Слова полковника ошеломили Амет-хана и в то же время объяснили, почему Имрана не было дома…

- Вы человек военный, капитан. Знаете, что на войне приказы не обсуждаются, - продолжал полковник. - Мы выполняем полученный нами приказ здесь, а вы приказ своего командира на фронте. И, судя по вашим наградам, свой воинский долг исполняете честно. Брату вашему я уже помочь не смогу, его увезли из города. А вот мать вашу давайте попытаемся отстоять. В первую очередь она - мать Героя Советского Союза…

Полковник позвонил какому-то генералу, кратко изложил ситуацию с Амет-ханом Султаном, попросил разрешения связаться с Москвой. Закончив разговор по телефону, устало положил трубку.

- Похоже, везучий вы, капитан, - доброжелательно улыбнулся полковник. - Добро получено. Давайте составлять текст телеграммы. Думаю, в течение часа-полутора получим ответ…

В ожидании ответа Амет-хан вышел во двор, где под деревьями были установлены деревянные скамейки. Присев на ту, что стояла подальше, он в отчаянии сжал обеими руками голову. Молодой летчик испытывал настоящую физическую боль, не мог сосредоточиться, осмыслить то, что происходило.

Так, в оцепенении, просидел Амет-хан какое-то время, выкуривая папиросу за папиросой. Когда уже кончилась вторая пачка «Казбека», наконец, успокоился и пришел к твердому решению: после всего услышанного и если еще Москва откажет, для него остается одно… Он не боялся смерти. На фронте она сотни раз была рядом. Амет-хан расстегнул кобуру, вытащил пистолет, проверил обойму…

- Товарищ капитан! - услышал он голос дежурного офицера. - Вас ждет полковник.

- Поздравляю, капитан, - стоя встретил Амет-хана полковник. - Знаете, рад за вас. Просто, по-человечески. Идите, успокойте свою мать…

В телеграмме, которую положил перед Амет-ханом полковник, разрешалось не выселять мать Героя Советского Союза Амет-хана Султана. Предлагалось до конца войны отправить родителей капитана на родину отца - в Дагестан.

Тяжелым шагом, медленно поднимался домой Амет-хан. Конечно, телеграмма его обрадовала. Однако пережитое за то время, что пробыл в штабе, «выжало» его. Такую физическую усталость он не чувствовал даже после самого жестокого воздушного боя. Амет-хан шел, не глядя по сторонам, не поднимая глаз: он не мог смотреть на женщин, детей, стариков, которые группами направлялись на сборочные пункты. Что бы ни делали в годы оккупации в Крыму отдельные татары-националисты, Амет-хан не мог согласиться с тем, что весь народ обвинили в предательстве.

Павел Головачев встретил друга у калитки. Быстро пробежал глазами бумагу, которую молча подал Амет-хан. Облегченно вздохнув, он потянул за собой Амет-хана в дом, чтобы успокоить Султана и Насибу.

Однако ответ из Москвы не принес настоящего облегчения. Гнетущая атмосфера, воцарившаяся в тот день в Алупке, сказывалась на настроении каждого. Насиба продолжала горько плакать - судьба Имрана и других близких беспокоила ее не менее, чем собственная…

…Пройдет долгих 45 лет. 14 ноября 1989 года Верховный Совет СССР примет Декларацию, в которой признает незаконными и преступными акты насильственного переселения народов. Варварской акцией назовет высший законодательный орган страны выселение крымских татар из родных мест. Но это произойдет лишь 45 лет спустя…

На другой день Амет-хан и Павел Головачев вернулись в Симферополь. Командир полка А. А. Морозов вместе с комэском-3 направился в штаб 8-й воздушной армии. Генералу Хрюкину не нужно было долго все объяснять. Он уже знал о поголовном выселении татар из Крыма. Поэтому искренне обрадовался, что родители его питомца избежали этой участи.

- Узнайте в штабе, когда идет очередной военно-транспортный самолет на Северный Кавказ, - предложил Тимофей Тимофеевич. - Везите родителей в Дагестан.

9

«Дуглас» летел над морем. Монотонно гудели моторы, мелко подрагивал на рифленом металлическом полу занесенный при погрузке песок. Внизу белой рябью пучились зеленовато-серые волны Каспия.

Вот показалась узкая ровная полоса между морем и нависшей над городом горой. «Значит, добрались, наконец», - облегченно подумал Амет-хан, вглядываясь в иллюминатор. По рассказам отца знал, что Махачкала раскинулась между Каспием и горой Тарки-Тау.

Впервые за годы войны Амет-хан летел в самолете в качестве пассажира. После тесной кабины истребителя чрево «Дугласа» казалось огромным, как аэродромный ангар. В стороне на каких-то тюках сидели притихшие Султан и Насиба, которым вообще первый раз пришлось подняться в воздух.

Пологий вираж, и самолет повернул к северной окраине города. Сверху отчетливо было видно, как вытянулась Махачкала вдоль морского берега. Вокруг города зеленели квадраты овощных плантаций, тянулись шпалеры виноградников. Амет-хан приметил также, что в столице Дагестана нет того буйства зелени - деревьев, кустарников, цветов, которым так богаты города и поселки южного побережья Крыма…

Военный аэродром в Махачкале в мае 1944 года находился на северной окраине. Город был тогда важным тыловым центром снабжения военных фронтов. Здесь скрещивались пути из Средней Азии и Закавказья. Поэтому то и дело взлетали и садились транспортные самолеты. На аэродроме Амет-хан почувствовал, что действительно находится в глубоком тылу. Спокойная деловая атмосфера, почти не видно боевых самолетов, а также примелькавшихся силуэтов зениток. Но то и дело подъезжали автомашины с красными крестами на бортах - они увозили прибывших на самолетах из прифронтовых городов раненых.

Одна из санитарных машин довезла Амет-хана и его родителей до военной комендатуры города. Золотая Звезда Героя Советского Союза, не часто встречавшаяся на груди тыловых военных, помогла Амет-хану без затруднений попасть к коменданту, хотя народу здесь толпилось предостаточно.

- Думаю, товарищ капитан, вам надо в Совнаркоме решать вопрос, как и где оставить родителей в Махачкале до конца войны, - после некоторого раздумья заключил комендант. - И добивайтесь приема у самого председателя Совнаркома Даниялова.

Комендант выдал направление в гостиницу «Дагестан» - единственную тогда в Махачкале. Гостиница стояла почти на берегу моря, и только узкое железнодорожное полотно, идущее на Баку, отделяло песчаный берег Каспия от города.

Приведя себя в порядок, Амет-хан вскоре входил в подъезд Совета народных комиссаров автономной республики. Встретили его любезно, проводили в кабинет помощника председателя Совнаркома, который попросил кратко письменно изложить свою просьбу для передачи А. Д. Даниядову.

- Абдурахман Даниилович сегодня с утра выехал по срочному делу, - объяснил помощник, худой, с желтоватым, болезненным лицом пожилой человек. - Должен к концу дня появиться на работе. Немедленно сообщу о вашем деле. Приходите завтра в это же время.

Вечером Амет-хан с родителями погулял по набережной, центральной улице города - Буйнакской. В назначенное время, назавтра он вновь появился в кабинете помощника.

Председатель Совнаркома встретил Амет-хана приветливо:

- Мне доложили о вашей просьбе, - сказал он, предлагая стул напротив себя. - Рад видеть сына нашего земляка - боевого летчика, Героя Советского Союза. Мне говорили, что ваш отец лакец. Из какого района?

- Отец еще до революции осел в Алупке, там и женился. Мать моя - крымская татарка, - сразу подчеркнул Амет-хан главное. - А родился отец в ауле Цовкра. Может, слыхали о цовкринских канатоходцах Рабадане Абакарове и Яраги Гаджи-курбанове? Они мои родственники по отцу.

- Ну, дорогой, кто в Дагестане не знает цовкринских канатоходцев? - улыбнулся Даниялоз и стал расспрашивать Амет-хана, на каких фронтах воевал, за что удостоен столь высоких наград.

Доброжелательный, участливый тон председателя Совнаркома располагал к разговору, и обычно замкнутый Амет-хан охотно отвечал на вопросы хозяина кабинета. Узнав, что последний вражеский самолет молодой летчик сбил над Севастополем, Даниялов еще больше оживился.