— Они все равно не сумеют обращаться с нашей землей, не сумеют добыть из нее богатств, — заметил Джавахов. — Так ты говоришь, — обратился он к высокому грузину, — что наш царь собирается в Москву?
— Да. Ему у царя Александра тяжело, скуден он всем, а в свое государство от неприятелей ехать не смеет.
— А бабушка тоже с ним? — спросил царевич.
— И царица с внуком и внучкою, и всего человек с триста людей.
— А зачем царь едет сюда? — спросила царевна.
— Хочет служить великому царю московскому. Бледные щеки царевны вспыхнули, и губы дрожали,
когда она заговорила:
— Служить? Царь грузинский будет служить!
— Это так, царевна, по–русскому говорится, — объяснил Джавахов, — а поистине он в союзники к нему просится.
— На что такой союзник нужен московскому царю? — с горечью произнесла царевна, но ей никто не ответил.
Уже давно лучшие умы Грузии сознавали, что их царству настал видимый конец; вопрос был только во времени и в том еще, кто именно наложит на него руки. Очевидно, Московское государство, гигантскими скачками поднимавшееся в своем могуществе, не торопится воспользоваться своим преимуществом и не желает налагать на Грузию свою тяжелую длань; кто знает, не раскается ли оно со временем в своем надменном пренебрежении?
Теперь грузин угнетала одна забота, чтобы персы или турки, убедившись, что Грузия не в силах защищать себя, не поделили ее между собою или просто не забрали в свою власть и не обасурманили грузин, обратив их в магометанскую веру.
— Мы много лет прожили в Москве, а ничего для родины не сделали, — проговорил Орбелиани.
— Что же нам делать? — спросила царевна.
— Нам — мало что делать, потому что мы только умеем владеть оружием, а ты, царевна, — женщина… А женщина может все сделать! Подружись с царицей, с царевнами, с этой всевластной боярыней…
Царевна невольно вздрогнула при воспоминании о надменной царской любимице.
— Я знакома с ними, — тихо возразила она.
— Этого мало. Сделайся для царицы тем же, что эта боярыня.
— Разве я могу? — гордо спросила царевна, вспыхнув вся. — Разве я могу стать холопкой?
— Ты не так поняла меня, царевна, — сказал Орбелиа–ни, — я не советую своей царевне поступать, как не подходит ее сану. Но дружба с русской царицей не зазорна грузинской царевне…
— Позвольте мне слово молвить, — вмешался наконец все время молчавший Леон.
Отец, сдвинув сурово брови, глянул на него. С некоторых пор он был сильно настроен против сына. До него стали доходить слухи, что Леон слишком часто бывает у боярыни Хитрово, что его занятия с царевичем идут вяло, что он потакает во всем мальчику. Но главное, что сердило старика, так это таинственное приключение с кинжалом; он чувствовал, что тут что–то произошло, о чем сын не хочет сказать ему, и эта–то скрытность сильно раздражала князя.
— Ну, что ты можешь сказать? — спросил он, недружелюбно посмотрев на Леона.
Последний смешался от такого явного пренебрежения со стороны отца, тем более что отлично понимал причину такового и сознавал, что старик имеет основание сердиться, и замолчал на полуслове.
— Говори, коли начал, — одобрил его князь Орбелиани. — Всякий совет не лишний.
— Я пригляделся к здешним обычаям, — неуверенно начал Леон, — и кажется мне, что надо бы подкупить кое–кого из бояр!
Грузины с недоумением посмотрели на молодого человека, а его отец махнул рукой и, усмехнувшись, промолвил:
— Ну, что же я говорил? Что может он сказать толкового? Совсем с пути сбился молодец!
Леон вспыхнул, хотел резко возразить отцу, но вовремя Удержался и только до крови закусил губы. За него неожиданно вступилась царевна.
— Князь Леон прав, — тихо проговорила она. — Я тоже Думаю, что давно следовало сделать подарки кое–кому из бояр.
— Подкуп бояр? Это опасный шаг! — проговорил какой–то осторожный грузин.
— Да и кого подкупать? — спросил Джавахов.
— Милославского лучше всего, — ответил Леон, — он принимает подарки и пользуется большим влиянием при царе.
— Ой уж мне этот советник! — покачал головой Вахтанг Джавахов. — Введет он нас в беду!
— Мое дело сказать, а ваше — принять или отвергнуть, — задетый за живое, ответил Леон.
Грузины стали совещаться, а князь Вахтанг подошел к сыну и сурово спросил его:
— Где твой кинжал?
— Ведь я уже сказал тебе, отец!
— Ты солгал и должен сказать мне теперь правду. Сейчас говори! Слышишь? Я хочу знать!
Старый князь был страшен в гневе, и сын совсем растерялся, зная, что последует, когда отец узнает, что кинжал потерян.
Но между отцом и сыном вдруг встал царевич.
— Не сердись, князь Вахтанг, — проговорил мальчик, — Леон не виноват! Хочешь, я тебе скажу, что сталось с его кинжалом? Но только отойдем в сторону, а то они мешают своими разговорами!
Царевич отвел старика в противоположный угол комнаты и там подробно рассказал о случае с Леоном.
Мальчик говорил горячо и старался выгородить своего наставника пред отцом, а когда кончил, то, заглядывая под насупленные седые брови в глаза князю, спросил:
— Ты видишь, Леон ни в чем не виноват, не правда ли?
— Так зачем же он скрыл от меня потерю кинжала? — угрюмо спросил старик.
— Леон боится тебя, князь Вахтанг!
— Боится — значит, знает, что совершил нехорошее дело.
— Что же худого он сделал, князь?
— Разве он отмстил обидчику, осмелившемуся оскорбить Джавахова? — сверкнув глазами, спросил князь.
— Но он поразил его кинжалом! — произнес царевич.
— Хорош удар! — презрительно возразил Вахтанг. — Враг остался жив!
— Он не убийца! — гордо повторил мальчик слова юного наставника.
Старый грузин холодно посмотрел на царевича.
— Это тебя Леон научил? — проговорил он. — Хорошему же он тебя учит! Ты не будешь уметь держать оружие в руках с такими понятиями. Нас учили за обиду убивать, — с горечью произнес Вахтанг, — а вас, юношей грузинских, скоро будут безнаказанно бить по лицу!
Лицо царевича перекосилось, глаза засверкали, как у молодого львенка, и он схватился за свой кинжал.
— Потише, потише, мальчик! — остановил его князь, положив свою сильную, загрубелую в боях руку на его плечо. — Ты еще молод, чтобы грозить старику!
— Да, счастье твое, что ты старик, а то я показал бы тебе, что оскорбления не остаются у нас безнаказанными, — надменно произнес царевич.
Эта вспышка очень понравилась старому князю.
— Ну, ладно, — спокойнее проговорил он. — Так помоги вот сыну вернуть наш старый дедовский кинжал!
— Я сам верну его, — вмешался Леон, недовольный тем, что отец дает ему в компаньоны мальчика.
— Что ж ты до сих пор не взял его?
— Некогда было, — хмуро ответил Леон. Царевич стал проситься взять и его на поиски.
— Возьми его, — произнес старик Джавахов, — он славный будет воин.
— Да на что он мне? — уклонился Леон. — Если понадобится, возьму.
В это время кончилось совещание совета. Приближенные царевны решили попытаться одарить боярина Милославского и через его сестру действовать в пользу Грузии.
— Кто повезет подарки? — спросил князь Зичианов.
— Ну, хотя бы ты, князь, — предложили ему.
— Нет, меня увольте! — возразил он кланяясь. — Устал я и стар для этого тонкого дела; лучше просите князя Орбелиани.
— Я сделаю, что мне прикажет моя царевна, — почтительно склоняясь в ее сторону, ответил Орбелиани.
— Я прошу тебя, князь! — скромно опуская глаза, ответила польщенная Елена Леонтьевна.
Порешив на этом, грузины стали расходиться. Все поочередно подходили к царевне и низко кланялись ей. Она сидела не шевелясь, потупившись; возле нее стоял царевич и важно отвечал на поклоны грузинских князей.
XX
ВОРОЖЕЯ МАРФУША
Внешне избушка ворожеи Марфуши нисколько не изменилась с тех пор, как в ней побывала несколько лет назад боярыня Елена Дмитриевна. Внутри она была все так же грязна и неуютна, и по–старому сидела над котелком с варящимися в нем какими–то травами Марфуша.