Теперь, кажется, понятно, почему забываешь прекрасную историю, которая так захватывала прежде: она произошла с другими. И испытываемое сейчас чувство просто невозможно ни с кем разделить.

Идея личного — от тебя ко мне — общения прослеживается во всем искусстве Индии.

Когда выступает хореографический ансамбль Удая Шанкара, чувствуешь то же, что возле Тадж-Махала. Опять не восхищение. Да, пластика, грация, смены ритма — все прекрасно. Но главное: артисты обращаются к тебе, только к тебе и ни к кому другому. Идет неслышный диалог двоих: артиста и зрителя. Поэтому ансамблю не особенно нужны сцена, декорации, он часто дает представления прямо на улицах…

Индия поражает и впечатляет очень многим. В том числе масштабами, грандиозностью: семьсот миллионов человек живут в трех тысячах городов и шестистах тысячах деревень, говорят на 187 языках, исповедуют с десяток религий. В промышленном отношении она тоже «солидная» держава. В нашей гостинице работали индийские полупроводниковые телевизоры и индийские кондиционеры. В недавнем прошлом отсталая британская колония теперь экспортирует сталь и запускает искусственные спутники Земли, производит сложнейшие станки и расщепляет атом.

Правда, проблем еще предостаточно. В городах постоянно приходится отбиваться от нищих. Они тянут к тебе руки, просяще заглядывают в глаза, останавливают. О них писали сотни раз. Писали и у нас, и на Западе. Но там забывали о главном — о причине нищеты. А она очевидна — англичане буквально терзали страну. Простое сравнение: в Калькутте «благодетели» находились все два столетия своего владычества, и нет в Индии края беднее, а на севере, где они пробыли восемьдесят лет, народ живет куда лучше.

Тем не менее мимо этого прошли и Киплинг, и Эдвард Морган Форстер, чье творчество многими нитями связано с Индией, и даже Марк Твен, который уже зрелым, всемирно известным писателем отправился в кругосветное путешествие, а затем выпустил книгу «По экватору».

С этой книгой я не расставался. Большинство высказываний автора казались мне очень точными. Например, описание индийского вокзала: «Пестрая людская толпа лилась поток за потоком, в разные стороны, — люди толкались, спешили, опаздывали, волновались, бросались к длинным поездам и втискивались в них со своими тюками и свертками, потом исчезали, и тут же подступала новая людская волна, новый поток. И среди всей этой сумятицы и толчеи, как будто не обращая на это ни малейшего внимания, то тут, то там на голом каменном полу группами сидели индийцы: молодые стройные смуглые женщины, седые морщинистые старухи, нежнотелые коричневые ребятишки, старики, юноши, подростки, — все бедный люд, но на всех женщинах здесь, от девочек до старух, дешевые яркие украшения: кольца в носу, кольца на щиколотках и пальцах ног, браслеты на руках; украшения эти, несомненно, составляли все их богатство. Люди эти молча сидели на полу, окруженные жалкими свертками и всяким домашним скарбом, и терпеливо ждали — чего? Поезда, который должен отойти в какое-то время днем или ночью!»

На одной из страниц дневника Твена я подчеркнул слова: «Индия — единственная страна, которую хотят увидеть все люди, а увидев ее хотя бы мельком, уже никогда не забудут, не променяют на все зрелища земного шара».

Эти строки я процитировал вскоре после того, как расстался с Дели. Сразу из Шереметьева отправился в другой аэропорт — Быково, а оттуда на самолете в Воронеж. Там в университете рассказал студентам о поездке по «стране чудес». И закончил выступление фразой Марка Твена…

Мы были на маленькой железнодорожной станции, о которой упоминал американский писатель. В те времена на ней хозяйничал королевский бенгальский тигр. Однажды отсюда ушла телеграмма управляющему железной дорогой: «Тигр ест начальника станции у главного входа, телеграфируйте инструкции».

Как не восхищаться юмором Марка Твена, его меткими замечаниями!

Марк Твен уверял, будто ни в одной другой стране «нет вагонов столь уютных». Нам запомнился этот восторг, и мы решили отправиться из Дели в Калькутту поездом, хотя обычно гости летают на самолете: три часа — и ты на другом конце Индии.

Тот вагон, в который попали, вроде плацкартного в наших поездах, но еще более тесный. Чемоданы ставить некуда, лампочек нет. А это — вагон первого класса.

Когда настало время ложиться спать, мы попросили у проводников постельное белье. Те громко рассмеялись. Выяснилось, что в индийских поездах белья не бывает, его надо брать с собой…

Мы так и не поняли, чем приглянулся индийский поезд Марку Твену.

«Голод, — писал он, — это специальность Индии. Во всех остальных странах голод — просто преходящая случайность, но в Индии это опустошительная катастрофа, если в других странах от голода умирают сотни людей, то здесь — миллионы». Точное перо публициста передает картины бедствий и нищеты в Индии в конце прошлого века. Однако эти картины словно лишены грунтовой подкладки, автор даже не задается вопросом, где корни нищеты.

В чем дело? Внезапное измельчение таланта? Беззаботность писателя-путешественника, стремящегося лишь к тому, чтобы более-менее точно описать замеченное? Вряд ли — не того калибра художник.

Тут другое. Во-первых, Твен, как и Киплинг, явно находился под влиянием историков, утверждавших, будто британская власть несет Индии блага цивилизации, мир и порядок. Но есть и второе объяснение: очень уж завораживает Восток своим внешним обликом, оболочку легко принять за само ядро ореха!

Восток… Но в Индии я нередко оказывался — конечно, в мыслях — и на Западе, прежде всего в Англии.

У Индии особые отношения с Лондоном, как-никак она в прошлом его колония. Отсюда и названия: «Госпиталь Веллингтона», гостиница «Империал», улица Каннинг-роуд. Отсюда и широкое распространение английского. На нем выходят газеты, журналы и книги; ведется ряд передач по телевидению; написаны всевозможные объявления, включая те, что висят на дорожных столбах (а в Англии, как читатель помнит, это делать запрещено); выбиты на Воротах Индии в Дели имена павших в первую мировую войну.

Отсюда и мемориальная табличка на доме в переулке Калькутты: «Здесь родился великий английский писатель Теккерей».

Отсюда и восседающая в Калькутте, бывшей индийской столице, мраморная королева Виктория. Пройдя мимо ее статуи, попадаешь в… Лондон.

Со стены смотрит герцог Веллингтон: руки скрещены на груди, голова гордо откинута. Такая же поза у генерала Хавелока и фельдмаршала Напиера, которые стоят на Трафальгарской площади, у секретарей Форин офиса, чьи портреты развешаны по британскому МИДу, да, по сути дела, у всех «лучших сынов» Альбиона, запечатленных в Англии на холстах, в мраморе и бронзе.

В Индии королева Виктория выглядит не менее величественно, чем у себя на родине. В центральном зале двенадцать гигантских картин воспроизводят эпизоды из ее жизни. По соседству — привезенные из Виндзорского дворца личные вещи монарха: рояль, письменный стол, книги и коллекция оружия, с помощью которого британские солдаты расправлялись с восставшими индийцами.

Полотно Верещагина «Въезд принца Уэльского в Джайпур в 1876 году». Табличка сообщает, что это самая большая по размерам картина в Индии, что раньше она хранилась в США, а затем ее купил магараджа Джайпура, что Верещагин жил в этих местах с 1874 по 1876 год и снова приезжал в 1882 году. Но об одном факте табличка умалчивает: британские власти выслали Верещагина из Индии по сфабрикованному обвинению в шпионаже.

Мемориал Виктории в Калькутте — это мощь (былая!) Британии. Его воздвигли в начале нынешнего века, и в нем все преисполнено достоинства, все славит английскую корону…

Королева Виктория однажды произнесла: «Индия — самый большой камень в моей короне». Но далеко не все англичане были настолько самоуверенны. Они писали о том, что «Индия полна для нас проблем, первая из которых — страшная жара» (историк Ф. Стил). О том, что жителям Альбиона мешает их «имперская психология»: «Мы слышим о больших реках в Индии и инстинктивно думаем о Темзе под Лондонским мостом, забывая, что великая индийская река может в наводнение затопить пространство от Вестминстерского аббатства до Хрустального дворца» (философ и государственный деятель Д. Фортескью).