- Почему же вам не съездить, тетя? Все ему и объясните.

- Для тебя, конечно, все просто...— Тетя Агния задумалась на минуту.— А ведь ты, Егорушка, пожалуй, прав. Надо поехать и объясниться, а то как бы потом снова не начал бомбардировать меня своими письмами.

Она помолчала, потом пристально посмотрела на меня и ушла на кухню.

Агафона, оказалось, разбудили телефонные звонки: перебравшись в мое отсутствие с раскладушки на диван, он упоенно читал «археологический роман». Даже за завтраком не хотел выпустить книгу из рук — пришлось тете Агнии вмешаться, поправить этот непорядок. Ей Агафон подчинился с первого слова.

День выдался такой ослепительно яркий, что трудно было высидеть дома, однако Агафон ни о какой прогулке в парк даже слушать не захотел — не мог от книги оторваться. Читать так читать — я порылся немного на книжной полке и облюбовал себе Лескова, точней, «Очарованного странника»,— очень заинтересовала иллюстрация во всю страницу, на которой была изображена дивной красоты молодая цыганка. Разом и про парк позабыл.

Когда наконец Агафон «доконал», по его определению, прославленных на весь мир археологов, у нас с ним состоялся очень важный разговор...

Мы все-таки прошвырнулись в парк. Когда шли туда, Агафон за всю дорогу нехотя обронил лишь несколько крайне лаконичных фраз — настолько сосредоточен в себе, углублен в какие-то свои, судя по выражению лица, невеселые мысли.

Об отце, конечно, вспомнил, подумал я. Маньяком каким-то сделался. С таким упоением, казалось бы, читал книгу о столь замечательных людях, настолько их поистине сказочные деяния (именно деяния, а не дела) увлекли его — и вот, пожалуйста! Стоило ему закрыть книгу, и разом отсек все прочитанное, родитель ему весь белый свет затмил.

— Лучше бы ты не давал мне эту книгу! — сказал он вдруг, когда мы были уже в парке.— Не расстраивал бы.

И такая тоска прорвалась в его глуховатом голосе! Я в изумлении уставился на него.

— К-кабы я не был з-заикой, попросился бы после десятого в экспедицию,— пояснил он и, помолчав, прибавил: — В любую! Главное — куда подальше. В тайгу или пустыню, а лучше всего — в кругосветное путешествие, по морям и океанам.

- Но это же здорово, что у тебя такая мечта появилась! — восхищенно сказал я.

- Давно появилась, еще когда я в третьем классе учился,— уточнил Агафон, усмехнувшись.— Как-то на день рождения мне подарили книгу о Пржевальском. Я ее, не в пример другим книгам, очень быстро осилил! С тех пор и втемяшилось мне это в башку: вот бы самому попутешествовать, свет белый повидать.

- Ну и отлично, что втемяшилось! Почему бы тебе...

- Потому, что кончается на «у»! — грубо перебил меня Агафон.— Повторить, почему? Не очень-то это приятно: чувствовать себя отщепенцем среди людей.

- Но ведь твой...— Я запнулся, не зная, как поделикатней определить его физический недуг.— Среди товарищей по классу разве ты чувствуешь себя отщепенцем? А участники любой экспедиции, надо полагать, люди более сознательные.

- Что мне до того, что сознательные, если я с ними по-человечески разговаривать не смогу! К твоему сведению,не чувствую я себя наравне даже с товарищами по классу,

а ведь привык к ним с малолетства.

- Ты просто почему-то вбил себе это в голову! — возразил я горячо.— Вот сейчас мы с тобой вполне нормально разговариваем, ты почти не заикаешься.

Агафон удивленно воззрился на меня.

— В самом деле, почти не заикаюсь...— И вдруг лицо его как бы осветилось.— Вот если бы с тобой вместе!..— Он не договорил.

Почему бы и нет? Я и сам не раз подумывал о каком-нибудь увлекательном дальнем странствии, а путешествовать на пару с другом — что может быть увлекательней? Станем участниками какой-нибудь археологической экспедиции.

И я принялся вслух фантазировать. Интересней всего побывать бы в районе прославленного на весь мир Байкала. А среднеазиатская пустыня с ее движущимися песками... Все это своими глазами увидеть...

Со странным выражением лица слушал меня Агафон — как человек недоверчивый, который и хотел бы поверить во все эти заманчивые планы, но боится в них поверить. Я спросил у него: что в этих планах такого уж несбыточного? В ответ услышал уклончивую фразу:

— Поживем — увидим.

Сказал — как бы точку на этой теме поставил. По стежке между изумрудных березок к нам приближались две симпатичные девушки, весело о чем-то щебетавшие,— Агафон так и вперился в одну из них взглядом. Проходя мимо нас, девушки примолкли, видимо, их беседа касалась девичьих секретов.

- Правда, вон та, которая повыше, на Таню похожа? — спросил Агафон, задумчиво поглядев им вслед. И вдруг широко улыбнулся.

- На Таню? — переспросил я, не сразу перенесясь из экзотической пустыни в наш городской парк.

- Ну да, на Таню Пронину.

- Пожалуй,— ответил я, вовсе не уверенный, что это сходство на самом деле есть. Но если Агафону этого хочется...

Впервые я видел на его лице такую хорошую улыбку. Она сделала Агафона почти красивым!

- Почаще вот так улыбайся,— посоветовал я.

- Было бы с чего! — как бы нехотя отозвался мой друг, и его лицо сразу потускнело.

- Не надо...— попросил я. И в ответ на его недоуменный взгляд, не сразу подыскивая нужные слова, сбивчиво стал объяснять: — Нельзя, чтобы мрачная отцова тень повсюду за тобой следовала. Далее вот сейчас она здесь... Выходит так, вся жизнь на нем замыкается. Позволяешь, чтобы он отравлял тебе настроение...

Запнувшись, я вопрошающе поглядел на Агафона: понимает ли мои не совсем внятные слова?

Он понимал! Что-то у него как будто булькнуло в горле; остановившись, он взял мою руку и так стиснул, что побелели пальцы.

Довольно долго мы гуляли в тот вечер.

Было где-то около полуночи, когда мы пришли домой. Агафон сразу же уснул, а я долго еще таращился на полную ясную луну в окне и совсем не хотел спать. Старался думать о предстоящих экзаменах, о будущей археологической экспедиции — все напрасно: опять Дина, одна только Дина была у меня на уме... Наугад я взял книгу с полки и принудил себя читать. И тут я услышал, как тихонько отворилась дверь на кухню, как звякнул чайник. И невольно я подумал совсем о другом — о тете Агнии.

Чем-то кончилось ее свидание со своей первой любовью? Удержаться не смог — вышел на кухню, чтобы только взглянуть на тетино лицо. Оно у нее тоже — открытая книга.

Тетя Агния сидела возле распахнутого окна, непривычно тихая. Не сообразив, как объяснить свое вторжение, я смутился и хотел повернуть обратно, но она остановила меня. Знаком подозвала подойти поближе и, когда я подошел, прижалась лицом к моей груди. Тихо сказала:

- Спасибо тебе, родной.

- За что, тетя? — изумился я.

- За все... За то, что ты такой, как есть.— Она помолчала.— Вот встретились с Тоником — и все прояснилось, как при солнечном свете, все встало на свои места.

Какая-то теплота разлилась у меня внутри.

Повинуясь мгновенному порыву, я поцеловал тетю в щеку. Так, бывало, каждый вечер перед сном я целовал маму.

16

Вчера сдавали экзамен по литературе.

Еще поутру, только что раскрыв глаза, я подумал об Агафоне: как-то он сдаст? С литераторшей у них неприязнь взаимная, а тут еще его кошмарные семейные обстоятельства.

Живет Агафон теперь не у нас, а у своей родственницы вместе с матерью. Ушел в тот же вечер, как узнал, что родитель начал ее преследовать.

Даже если бы он не заикался, разве возможно при таких обстоятельствах сдавать экзамены нормально?! Когда я подходил к школе, то уже не просто обо всем этом думал, а вовсю волновался.

Агафона вызвали отвечать раньше меня — как же он, бедняга, мучился! Скажет два-три слова — запнется, еще два-три слова — снова запнется и потом как запнулся на самом трудном для него звуке, так и начал беспрерывно тянуть: р-р-р-р.

Тройку Агафону все-таки поставили — из жалости, конечно. Весь багровый, выскочил он в коридор.