— Они все равно не сумеют обращаться с нашей землей, не сумеют добыть из нее богатств, — заметил Джавахов. — Так ты говоришь, — обратился он к высокому грузину, — что наш царь собирается в Москву?

 — Да. Ему у царя Александра тяжело, скуден он всем, а в свое государство от неприятелей ехать не смеет.

 — А бабушка тоже с ним? — спросил царевич.

 — И царица с внуком и внучкою, и всего человек с триста людей.

 — А зачем царь едет сюда? — спросила царевна.

 — Хочет служить великому царю московскому. Бледные щеки царевны вспыхнули, и губы дрожали,

 когда она заговорила:

 — Служить? Царь грузинский будет служить!

 — Это так, царевна, по–русскому говорится, — объяснил Джавахов, — а поистине он в союзники к нему просится.

 — На что такой союзник нужен московскому царю? — с горечью произнесла царевна, но ей никто не ответил.

 Уже давно лучшие умы Грузии сознавали, что их царству настал видимый конец; вопрос был только во времени и в том еще, кто именно наложит на него руки. Очевидно, Московское государство, гигантскими скачками поднимавшееся в своем могуществе, не торопится воспользоваться своим преимуществом и не желает налагать на Грузию свою тяжелую длань; кто знает, не раскается ли оно со временем в своем надменном пренебрежении?

 Теперь грузин угнетала одна забота, чтобы персы или турки, убедившись, что Грузия не в силах защищать себя, не поделили ее между собою или просто не забрали в свою власть и не обасурманили грузин, обратив их в магометанскую веру.

 — Мы много лет прожили в Москве, а ничего для родины не сделали, — проговорил Орбелиани.

 — Что же нам делать? — спросила царевна.

 — Нам — мало что делать, потому что мы только умеем владеть оружием, а ты, царевна, — женщина… А женщина может все сделать! Подружись с царицей, с царевнами, с этой всевластной боярыней…

 Царевна невольно вздрогнула при воспоминании о надменной царской любимице.

 — Я знакома с ними, — тихо возразила она.

 — Этого мало. Сделайся для царицы тем же, что эта боярыня.

 — Разве я могу? — гордо спросила царевна, вспыхнув вся. — Разве я могу стать холопкой?

 — Ты не так поняла меня, царевна, — сказал Орбелиа–ни, — я не советую своей царевне поступать, как не подходит ее сану. Но дружба с русской царицей не зазорна грузинской царевне…

 — Позвольте мне слово молвить, — вмешался наконец все время молчавший Леон.

 Отец, сдвинув сурово брови, глянул на него. С некоторых пор он был сильно настроен против сына. До него стали доходить слухи, что Леон слишком часто бывает у боярыни Хитрово, что его занятия с царевичем идут вяло, что он потакает во всем мальчику. Но главное, что сердило старика, так это таинственное приключение с кинжалом; он чувствовал, что тут что–то произошло, о чем сын не хочет сказать ему, и эта–то скрытность сильно раздражала князя.

 — Ну, что ты можешь сказать? — спросил он, недружелюбно посмотрев на Леона.

 Последний смешался от такого явного пренебрежения со стороны отца, тем более что отлично понимал причину такового и сознавал, что старик имеет основание сердиться, и замолчал на полуслове.

 — Говори, коли начал, — одобрил его князь Орбелиани. — Всякий совет не лишний.

 — Я пригляделся к здешним обычаям, — неуверенно начал Леон, — и кажется мне, что надо бы подкупить кое–кого из бояр!

 Грузины с недоумением посмотрели на молодого человека, а его отец махнул рукой и, усмехнувшись, промолвил:

 — Ну, что же я говорил? Что может он сказать толкового? Совсем с пути сбился молодец!

 Леон вспыхнул, хотел резко возразить отцу, но вовремя Удержался и только до крови закусил губы. За него неожиданно вступилась царевна.

 — Князь Леон прав, — тихо проговорила она. — Я тоже Думаю, что давно следовало сделать подарки кое–кому из бояр.

 — Подкуп бояр? Это опасный шаг! — проговорил какой–то осторожный грузин.

 — Да и кого подкупать? — спросил Джавахов.

 — Милославского лучше всего, — ответил Леон, — он принимает подарки и пользуется большим влиянием при царе.

 — Ой уж мне этот советник! — покачал головой Вахтанг Джавахов. — Введет он нас в беду!

 — Мое дело сказать, а ваше — принять или отвергнуть, — задетый за живое, ответил Леон.

 Грузины стали совещаться, а князь Вахтанг подошел к сыну и сурово спросил его:

 — Где твой кинжал?

 — Ведь я уже сказал тебе, отец!

 — Ты солгал и должен сказать мне теперь правду. Сейчас говори! Слышишь? Я хочу знать!

 Старый князь был страшен в гневе, и сын совсем растерялся, зная, что последует, когда отец узнает, что кинжал потерян.

 Но между отцом и сыном вдруг встал царевич.

 — Не сердись, князь Вахтанг, — проговорил мальчик, — Леон не виноват! Хочешь, я тебе скажу, что сталось с его кинжалом? Но только отойдем в сторону, а то они мешают своими разговорами!

 Царевич отвел старика в противоположный угол комнаты и там подробно рассказал о случае с Леоном.

 Мальчик говорил горячо и старался выгородить своего наставника пред отцом, а когда кончил, то, заглядывая под насупленные седые брови в глаза князю, спросил:

 — Ты видишь, Леон ни в чем не виноват, не правда ли?

 — Так зачем же он скрыл от меня потерю кинжала? — угрюмо спросил старик.

 — Леон боится тебя, князь Вахтанг!

 — Боится — значит, знает, что совершил нехорошее дело.

 — Что же худого он сделал, князь?

 — Разве он отмстил обидчику, осмелившемуся оскорбить Джавахова? — сверкнув глазами, спросил князь.

 — Но он поразил его кинжалом! — произнес царевич.

 — Хорош удар! — презрительно возразил Вахтанг. — Враг остался жив!

 — Он не убийца! — гордо повторил мальчик слова юного наставника.

 Старый грузин холодно посмотрел на царевича.

 — Это тебя Леон научил? — проговорил он. — Хорошему же он тебя учит! Ты не будешь уметь держать оружие в руках с такими понятиями. Нас учили за обиду убивать, — с горечью произнес Вахтанг, — а вас, юношей грузинских, скоро будут безнаказанно бить по лицу!

 Лицо царевича перекосилось, глаза засверкали, как у молодого львенка, и он схватился за свой кинжал.

 — Потише, потише, мальчик! — остановил его князь, положив свою сильную, загрубелую в боях руку на его плечо. — Ты еще молод, чтобы грозить старику!

 — Да, счастье твое, что ты старик, а то я показал бы тебе, что оскорбления не остаются у нас безнаказанными, — надменно произнес царевич.

 Эта вспышка очень понравилась старому князю.

 — Ну, ладно, — спокойнее проговорил он. — Так помоги вот сыну вернуть наш старый дедовский кинжал!

 — Я сам верну его, — вмешался Леон, недовольный тем, что отец дает ему в компаньоны мальчика.

 — Что ж ты до сих пор не взял его?

 — Некогда было, — хмуро ответил Леон. Царевич стал проситься взять и его на поиски.

 — Возьми его, — произнес старик Джавахов, — он славный будет воин.

 — Да на что он мне? — уклонился Леон. — Если понадобится, возьму.

 В это время кончилось совещание совета. Приближенные царевны решили попытаться одарить боярина Милославского и через его сестру действовать в пользу Грузии.

 — Кто повезет подарки? — спросил князь Зичианов.

 — Ну, хотя бы ты, князь, — предложили ему.

 — Нет, меня увольте! — возразил он кланяясь. — Устал я и стар для этого тонкого дела; лучше просите князя Орбелиани.

 — Я сделаю, что мне прикажет моя царевна, — почтительно склоняясь в ее сторону, ответил Орбелиани.

 — Я прошу тебя, князь! — скромно опуская глаза, ответила польщенная Елена Леонтьевна.

 Порешив на этом, грузины стали расходиться. Все поочередно подходили к царевне и низко кланялись ей. Она сидела не шевелясь, потупившись; возле нее стоял царевич и важно отвечал на поклоны грузинских князей.

XX

ВОРОЖЕЯ МАРФУША

 Внешне избушка ворожеи Марфуши нисколько не изменилась с тех пор, как в ней побывала несколько лет назад боярыня Елена Дмитриевна. Внутри она была все так же грязна и неуютна, и по–старому сидела над котелком с варящимися в нем какими–то травами Марфуша.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: