Завершалась торжественная часть праздника выдиранием волос. Женщины выщипывали их у девушки из головы, пока она не оставалась совершенно лысой. Последнюю прядь, окрашенную в красный цвет, должен был демонстративно вырвать мужчина — дядя по отцу. Когда через несколько месяцев волосы вырастали вновь, «новая дева» становилась полноправной женщиной.

Обычай устраивать красочные общинные праздники по случаю вступления девушек в зрелый возраст мог быть общим у тукуна с омагуа и другими племенами, жившими до появления европейцев вдоль Амазонки.

Еще в прошлом веке специалисты обратили внимание на поразительное сходство тех узоров, которыми покрывали свою посуду, одежду и другие предметы перуанские индейцы чама на среднем Укаяли, и орнаментов на древних погребальных урнах, найденных искателями древностей в курганах на острове Маражо в устье Амазонки. Поразителен этот факт потому, что Укаяли отделяют от Маражо 4 тысячи километров. Когда несколько десятков лет назад археологи вплотную занялись этой проблемой, они обнаружили, что предметы, украшенные примерно в таком же стиле, встречаются еще и на реке Напо в Северо-Восточном Перу, а с менее сходным, но все же явно родственным орнаментом — по всему течению Амазонки. Удалось выяснить, что их распространение началось в начале I тысячелетия н. э. и что на Укаяли и Напо первоначальными носителями этого стиля были, по-видимому, племена тупи (кокама, омагуа). От них его заимствовали современные чама, относящиеся по языку к другой семье — пано.

Из всех древних культур, обнаруженных в Амазонии, культура острова Маражо IV–XII веков н. э. (ее называют маражоара) — самая высокоразвитая. Различия в богатстве захоронений явно свидетельствуют о существовании общественного неравенства, а превосходно изготовленные глиняные сосуды изысканных форм с невероятно сложными многокрасочными и рельефными узорами — о выделении гончаров-профессионалов.

Самыми интересными предметами, найденными в погребальных урнах культуры маражоара, являются изящные, слегка выпукло-вогнутые, загнутые с одного угла керамические треугольные пластины. Этнографы признали в них танга — ритуальные предметы типа тех, которые индейцы чама подвязывали спереди девушкам во время совершения обрядов инициации. Видимо, такие же ритуалы устраивались и тысячу лет назад на острове Маражо.

Танга маражоара

Танга отличаются тонкой выделкой и богатством орнамента, скорее всего имевшего сложную мифологическую символику. Не случайно именно эти предметы клали вместе с умершими женщинами. Подобный обычай можно сравнить с обряжением старухи покойницы в подвенечное платье. Как на похоронах, так и во время посвящения девушек обитатели острова Маражо исполняли, вероятно, сходные ритуалы. Мужчины в масках окружали героиню праздника, предуготовляя ее к переходу в новое качество — превращению во взрослую женщину или к вступлению в мир предков.

Поводом для организации праздника воплощения духов часто служила постройка нового общинного жилища. Такой дом, нередко достигавший гигантских размеров, попеременно служил то для повседневного обитания, то для совершения культовых действий. Там, где под одной крышей размещалась вся община, особых мужских домов обычно не было.

Любое святилище, временное или постоянное, ассоциируется с космосом, с идеальным образом мира в сознании людей той или иной культуры. Ведь, как уже говорилось, сам по себе культовый акт предполагает, что его участники символически переносятся в центр мира и в начало времен. Подобные идеи явственно выражены уже у огнеземельцев, у которых каркас ритуальной хижины состоял из семи жердей, подобных принесенным семью первопредками с разных концов мира, а постройка в целом ассоциировалась с горой, то есть с мировой осью. Несравненно более разработана и детализирована символика дома-святилища у земледельческих племен Северо-Западной Амазонии и юга Венесуэлы. Так, у макиритаре в центре постройки возвышается столб высотой от 10 до 18 метров (не считая зарытого в землю двухметрового основания). Он мыслится воплощением мировой оси и древа жизни, зародыш которого похитила для людей на небе обезьяна Кушу. Поэтому на столбе рисуют зигзагообразную линию — «лестницу Кушу». В яму, вырытую под основание, бросают ветки маниока, так как дерево ассоциируется с маниоковым кустом — основной продовольственной культурой у макиритаре. Увенчивают столб фигурой птицы, а в последние годы моделью самолета — символом неба, «верхнего мира». Поскольку, по представлениям макиритаре, на севере и юге небо поддерживают два «звездных» столба, опоры с таким же названием вкапывают на равном расстоянии к северу и югу от центра дома. Два основных стропила, соединяющие «звездные» столбы с центральным, символизируют Млечный Путь.

Сходные представления были, вероятно, распространены у арауканов Центрального Чили. Конкистадоры были поражены, увидев, что над крышами индейских домов высятся шесты с двуглавыми орлами. Не зная, что подумать, они невольно вспомнили о штандартах римских легионеров и назвали одно из поселений «Новым имперским» (Нуэва Имперьяль). Очевидно, большие общинные жилища арауканов мыслились моделями мира, и вполне естественно, что их центральные столбы завершались фигурами мифологических птиц.

Поскольку мир появился благодаря деяниям первопредков, то и сооружение его символических моделей, то есть храмов и выступавших в качестве святилищ общинных жилищ, требовало непременного участия сверхъестественных существ. Уже готовый дом не считался пригодным для обитания, пока не завершились сложные обряды его освящения. Подобные ритуалы описаны, например, у племен уитото, живущих на границе Колумбии и Перу. Вплоть до начала XX века уитото славились воинственностью и приверженностью к ритуальному каннибализму. Затем их численность стала быстро сокращаться: сборщики каучука, видя в индейцах досадную помеху, подбрасывали им отравленные туши животных, одежду опасно больных. В 30-х годах положение несколько улучшилось. Отказавшись от наиболее одиозных обычаев, уитото сохранили часть традиционной культуры, которую этнографы смогли изучать еще в 60-х годах нашего века.

Обряды, связанные с постройкой новой малоки, перекликались с эпизодами популярного среди уитото мифа о рубке мирового дерева, на ветвях которого росли все культурные растения. Покровителями этих обрядов считались мать дерева (и следовательно, культурных растений) и ее супруг-змей. На площадку перед малокой приносили огромное бревно, символизирующее это дерево, фигуру праматери вырезали на его комле, а стилизованное изображение змея рисовали на стволе.

Освящение новой малоки грозило обернуться ее разрушением. Вооруженные мачете и деревянными крючьями, демоны старались сорвать кровлю, подрубить опоры, вытоптать огород. Люди-обезьяны врывались в жилище и пытались перерезать веревки гамаков. Сопротивление хозяев оказывалось бесполезным, и им приходилось откупаться. Лишь получив маниок, арахис и фрукты, ряженые убегали или снимали маски. Подобный обряд был своего рода мерой предосторожности против возможных поползновений сверхъестественных сил. Умиротворив подарками нападающих, обитатели нового дома надеялись заручиться расположением «подлинных» духов.

Любой рассказ об индейских общинных праздниках будет неполным, если мы не упомянем ритуалы индейцев, живущих на границе Юго-Восточной Колумбии и Северо-Западной Бразилии, главным образом в бассейне реки Ваупес — левого притока Риу-Негру.

Этот район покрывают тропические леса. Неодолимой преградой встают они на пути человека, поэтому передвижение возможно только по рекам и лишь на отдельных участках: мешают пороги. Правда, как с верховьев (с колумбийской стороны), так и особенно с низовьев (из Бразилии) сюда еще в прошлом веке начали проникать миссионеры, торговцы и путешественники, но эти контакты не привели к повальным эпидемиям и разрушению древней культуры.