Сегодняшний — один из таких дней-зарниц.

Начался он с того, что, раскрыв поутру глаза, я увидел в двух шагах от себя спящего на раскладушке Агафона. «А ведь у меня теперь есть друг!» — подумал я, и настроение сразу поднялось, как ртуть в термометре от подогрева.

У его изголовья на табуретке лежал «археологический роман», раскрытый примерно посередине. Прикинув в уме, я понял: Агафон читал до самого рассвета. Распахнув пошире фортку, отправился, как обычно по утрам, в ванную — принять прохладный душ. Приобрел эту привычку благодаря настойчивости тети Агнии.

Тетя, видимо, уже готовила завтрак — по выходным хозяйничала на кухне она; сейчас оттуда доносилось постукивание и негромкое тетино пение. Точней, тетя Агния на разные лады повторяла одну и ту же фразу знаменитой песни из репертуара Аллы Пугачевой:

Без меня тебе, любимый мой,

Земля мала, как остров...

«Тетин «термометр» тоже на высокой отметке»,— подумал я с удовольствием, налаживая душ. Вода зашумела, тугие струйки ударялись о мою макушку, и каждая из них все прибавляла веселого настроения. Я чуть было тоже не запел, но вовремя вспомнил мамин сожалеющий приговор — «Увы, певца из тебя не выйдет» — и «притормозил». Когда, покончив с процедурой омовения, начал растираться, в кухне песня уже не звучала: там, кажется, шел разговор на повышенных тонах.

— Я заметила: вы начинаете свои придирки, когда я пою. То есть когда у меня хорошее настроение,— послышался тетин голос.— Я давно собиралась вам сказать: пора бы смириться с тем, что бабушкой не стали. Что поделать, если вам такая невестка досталась. Не всем это дано, оказывается...

- Давно надо бы об этом сказать! — прогудела Капитолина Даниловна.

- А что бы это изменило, дорогая матушка? С судьбой ведь не поспоришь.

- Смолоду можно было бы и поспорить!

- Старая песня! Давайте сменим сегодня мотив, а к разговору как-нибудь еще вернемся...

«Песня» действительно была старая, но «мотив» — со стороны тети Агнии — отличался от прежнего. В нем не было слышно никакого раздражения, напротив, прозвучал добродушно.

- Вчера вечером Валера у меня спрашивает: что, если нам из Дома ребенка малыша взять на воспитание? — продолжала Капитолина Даниловна, не обращая внимания на совет «сменить мотив».

- И что же, интересно, вы ему ответили?

- То, что следует. Подкидыш — он и есть подкидыш, как его не воспитывай. Непутевой матерью рожден, скорей всего, пьяницей беспросветной. Разве можно ждать, что от такой потомство будет путевое?

- Величайший композитор Бетховен был, между прочим, рожден от отца-алкоголика.

— Оттого, наверно, и оглох будучи молодым.

После довольно продолжительной паузы Капитолина Даниловна, смягчив голос, спросила:

- На базар сама пойдешь или мне сходить?

- Лучше бы вам сходить. На мою голову еще Агафон этот свалился, с завтраком бы управиться, а там обед скоро,— последовал ответ.

- Ладно, схожу я.

Хлопнула дверь, Капитолина Даниловна, видимо, покинула кухню. Минуты через две-три хлопнула другая дверь, наружная; тетя Агния на какое-то время осталась в доме полновластной хозяйкой. Интересно, станет ли она и теперь напевать? Стала:

Без меня тебе, любимый мой,

Лететь с одним крылом...

Вполголоса, небрежно напевать отрывки различных песен было в обычае тети Агнии, когда она возилась на кухне, но сегодня в ее напеве было непривычное. Почему на разные лады все одно и то же: «Без меня тебе, любимый мой...»

Однажды, еще в детстве, я слышал, как на старинном патефоне прокручивали испорченную пластинку — заело на одном месте, и все повторялась и повторялась одна и та же строка из песни. Не помню теперь, какой именно. Я тогда смеялся вместе со всеми; сейчас же, когда у тети Агнии тоже «заело», мне не было смешно.

Вспомнилось, что и вчера вечером она тоже была какая-то не совсем на себя похожая, отрешенная, что ли. И сейчас тоже — обидные упреки Капитолины Даниловны не очень-то ее тронули...

Резкий телефонный звонок прервал мои размышления.

- Вас слушают,— послышался приглушенный тетин голос. Телефон был на тумбочке в коридоре, и я хорошо все слышал.

Некоторое время стояла тишина — тетя Агния, наверное, слушала, что ей говорили с того конца провода. Я начал было одеваться, но следующая тетина фраза, сказанная еще тише прежней, остановила меня:

- Да ведь вчера я все сказала тебе. Чего же ты еще хочешь от меня?

Я понял: разговор этот секретный, для моих ушей не предназначенный, и не знал, как мне быть. Объявиться, что я тут, в ванной, и все слышу? Нарочно громко поплескал водой, покашлял.

Тетя Агния никак не отозвалась на это. После паузы послышался опять ее голос:

- Зачем нам с тобой встречаться? Это ровно ничего не изменит. Что было, то ушло и, как говорится, быльем поросло.

Опять ей там что-то сказали, и тетя нервно засмеялась. Почти не приглушая больше голоса, ответила:

- Думай что хочешь, пусть «боюсь», если тебя это устраивает. Очень прошу: не звони больше.

Было слышно, как тетя Агния положила на рычажок трубку и ушла на кухню. Я вышел из ванной и заспешил к себе в комнату. Вдруг Агафон уже проснулся? Ничего подобного. Он лежал в прежней позе, на животе, уткнувшись носом в подушку, и даже слегка похрапывал. Я подошел к нему, чтобы поправить сбившееся в ноги одеяло, и тут из коридора опять послышался требовательный телефонный звонок.

Тетя Агния не подходила к телефону, Валерий Петрович, наверное, еще спал, его матери дома не было; телефон все не унимался, и я снял трубку.

Я успел сказать всего лишь «але» — подошедшая тетя Агния взяла у меня трубку и положила на рычажок.

- Будь добр, не подходи сегодня к телефону.— Чуть помедлив, она прибавила: — Ты, как я понимаю, все слышал и, наверно, догадался, кто мне названивает? Вечером он уедет.

Только сейчас догадка, как говорится, осенила меня, вспомнилось, как тетя Агния «исповедовалась»: «любила одного, а замуж вышла за другого».

- Неужели тот самый, тетя?

- Угадал. Тот самый, Тоник.

- Он хочет с вами увидеться?

- Хочет. Мало ему того, что через свою сестру несколько писем мне прислал со своим раскаянием запоздалым — теперь вот сам нагрянул. Едет в командировку в Москву, попутно в родной город вздумал завернуть.

Тут снова затрезвонил телефон — мы оба молча уставились на него. Лицо у тети Агнии сделалось возмущенное и вместе с тем как будто растерянное, хмыкнув, она направилась в кухню.

— Иди в комнату, буди своего Агафона. Минут через десять буду вас кормить твоими любимыми оладьями с повидлом.

Я еще не успел уйти, как в коридор выглянул с заспанным лицом Валерий Петрович. Недоуменно поглядев на трезвонивший телефон, поинтересовался:

— Почему никто не слышит? Агнеши разве нет дома?

Отвечать мне не понадобилось — из кухни вышла тетя Агния, наигранно-весело сказала мужу:

— Не тревожься, пожалуйста. Это мне. Я все тебе потом объясню.

Подойдя к телефону, сняла трубку, положила на тумбочку и прикрыла плотной тряпкой. Внимательно поглядев на нее, Валерий Петрович ушел.

Я глядел на тетю с нескрываемым любопытством — выходит, та, давнишняя тайна тетиной жизни продолжается? Что-то непохоже, что на том, былом, поставлен крест. И не смог не спросить:

— Вы так боитесь с ним встретиться?

Тетя Агния наградила меня негодующим взглядом.

— А вот это не твоего ума дело! Зелен еще — такие «глубокомысленные» выводы делать.

Можно было напомнить, что ведь она сама, по собственной инициативе, эту свою тайну мне раскрыла — выходит, не находила таким уж «зеленым»,— что же теперь негодовать, что мне хочется во все это непонятное вникнуть? Однако у меня хватило выдержки промолчать — постоянство не в характере моей тетушки, тут уж ничего не поделаешь!

— Обижаться на меня, право, не стоит. Мне сейчас... Он очень просит приехать на вокзал проводить его.