– Когда вы успели подготовиться? – спросила Хани, обводя рукой футболки и расставленные позади резидентов плакаты.

– О, мы знали, что рано или поздно этот день придет, Хани. Мое поколение пережило войну. Мы привыкли готовиться к худшему.

В другом конце строя Билли Боббисокс взял куски ярко-синей водосточной трубы и поясную сумку и закатал рукава рубашки так, что стал походить на пожилую рок-звезду. Его седая челка торчала гордо как никогда. С подачи Билли резиденты начали скандировать «Нас не согнать».

Кристофер бегал вдоль тротуара, пытаясь то тут, то там отвязать кого-то из протестующих. В одном месте он схлопотал костылем, а в другом заработал пронзительный вопль «ой, он меня ударил!» от дамы, которую и тронуть не успел.

Сердито зыркнув на бунтовщиков, Кристофер решил изменить тактику. За оградой стоял низкий каменный блок с табличкой, на которой было выбито название дома. Кристофер забрался на этот блок, чтобы придать себе важный вид. На несколько секунд сработало – собравшаяся толпа затихла.

– Дамы и господа, – начал менеджер, грубо встав спиной к прикованным резидентам и придерживая рукой свой зачес. – Простите нас за доставленное беспокойство, я понимаю, насколько это неуместно. Общий возраст этой группы людей – свыше восьмисот лет. Ужасно стыдно, но надеюсь, они не понимают, что делают.

Горе-оратора забукали и зашикали, а Хани почувствовала, как закипает.

– Мисс Джонс, – обратился к ней Кристофер. – Будьте добры, помогите мне отцепить этих людей. Они сбиты с толку, им пора обедать.

– Кто их накормит, я-то здесь! – крикнул Патрик в заляпанном томатной пастой фартуке.

Фотограф бегал вокруг, стараясь запечатлеть сцену со всех ракурсов.

– Ничего мы не сбиты с толку! – рявкнул Билли. – Мы вне себя! Это место – наш дом, и, похоже, всем плевать, что нас выкидывают на улицу!

Ухмылка сползла с лица Кристофера. Когда толпа согласно загудела, поддерживая резидентов, он замахал руками так, словно сажал самолет.

– Как вам хорошо известно, к рассмотрению данного вопроса подошли со всем вниманием, – громко обратился менеджер к Билли. – Но подобное происходит каждый день. Боюсь, так устроен современный мир. А теперь, если не ошибаюсь, вам пора принимать лекарства. Пройдемте в помещение и забудем об этой глупой выходке.

– Черта с два! – крикнула Мими, гремя пушистыми наручниками. – Я никуда не пойду!

Кристофер грубо рассмеялся и пожал плечами.

– Отдавайте ключи от наручников, Мириам.

– Она б отдала, да руки заняты, приятель, – крикнул Билли. Толпа рассмеялась, а Кристофер еще больше разозлился. – В любом случае, у нее нет ключей. – Билли широко ухмыльнулся, явно довольный собой.

– Я так понимаю, ключи у вас? – Кристофер осмотрел его и остановил взгляд на сумке-поясе.

Но только потянулся ее открыть, как путь ему заступили Хани и Патрик, которому тоже не нравилось, как босс обращается с резидентами.

– Даже не думай, болван. – Шотландский акцент повара стал еще заметнее. – Пальцем кого из них тронешь, и я тебе башку размозжу!

Пока они ругались, Билли наклонился к Хани и прошептал:

– Возьми ключ.

Действуя на ощупь за спиной, она расстегнула молнию, нашла маленький ключик и закрыла сумку. Вдруг кто-то запел.

Чистый голос, чуть дрожа от волнения, начал выводить первый куплет «О, благодать» (христианский гимн – прим.пер.). Все притихли, а у Хани в горле встал комок. Она обернулась, чтобы выяснить, кто же поет.

Люсиль. Прижав руку к часто бьющемуся сердцу, Хани слушала, как голос подруги набирает силу, словно у прекрасной хрупкой птицы. Когда она завела второй куплет, мотив подхватил мужской баритон. Старик Дон. Со слезами на щеках Хани слушала идеальный дуэт, и, судя по реакции толпы, не ее одну тронул импровизированный номер.

Глаза Мими сияли чистой гордостью. Когда Люсиль и Дон допели, слушатели разразились бурной овацией.

Сбитый с толку Кристофер, чуя, что вот-вот проиграет, сложил ладони рупором у рта:

– Хватит! Все в дом. Живо! – Он огляделся, выискивая Хани. – Мисс Джонс, сейчас же помогите мне отстегнуть этих людей. Они замерзли, бредят, и им всем нужно вздремнуть.

Хани неверяще уставилась на Кристофера. Как этот субъект мог заведовать домом престарелых, если совершенно их не уважал? Она отступила назад и медленно покачала головой.

– Нет. Я не помогу тебе. – Хани на ходу ободряюще сжала плечо Люсиль: – Умница.

Дойдя до Мими, она поцеловала ту в сморщенную щеку и прошептала, мол, ключи у нее в кармане джинсов. А затем, внутренне дрожа от страха, взобралась на камень, где недавно стоял Кристофер.

– Я не стану помогать тебе глушить голоса резидентов дома или сводить на нет усилия этих чудесных смелых людей. Думаешь, они собрались здесь просто тебя позлить? Что ты видишь, глядя на них, Кристофер? Кучку стариков, которых ты можешь выкинуть и которыми помыкаешь, точно школьниками? У Билли нет ключей от наручников Мими. Они у меня. – Хани вытащила ключ, и тот заблестел на солнце.

Кристофер сорвался и, не думая, кинулся на нее. Хани сунула ключ в единственное место, куда он не мог добраться – себе в рот, и сглотнула. Менеджер вытаращил глаза. Толпа разразилась одобрительными криками, и гордость за резидентов разгорелась в груди Хани.

– Что ты вообще знаешь об этих людях? Возьмем Дона. – Она ободряюще улыбнулась старику, который поднял дрожащую руку и помахал толпе. – Уверена, Дон не обидится, если я назову его старейшим резидентом дома. Он двадцать лет тут прожил. Двадцать лет. А что ты про него знаешь, кроме того, что иногда его коляска царапает краску на стенах в коридоре?

Хани сто раз слышала жалобы Кристофера, как дорого обходится ремонт из-за Дона.

– Посмотри на его медали. В войну он был летчиком, лейтенантом, храбрым солдатом, сражавшимся за короля и страну. – Под аплодисменты Дон чуть склонил голову, прижав руку к покрытой наградами груди. – У каждого из этих людей своя история. Взгляни на Мими и Люсиль. Ты держишь их за двух чокнутых старух, но глубоко ошибаешься. Они блестящие полные жизни женщины, которые заслуживают уважения. Обе были в Женской земледельческой армии, во время войны их ферма кормила всех соседей, и теперь они каждый день помогают мне в магазине.

Люсиль улыбнулась сквозь слезы, а Мими кивнула. Хани невольно вспомнила ее недавние слова об их поколении.

– Вы правильно сказали, что им в общей сложности восемь сотен лет. Но это повод не для насмешек, а для гордости. Восемьсот лет опыта, жертв и тяжелого труда. Восемьсот лет любви, горя и утрат. И я не позволю сегодня преуменьшить их поступок.

Хани оглядела прикованных резидентов, понимая, что со стороны напоминает политика на предвыборном выступлении, но все равно заставила себя продолжить.

– Да, они выглядят странно. Да, их фото на первой странице газеты может вызвать у кого-то смех. Но причина, по которой они это совершили, вовсе не смешная. Эти люди здесь, потому что напуганы. Тут не только магазин, но и их дом, их надежное убежище, и они не хотят уходить. Почему их прогоняют? Разве нормально пугать стариков? Это нечестно и неправильно, и наш город должен заступиться за них и что-то предпринять.

Задыхаясь, Хани наконец замолчала, и слушатели захлопали и одобрительно зашумели. Нелл выступила вперед, помогла подруге спуститься с импровизированной трибуны и крепко обняла.

– Боже, Хани, я так тобой горжусь, – яростно прошептала она. – Ты была великолепна. Я думала, твоего босса удар хватит, когда ты ключ проглотила. Ради твоего спокойствия, не стану говорить, где он был.

Хани немного трясло – естественная реакция, когда вдруг нечаянно становишься Свободой на баррикадах.

– Ура Ханисакл, нашей Боудикке (королева бриттов, возглавившая восстание против римлян – прим.пер.)! – крикнул Билли.

Нелл мягко развернула подругу к толпе, шепнула «улыбнись», и Хани едва не ослепла от вспышек фотокамер.

Она неуверенно улыбалась, дрожала и старалась не думать о последствиях своего поступка. Или о том, что же делали с ключом Нелл и Саймон. Может, сделать противостолбнячную прививку от греха подальше?