Затерявшегося в воспоминаниях Паттерсона одолевали раздумья о живучести и вездесущности мирового зла, которое, как пиявка, присасывается ко всему живому, о вечном...
В детстве я - Уильям Паттерсон - прослыл великим мечтателем, самоиллюзионистом. Я представлял себя чемпионом по легкой атлетике - уважаемым человеком, у которого есть все: дом, куча поклонниц, спонсоры... Но уже в раннем возрасте мне открылась одна неприятная истина: жизнь, бывает, поворачивается спиной...
Ни советы психолога, ни посещения церквей в
Сан-Франциско не помогли юному инвалиду, не утешили...
К шестнадцати годам меня стала преследовать совесть. Будучи неспособным к самостоятельному передвижению, я не мог устроиться на самую простую работу. В тот же гипермаркет.
Малейшее упоминание о несовершенном бюджете семьи доводило до отчаяния... Мать не отрицала, что денег становилось все меньше.
Как-то раз один философ заикнулся “инвалиды отличаются от здоровых людей”. Знаю по себе, это правда... Ведь только лишенные чего-то жизненно необходимого, обделенные, могут сочувствовать другим в независимости от ситуации, настроения...
В один солнечный день в наш дом постучались большие шишки. Мама хозяйничала на кухне, пекла ягодный пирог. Гости сказали, что только недавно узнали о моем диагнозе и предложили альтернативу креслу.
Их первый и единственный вопрос прозвучал дико напыщенно - готов ли я послужить своей стране. Я ответил, что да, но на самом деле не знал.
Инвалида, то есть, меня, отвезли в медицинский центр Фаррелла, построенного напротив здания оперного театра “Памяти войны”. В том районе, как и во многих других, потихоньку осуществлялась манхэттенизация.
В центре дни напролет горбатились сотни зрелых профессоров, молодых сотрудников, стажеров. Рисковые опыты, ампулы, пробирки и записные книжечки… Я не задавался, просто ждал с отключенной фантазией. Ждал
не чего-то конкретного, а просто чего-то.
Навестив, генерал с порога обласкал меня комплиментами, пообещал добиться моего выздоровления. Я подумал, вот он - шанс.
Наутро меня перенесли в операционную, где я сутки пролежал под тяжелым наркозом. Участники этой с позволения сказать процедуры - кучка нанятых практикантов. Они долго уверяли мальчишку в недопустимости летального исхода и обещали в случае успеха поделиться улыбками.
Отборной чуткостью отличился лишь один из присутствующих - Гарри Лэмперт, замкнутый, но смышленый студент, каких обычно уличная шпана на навороченных байках оскорбительно называет ботаниками, что в переводе с жаргона - люди, тратящие большую часть времени на самореализацию.
Часто подобное относится к посетителям библиотек, очкарикам и садоводам.
Гарри подарил мне спасительный совет: когда начнется нестерпимая боль, такая, из-за которой я непременно начну молить о смерти, нужно будет вспомнить лучшие пережитые моменты.
Я обещал постараться. Правда, не помнил таких. Точнее не был уверен, что моя жизнь не состояла целиком из страданий.
Завизжали моторы пил. На фоне моих адских криков едва слышались тихие переговоры врачей. Кожу с ног снимали, срезали и бессовестно швыряли на пол, копались во внутренностях, проверяли пульс и ежеминутно оглядывались на показывающий сердцебиение черный экран
- Вживили моторно-двигательное устройство, заменившее реальные ноги... - окончание этой длинной мысли Крэйт произнес вслух, вспомнив, какой была та нестерпимая боль на хирургическом столе в царстве Фаррелла.
Появившись из полившего с небес дождика, собравшись по каплям, Ватермен подполз к Гранду, как змея.
- Думаете, маски клюнут на приманку и явятся?
Толстяк почесал подбородок.
- Я никак не думаю.
Год назад. Нью-йоркский приют для людей со сверхъестественными способностями <Экстреум>.
Нарушителя спокойствия в Бронксе Лесли Олсена, чудом избежавшего тюремного срока, позвали на свидание с неизвестным.
Преступнику недавно стукнуло тридцать. Его семья, жена и две дочери, раз в неделю присылали открытку. Объективно это был самый безопасный способ рассказать о своих чувствах, поделиться ими на расстоянии.
В столовой за столом сидел человек. Широко улыбающийся ухоженный мужчина, попивающий горячий какао.
- Дни текут размеренно, как непослушные лошадки. Иронист Брэдбери! - выкрикнул он. И не кому-нибудь, а самому Ватермену Олсену, - Мое время не бесплатное, чтобы его тянуть. Присаживайся!
Водяному пришлось послушаться и усесться за одним столиком с улыбчивым бизнесменом, который к этому моменту уже дохлебал капучино (какао был допит еще раньше).
- Кто вы? - молвил Лесли.
- Меня зовут Лэтс Гранд, но для тебя коротко и просто - гений! - неприкрытые насмешки над собеседником толстяк использовал для самовыражения, - Я хоть и наглый, неудобный, пру как танк, но все же гений!
- В честь чего меня вдруг посещает известный всему миру меценат? Это же не просто так, верно? - Олсена все пуще интриговало, во что выльется столь неоднозначная встреча.
- Верно! - воскликнул Гранд, - Совсем не просто! Необоснованное бахвальство здешнего руководства касаемо повышения мер безопасности за счет апгрейда программного обеспечения меня основательно взбесило!
- Ужесточили меры после нескольких побегов - подтвердил Лесли, - Да, я в курсе...
- И правильно сделали! - Адвокат стукнул по столу, - Я полностью солидарен с персоналом приюта. Вас, ходячих аномалий, не так следует гнобить!
Лесли не стал злиться и как-то отвечать в ответ на это полуоскорбление. Чуял он, хитрец-бизнесмен пришел к нему не ради болтовни и скользких шуток.
Пока они вели бездельную беседу, построенную на взаимных насмешках-прибаутках, в столовую зашли полненькая уборщица, маленький мальчик, ищущий своего дедушку, подросток с зализанным причесоном и его маманя.
- Пусть слушают, не будем снижать тон! - Гранд никогда не стеснялся выступать при взбудораженной публике, - Так, на чем остановились...
- Вот, что я хотел с тобой заключить, Лесли. Тебя, помнится, приговорили на десять лет лос-анджелесской колонии для суперзлодеев. Но баловень судьбы, Лесли, ты отделался приютом, где можно и телевизор посмотреть, и сытно потрапезничать, и на телок попялиться...
- Да, все так – подтвердил Лесли.
За ними все время наблюдал подросток с причесоном, сочтя их болтовню уж очень познавательной.
- Ограбление национального банка это не пропажа шоколадного батончика. Федеральная резервная система на тебя в обиде, а Вашингтон вообще жаждал тебя похоронить.
- Я в курсе - Лесли со всем соглашался, потому что хотел как можно быстрее перейти к сути. Ему не нравилось чрезмерное кривлянье бизнесмена, попахивающее поломкой пульта управления самовожделением.
- К сорока годам я немножко обнарциссился, что, кстати, мешкам вполне простительно, и потому уронил контроль. Но недавно я снова его поднял, он теперь в еще более совершенном виде, чем раньше. Отныне в моем подчинении все части линии времени, состоящие из событий. И прошлое, и настоящее, и будущее… Ось времени - занятная концепция. И как любое другое мощное оружие, серединная линия предлагает неоспоримые преимущества.
- Какие?
- Нужно признать, управление временем это управление жизнью! Время - распорядок жизни, как же иначе?
- Отлично. Так вы скажете, зачем я вам понадобился?