почувствоваться. Неужели, хотели наверняка нас грохнуть? – И зябко передернула плечами.

Знания всплыли в голове легко и непринужденно. Без боли. То есть принадлежали «советнику», а не «второму»-болезному.

– ОДАБ против бункера? Сабрина, солнышко, не смеши меня! Хотели бы уничтожить бункер – положили бы «Зубило». А не знать про бункер они не могли. ОДАБом, видимо, потушили начинающийся пожар.

«Зубило», как охотно объяснила память, это противобункерный боеприпас. Такая дура с прочной головной частью, которая пробивает почву, бетонные перекрытия и взрывается на многометровой глубине. То ли двадцать метров, то ли сто – на этот счет память затруднилась, сославшись на большое разнообразие в этом классе боеприпасов.

– Пф! – Возмущенно вздернутый носик был мне ответом. А потому что возразить старшему брату нечего – старший брат кругом прав.

– С собой что-нибудь берем? Документы, деньги, драгоценности… Депортация – штука такая…

Я неопределенно покрутил пальцами, хотя ничегошеньки полезного о депортации припомнить не смог. Но был уверен железно, что в материальном отношении депортируемым можно только посочувствовать… если у них на руках нет чего-нибудь полезного или ценного. Впрочем, и в этом случае могут случиться… коллизии. Болезненные и даже смертельные. А спросил потому, что не помнил, где эти документы-деньги-драгоценности хранятся. Но если в главном здании – тогда беда-печаль – в этой груде камней мы копаться точно не будем.

– Зачем? – Сабрина даже опешила. – Какие документы? Какие деньги?

Глазки большие, в глазах – настоящее беспокойство. Наверно, я ляпнул что-то совсем уж глупое («Безналичный расчет, удостоверение личности зашито в инкоме „на железо“, то есть ЭМИ ему не страшен», – подтвердил мою ошибку «второй»). Но хоть какое-то беспокойство за брата продемонстрировано, и то ладно. Так что не будем усугублять. Я в ответ пожал плечами и направился в сторону ворот… находящихся метрах в четырехстах – резиденция семьи Антрасайт была огромной.

– … наши денежные счета привязаны к ай-ди наших инкомов. – Сабрина меня быстро догнала. – Инкомы, конечно, не работают, но «белые» обязаны нам их восстановить! Даже если откажутся восстанавливать – но они не имеют права! – наниты за пару дней их починят! Нам же ставили последние модели! У тебя вообще «Кабураги-Атом» стоит!

Я не стал напоминать о том, что через сутки все, находящиеся на планете Секура, будут считаться уволившимися из «Антрацит» и готовыми к найму в «Пирит». Сабрина показала себя крайне рассудительным и умным ребенком – вряд ли она менее внимательно слушала объявление. Да и подозрительное совпадение наших фамилий и названия компании намекало – так просто нам с Сабриной место работы не поменять. Это если даже забыть о нашем несовершеннолетии…

Мы ведь несовершеннолетние?

«Ага» – почти синхронно на два голоса выдала память.

Резиденция была огромной, и находилась почти в центре города. В этот раз головная боль от удивления сим фактом была слабой, а «безболезненная» часть памяти согласно покивала и, гордо надувшись, поведала о крутизне семьи Антрасайт и обыденности такого явления, как размещение главной резиденции в центре своих владений.

Миновав очень красивый и ухоженный парк с милыми дорожками, вышли за ворота. Такие, знаете, ажурненькие и воздушные на вид воротца… четырех метров высотой с очень гармонично вписанными в металлический рисунок листиками, острыми гранями по верху. То есть хрен через эту «калиточку» перелезешь без того, чтоб не пораниться. Порежешься – как минимум.

Резиденция располагалась на небольшой возвышенности, поэтому город был, как на ладони.

Обычный такой город. Двух-, трех-, четырехэтажные дома-особняки, многоэтажные жилые коробки… Во всех зданиях в окнах беззаботно и уютно горел свет. После бомбардировки, ага. После ЭМИ, ага. Это когда все пробки должно было вышибить к чертям. Не выли сирены, не бегали в панике люди, не носились с мигалками машины (опять кольнуло в висок) экстренных служб.

И разрушений в городе не было. Вообще. Во всяком случае, видимых. Не было раненых, не было убитых, не поднимались жирные черные столбы дыма… и белые – не поднимались. Не полыхали пожары, не стояла пыль от разрушенных до основания зданий.

И никто не торопился на помощь к разрушенной резиденции семьи Антрасайт, такой всей из себя крутой и богатой.

Сабрина уверенно потянула меня за собой. И мы успели бодренько прошагать по безлюдной (и безмашинной) дороге аж сотню метров.

В одном из ближайших дворов тихонько взрыкнул мощный двигатель, полыхнули фары и нас нагнал… БТР. Огромный, брутальный, угловатый. С острыми углами. Восьмиколесный. Покрытый черным-бело-голубым камуфляжем.