- И ты получай, Ефрем!

И они, забыв о царе, вцепились друг другу в волосы и упали под ноги Антипатра. На шум выскочил из дома Кондратий и, выхватив из-за пояса плеть, не ожидая приказа Антипатра, начал охлаждать секариев тяжёлыми ударами, с удовольствием ухая и ахая при каждом взмахе руки.

Секарии вновь отбежали в сторону и, видя, что их господин уже готов был пройти в дом, закричали:

- Государь! Государь, расспроси нас о том разговоре, который вели Иуда и Гортензий Флакк!

Антипатр настороженно глянул на иудеев и подозвал их к себе коротким, резким и властным жестом руки, тихо спросил:

- О чём они говорили?

Секарии облегчённо перевели дух. Вперёд выступил Ефрем и важно ответил:

- Они говорили о бане.

Антипатр, уперев руки в бога, оглушительно рассмеялся.

- Хорошо комедианты. Но что же дальше.

- А дальше, государь, они пошли в цирюльню.

- Значит, Иуда и Гортензий друзья?

- Похоже на то, но главное, государь, заключается в том, что Захарий подсунулся к ним настолько близко, что сенатор прищемил ему в дверях голову. И тот едва не отдал Богу душу, каковая не достойна предстать перед Богом. Потому что этот бесстыдник совершил ужасный грех: он купался голым в реке и оскорбил лучи Бога своими срамными частями тела!

Антипатр с презрением осмотрел Захария.

- Вряд ли ваш Бог принял бы такой подарок от сенатора. Но продолжай: чем дело кончилось?

- Сенатор, входя в цирюльню и глядя куда-то в сторону, сказал Иуде: «Эти бандюги, видимо, шпионы Тиберия. И надо быть осторожным в речах». И вот после этих слов сенатор с такой яростью ударил ногой по двери, что бедный Захарий замертво свалился на пол. И долгое время находился на том свете.

Антипатр насмешливо хмыкнул.

- Ну, и зачем он вернулся на этот свет? Ведь ваши фарисеи утверждают, что там для вас уготовлено Богом вечное блаженство.

Ефрем озадаченно посмотрел на товарища.

- А и, правда, Захарий, чего же ты не остался в Царствии Божьем? И не сказал: какое оно?

И он, в полном изумлении раскрыв рот, уставился на секария, который нерешительно ответил:

- Оно такое…крупное и крепкое…- и он показал руками.

- Ну, а почему ты вернулся назад? Говори, государь ждёт.

Но Захарий только мычал и разводил руками в стороны, чем смешил Антипатра, который, всё более и более обретая хорошее состояние духа и желая посмеяться на секариями, чем получить какую-либо выгоду для себя из их раболепия, спросил:

- А если вы сейчас придёте к Иуде, узнает ли он по вашим лицам прошлых шпионов?

- Нет, государь, мы всякий раз закрывались так, - Ефрем показал.

Антипатр вынул из пояса горсть монет, бросил их под ноги иудеям.

- Вот моё повеление: найдите Иуду, станьте его слугами и продолжайте шпионить за ним. Но только молчите, что вы мои рабы.

Секарии подхватили золото и помчались выполнять приказ царя.

Они догнали Иуду у ворот претория и с воплями, заламывая над головами свои изнеженные руки, заголосили:

- Господин, мы бедные иудеи умираем от голода! Прими нас к себе в услужение!

Юный преторианец в изумлении осмотрел толстые, потные лица Захария и Ефрема и нерешительно сказал:

- Я вас где-то недавно видел.

Секарии утвердительно мотнул головами.

- Да, прекрасный господин, это мы сегодня ночью метнулись тебе на подмогу и грудью закрыли тебя от смерти!

Захарий торопливо шагнул вперёд и сильным жестом указал пальцем в небо.

- Господин, то было веление Бога, когда в цирюльне твой друг отправил меня на тот свет…Ой!- вскрикнул секарий. То Ефрем сильным ударом сзади по срамному месту Захария заставил на время замолчать своего товарища.

Иуда благодарно осмотрел секариев и остановил свой взгляд на Захарии.

- Продолжай, я слушаю тебя.

Из-за спины Захария вышел Ефрем.

- Господин, я буду продолжать. - Он перевёл дух и с чувством заговорил: - Мы не с проста оказались на площади, когда на тебя напали разбойники.

- Вас кто-то послал?

- О, да, прекрасный господин.

- Кто же этот добрый человек?

- Это был ца…- Ефрем, не закончив фразу, переломился пополам, широко открыв рот.

Захарий, сочувственно глядя на товарища, сказал:

- Вот так с ним всегда: как только начнёт говорить слово «термы», так сразу у него ломота в пояснице.

И пока Ефрем, со свистом вдыхая воздух, находился в вышеуказанной позе, делая глазами и пальцами страшные знаки в сторону Захария, тот невозмутимо продолжал говорить:

- Когда я был на том свете по причине своего неудачного падения, я слышал голос Бога. Он сказал мне: «Захарий, ещё не наступит утро следующего дня, а ты вместе с Ефремом будешь служить Иуде».

Иуда пожал плечами.

- Я не богат, чтобы иметь столько слуг.

- А нам будет довольно и куска хлеба со стола господина.

Иуде понравились добродушно-глуповатые лица иудеев, и он, ничуть не удивляясь навязчивости Ефрема и Захария, сказал им:

- Ну, раз так, идите за мной.

И убийцы матери Иуды, приплясывая от счастья, что они отныне будут служить столько красивому юноше, которого давно успели полюбить, толкая друг друга и бранясь, пошли за преторианцем.

Глава двадцать первая

Утром Тиберий вызвал к себе во дворец Гнея Пизона, потом приказал Иуде удалить всех преторианцев из коридоров и лестниц в соседние с его кабинетом комнаты, а самому центуриону затаиться против дверей.

- Как только я крикну тебя, немедленно изруби на куски Пизона.

Тиберий оглядел пустынные коридоры и, сильно играя пальцами руки, что всегда говорило о его нетерпении, злости или раздражении – вернулся в кабинет и, привлечённый уличным шумом, выглянул в окно.

Огромные толпы народа с разгорячёнными лицами торопились в амфитеатры на бесплатные зрелища, где должны были вновь состояться – запрещённые было Цезарем – бои германских рабов с хищными зверями.

Раздражённый взгляд Тиберия останавливался на беременных женщинах, на утончённых матронах, на патрициях, на сенаторах и детях, ну, а вид черни вызывал в нём дикий приступ ярости.

Принцепс повернулся к Ливии и гневно сказал, указывая на окно:

- Римский народ жаждет крови! И он хочет, чтобы я был добрый с ним! – Тиберий глухо зарычал: - Никогда добро, честь, справедливость не были в цене и не будут, пока живут на земле люди. Всегда один человек подавляет другого. А если не может подавить, то требует от него доброты. Но, получив её, презирает того, кто дал её!

- Ты, Цезарь, пытаешься оправдать свою жестокость?

- Вполне возможно, Ливия. Но моя жестокость есть всего лишь защита от людской ненависти. И если я более жесток, чем другие, то это обясняется тем, что я родился с душой чистой, мягкой, уязвимой. Ведь ты помнишь, Ливия, каким я был в пять – семь лет.

Тиберий, обливаясь слезами, опустился на колени перед матерью и простёр к ней руки.

- Разве ты не видишь, что Германик напоминает своим характером меня в детстве! Но это ты, Ливия, и твой супруг Нерон, а потом Август – раздавили во мне всё доброе!

Взволнованный Цезарь вскочил на ноги и, лихорадочно играя пальцами, начал стремительно ходить по комнате, не замечая презрительной улыбки матери.

- Август – хитрый зверь – растлил мою душу. А я не умел хитрить и стал нелюбимым народу. И заслужу проклятие всех поколений! – Тиберий сильно ударил себя в грудь кулаком и со стоном сказал: - Ну, что за странность? Сулла, Цезарь, Антоний, Август – все они были кровожадными убийцами. И тем не менее о них народ говорит с похвалой. А я, не сделав и сотой доли их жестокости, уже прослыл зверем!

В коридоре зазвучали тяжёлые шаги. Тиберий быстро отёр мокрое лицо руками и сел в кресло, уставился на дверь. Она с громким стуком распахнулась, и в комнату шагнул комендант Мамертинской тюрьмы. Не глядя на Цезаря, он движением ноги толкнул скамью к столу и, уже было, уселся на неё, как прозвучал рычащий голос принцепса: