Правда, между шпионским романом и «поларом» существует разница, которая обусловлена эпохой. «Массовая литература» — своеобразный, но очень чуткий барометр социальных настроений. Она преследует две цели — сбыта литературного товара и придания ему новой идеологической упаковки. В атмосфере глубочайшего социального, нравственного и культурного кризиса буржуазной цивилизации почти невозможно поверить в белозубого, шикарного, неотразимо привлекательного супермена, который незыблемо убежден в устоях «свободного мира» и западной демократии. Естественно, что «героем», точнее — антигероем «поларов» стал loser (проигравший), аутсайдер.
Не случайно, еще в 1978 году в журнале «Сюбжектиф» появился манифест «полара» — «Да здравствует бесчеловечная литература!» Посмотрим теперь, что за «борьбу», — против чего и кого, — ведет «бесчеловечная литература», которую так усиленно культивируют на Западе, в частности во Франции?
Персонажи «поларов» — фанатики разрушения и саморазрушения, абсолютные нигилисты — отравлены насилием, проникшим во все поры западного общества. Но их бунтарство сводится к тому, что они отвечают на жестокость еще большей жестокостью. Что-либо изменить в жизни они бессильны. Герои романа Филипа Кония «Ледяное лето», потерянные, безвольные, обреченные на одиночество люди, ждут «страшного милосердия» убийцы, который освободит их от груза страданий. Все, что бы они не предпринимали, неизбежно завершается неудачей. В «поларе», пишет Делу, «звучит исполненный отчаяния блюз потерянных поколений и неудавшихся судеб». Жан-Патрик Маншетт признается: в этих романах нет или почти нет положительных героев, кроме «частного сыщика». Мне больше всего нравятся «полары», чьи герои попадают в ловушку, оказываются под прессом жизни, чьи судьбы нелепо ломаются и плохо кончаются.
«Нувель обсерватёр», Франция
Ален Дюгран пишет в «Монд», что эти романы оказались «провидением для маргинальных слоев молодежи с крайне низким уровнем зарплаты». В качестве «настольной книги» нынешней молодежи он называет «полар» Фредерика Фажарди «Убийцы полицейских». Это поистине омерзительный образчик «бесчеловечной литературы». Герои этой книжонки — убийцы и каннибалы. Вот еще пример — «полар» Жозефа Бьяло «Салон кровопускания», со страниц которого буквально сочится кровь. Маньяк-садист изощренно одного за другим убивает оптовых торговцев в каком-то районе Парижа. Предшественник сегодняшних авторов «поларов» романист Лео Мале (родился в 1909 году) почти сорок лет назад поставил эпиграфом к своему роману «Жизнь отвратна» слова легендарного преступника прошлого века Ласенэра: «Отныне моя жизнь стала долгим самоубийством». Восторженный почитатель творчества Лео Мале, не раз здесь цитировавшийся критик Ален Дюгран, восклицает в «Монд»: «Жанр «полара», во всяком случае, приобрел стиль, эстетику». Но он забывает, что давным-давно всю проблематику и эстетику авторов столь почитаемого им «полара» резюмировал в двух словах главный человеконенавистник французской литературы XX века Луи-Фердинан Селин, который назвал жизнь «смертью в кредит».
«Полар», среди авторов которого есть несколько талантливых писателей, не выходит за пределы эстетических стандартов «массовой культуры».
Одна из ее наиболее характерных черт — удивительная способность эксплуатировать собственные традиции, ловко приспосабливая их к потребностям сегодняшнего дня. Как считают некоторые французские критики, «полар» вдохновляется американским «черным романом» конца 1920—начала 1930-х годов. Дэшиел Хэммет и Раймонд Чендлер, создатели таких образцов жанра, как «Мальтийский сокол» и «Долгий сон», утверждает Жан-Пьер Делу, совершили подлинную революцию в детективе, «последствия которой отразились на всей литературе». Они разрушили каноны, отбросили штампы и условности классического английского детектива, в основе которого лежала разгадка тайны или изощренного убийства. Чендлер язвительно иронизировал над бесчисленными романами, где очаровательные старые леди теряются в догадках, «кто же зарезал платиновым кинжалом миссис Поттингтон Постлейтуейт III в тот самый момент, когда она взяла высокую ноту в арии из «Лакме», хотя и пела в присутствии пятнадцати не очень удачно подобранных гостей». Идеологический смысл этой «массовой литературы» хорошо раскрыл французский критик Ив Ди Манно в работе «Полицейский роман и общество». «Классический полицейский роман всегда стремился увести своих читателей от проблем эпохи, — пишет он. — Взамен он предлагал произвольные, чисто абстрактные загадки, над которыми бились читательские умы. Никогда литература не заслуживала в столь полной мере эпитета «уводящая от жизни».
«Черный роман», в отличие от классического детектива и полицейского романа, исходил из действительности США тех лет. Это была литература о людях, отмечал американский исследователь Дэвид Мейден, которые проспали на постели «американской мечты» все двадцатые годы, чтобы с воплем проснуться в кошмаре годов тридцатых. Книги Хэммета, Чендлера, Маккоя (по его роману поставлен известный советским зрителям фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?») и других писателей получили название «черного романа» потому, что в них изображалась мрачная, жестокая и беспощадная реальность Америки времен «великой депрессии». Звучало возмущение несправедливостью, в лучших произведениях отсутствовал конформизм, соприродный «массовой литературе». Разоблачительный, протестующий, местами антибуржуазный характер «черного романа» 1930-х годов не подлежит сомнению. Вот свидетельство самого Раймонда Чендлера:
«Автор-реалист пишет в своих романах о мире, в котором убийцы и гангстеры правят нацией и городами, в котором отели, роскошные дома и рестораны находятся во владении людей, получивших свои деньги нечестными, темными путями, в котором кинозвезды могут быть правой рукой известного убийцы; о мире, в котором судья отправляет на каторгу человека лишь за то, что в кармане у него обнаружен кастет; в котором мэр вашего города поощрял убийцу, используя его как инструмент для добывания больших денег, где человек не может пройти по темной улице без страха. Закон и порядок — вещи, о которых много говорят, но которые не так-то просто вошли в наш быт… Это не очень устроенный мир, но мы в нем живем. Умные, талантливые писатели могут многое вынести на свет божий и создать яркие модели того, что нас окружает». Эта творческая программа весьма далека от содержания современного «полара».
Но «черный роман» не достиг тех глубин реалистической критики и социального пафоса, которые присущи, например, эпосу Джона Стейнбека «Гроздья гнева». Он не поднимался до социальных обобщений при всей своей критической направленности. Новым героем Хэммета и Чендлера был частный детектив, который в одиночку воюет с законом, так как закон этот несправедлив. Филип Марло (персонаж Чендлера) на собственный страх и риск борется против продажных политиканов и мошенников, которые ничем не брезгуют, защищая свои деньги и свою власть.
Голливуд в многочисленных экранизациях произведений Хэммета, Чендлера и других писателей постепенно умело погасил критические аспекты «черного романа». Во многом этому способствовал талант актера Хэмфри Богарта, который играл Филипа Марло как романтического героя-одиночку. «Черный роман» на экране был сведен к простой сюжетной схеме, а его приемы прочно вошли в западную «массовую литературу». Примером использования поэтики «черного романа», так сказать, со знаком минус, может служить множество книг не так давно скончавшегося в Лондоне Джеймса Хэдли Чейза.