— К устью ключа свой путь указал. Поди, уже на Улане он…

— Да, пожалуй, Фока-то ходить мастак! Молодой еще и удалый мужик! — Последние слова Рогов произнес медленно, с некоторой грустью, но тут же по-молодецки расправил плечи и легко зашагал по тропе к Джиле. Впереди мелькнул Батыр.

Охотники подошли к реке и, усевшись на береговой гальке, разделись догола.

Это превращение охотников для Батыра было хорошо известным сигналом. Он зашел в реку, лакнул из нее и, вытянув вперед голову, поплыл. На другом берегу отряхнулся и исчез в зарослях тальника.

— Вот-те и зверовщик без коня… Горе одно, — проворчал’ Рогов, — то бы переехал, и все в порядке, а тут — на тебе…

— Да, уж не говори, — подтвердил его товарищ, с тоской поглядывая на холодную, широкую гладь реки.

— Ты, Гаврила, чего-то совсем скрючился. Еще и воды не хватил, а посинел, погляди на себя…

Гаврила Данилыч застенчиво осмотрелся и опустил к поясу свой узелок с одеждой.

— Ну, вали, вали вперед! Ладно тебе насмехаться… Сам, эвон, не лучше.

Прокоп Ильич шагнул в воду.

— Уфф! Экка, дьявол, холодная, — выругался он. — В такой воде только икру метать…

Поеживаясь от холода, оба забрели в ледяной поток поглубже и, не стесняясь в выражениях, наперебой зачастили крепкой бранью. На середине реки вода подступила под живот. От холода захватило дыхание, и охотники замолкли.

Выбравшись на противоположную сторону, старики усердно «потузили» друг друга и, немного согревшись, поторопились одеться, чтобы продолжить свой путь к устью речки Ягодной, где был старинный охотничий табор. Неожиданно на песчаной отмели им бросился в глаза тройной след, оставленный на песке коваными ботинками. Охотники остановились, огляделись по сторонам и, скинув котомки, внимательно осмотрели таинственные отпечатки.

— Сегодня утром люди прошли, — заметил Рогов. — Следы совсем свежие, утренней росы еще не хватили. Только чуть присыпаны пылью… Ну, паря, что-то диковинные гости. Идут с грузом, на пятку давят сильно. Видать, издалека. Устали крепко. Эвон, как следы разметаны елочкой. Коленки широко держат…

Оба вопросительно посмотрели друг на друга.

— Вали на Ягодную, устраивай там табор, а я схожу проверю, что за люди и куда пошли, — сказал Рогов. — С этими словами он снял с плеча карабин, проверил запас патронов в магазине и решительно двинулся по следу. За береговой отмелью он исчез в чаще, и вскоре шорох его удаляющихся шагов затих.

Прошел он по следам вниз по Джиле километра два. Неизвестные все время брели напролом, чащей, минуя попадавшиеся по пути охотничьи тропы.

«Чужие… Видать, впервые забрели сюда», — подумал Рогов. Непреодолимое желание узнать, что это за люди и с какой целью они здесь путаются, заставило его продолжить преследование.

Вскоре он вышел к месту их отдыха.

На обомшелой валежине по смятому лишайнику он определил положение отдыхающих. Сидели на бревне все трое, в ряд. Крайний слева закуривал, оставив на земле обрывки какой-то квитанции и спичку. Курили одну папиросу по очереди; окурок оказался против крайнего справа. Развернув замусоленную губами бумажку, старик легко определил крупинки фабричной махорки. Это открытие заставило его еще внимательнее осмотреть место отдыха.

Мхи и лишайники, сильно примятые брошенными на землю котомками, подтвердили его первое предположение о том, что люди идут с тяжелым грузом. Затем он сделал еще одно открытие, обнаружив около пня две глубокие ямки, выдавленные в долгомохе прикладами стоявших здесь винтовок. Это особенно взволновало Рогова, и он поспешил на табор, чтобы поделиться с товарищем своими наблюдениями. Уваров встретил его приготовленным ужином. Рогов молча подсел к котелку с супом и обстоятельно, не спеша ел. Только отложив ложку в сторону, он стал рассказывать:

— Три человека идут с грузом. Видать, городские, фабричную махорку курят. Пристали крепко. Шляются давно. По махорке видно. К концу подошла. Трое одну самокрутку сосали. Ну, это все неважно… Главное, что вооруженные. С двумя ружьями. Курят не газету, а какую-то справку. Вот тебе остатки. На-ка, почитай, про что тут писано.

Уваров взял поданные ему бумажные обрывки и, наморщив лоб, попробовал прочитать:

— Сип… зип… зипиз… Черт его, чего-то не по-нашему прописано. «И» с точкой я знаю, а вот перед ней первая какая-то непутящая буква, не то «з», не то «с». По-заграничному писана. Уголки какие-то с цифирками и круглешками над имя…

— Да ты читай, читай дальше, — торопил Рогов.

— Чего читай! Тебе говорят, не по-нашему писано, — рассердился Уваров.

— Эй ты, грамотей тоже! «Зипиз» вычитал. Чем так читать, так лучше совсем грамоту не знать. Лейтенант, тот бы разом разобрал. Он и по-немецки малость умеет.

— Ну, возьми, спрячь. Вернемся в деревню — и лейтенант тебе скажет, что здесь «зипиз» прописан…

— Так, говоришь, не по-русски? — переспросил Рогов.

Уваров утвердительно кивнул головой.

— Может быть, это какие-нибудь гады, шпионы? — предположил Рогов.

— Какой черт шпионы! Сам говоришь, русскую махорку курили.

— Это им выдать могли, для отвода глаз… Ну, чего там гадать! Ты, Гаврила, завтра вали в деревню, в сельсовет заявлять, а я по их следу пойду, — заключил Прокоп Ильич.

На этом старики порешили и, погасив из предосторожности костер, улеглись спать.

Поздно вечером, весь мокрый и взъерошенный, вернулся Батыр. Подобрав объедки ужина, сложенные для него на куске бересты, он пошарил по сторонам, вокруг табора, в надежде найти случайно завалявшийся кусочек и набрел на котелок с остатками супа. Потянув в его сторону носом, он сладко облизнулся, но не решившись шкодить, отошел в сторону, повертелся и улегся на свое обычное собачье место, свернувшись калачиком.

С рассветом оба охотника были уже у берега. Попрощавшись с другом, Уваров пожелал ему удачи и, с тоской поглядывая на Джилу, стал не спеша стягивать рубаху.

Тем временам Рогов направился по знакомому следу и вскоре вышел к месту вчерашнего отдыха «диверсантов». Тропить в этот день было значительно труднее. Примятые ботинками, долгомох и лишайники за ночь отсырели и успели подняться, скрывая и без того еле заметные следы человеческих ног.

Старик поминутно терял направление. То и дело ему приходилось возвращаться назад, «выправлять след». Упорствуя в своей погоне, он дошел до устья Пасной речки. Но здесь, на месте охотничьего табора, лужайка оказалась настолько истоптанной, что следы окончательно потерялись. Рогов поднялся на косогор в надежде где-нибудь увидеть в распадке подозрительный дымок, но ничего не обнаружил. Слежку пришлось оставить: тайга молчаливо скрыла в своей чаще таинственных чужаков. Досадуя и мысленно ругаясь, он повернул назад в долину.

Проходя осиновыми перелесками, охотник остановился и прислушался. Его острый слух уловил подозрительный шорох. Затем донеслось урчание, напоминающее часто повторяющиеся слоги «жу-жу-жу».

Рогову сразу стало все ясно. Бегом поднявшись на каменистый завал, он заглянул вниз. Шагах в семидесяти от него, в поросли молодых осинок, стояла медведица с двумя медвежатами. Временами она поднималась на задние лапы, пригибала к земле осинку и объедала на ней молодые побеги с липкими листочками. Медвежата вертелись тут же, у морды матери, благодушно урчали и, следуя ее примеру, также обламывали тонкие веточки. Звери были настолько увлечены своим детом, что не заметили человека.

Прислонившись к каменной глыбе, Прокоп Ильич поднял к плечу винтовку, прицелился под левую лопатку медведицы и выстрелил. Страшный рев зверя тут же заглушил перекатистое эхо выстрела. В первую минуту нельзя было понять, что случилось с медведицей: бурая громадина волчком вертелась в вихре поднятой пыли. Не переставая реветь, медведица каталась по косогору, стараясь лапой и зубами достать место ранения.

Пуля прошла слишком низко. Старик поторопился и не учел, что при стрельбе круто вниз винтовка низит, а при стрельбе вверх — высит. Через минуту, оправившись от легкой раны, зверь с неимоверной быстротой бросился вверх по косогору. Следом бежали медвежата.