— Что такое! — воскликнул он. — Гражданин генерал, какое название было вчера на носу этой странной бригантины?
— “Курочка”, — ответил Дюгомьс.
— Ночью это название закрасили и заменили другим.
Генерал направил трубу на корабль, прочел надпись и покачал головой.
— Ничего не понимаю, — удивился он. — Там написано по-французски. Из английской “Курочки” корабль стал французским “Соколом”. Что это значит?
— Какой-то трюк, хитрость против нас.
— Положим, этот маленький кораблик ничего худого нам сделать не сможет. Ага, теперь он поднимает паруса… Черт побери, французский вымпел? Выбирают якорь, утренний ветерок надувает паруса, бригантина собирается выйти в море…
— Ну, уж этого-то я ей не позволю! — воскликнул Наполеон.
Он подошел к пушке, собственноручно направил ее ствол и рассмеялся, уверенный в успехе:
— Она должна пересечь линию стрельбы. Посмотрим, не разучился ли гражданин Бонапарт вести прицельный огонь.
Генерал сделал рукой предостерегающий жест:
— Человек на шканцах не похож на англичанина. Впрочем, смотри-ка, он тоже наблюдает нас в трубу!
Бонапарт немного повозился со своей трубой, потом резко отнял ее от глаза, старательно протер стекла и снова навел на командира бригантины. Он узнал его! А тот вскарабкался вверх по вантам и радостно махал им шапкой.
— Он нас приветствует, — сказал генерал. — Не иначе, как он знает одного из нас.
— Тот, кого он знает — я, — ответил Бонапарт.
— Ах, так! Но кто же он?
— Гражданин генерал, это — история, о которой я расскажу подробно как-нибудь в более свободное время. Этот молодой человек хотел получить от Конвента корабль, его услуги отвергли, и теперь он сам заполучил его — прямо из английского флота.
— Из ряда вон! Как же ему это удалось?
— Представления не имею.
— Ну, об этом мы еще узнаем. Так или иначе, корабль ему достался не без схватки с экипажем. Отважный парень! Жаль, что он идет навстречу своей погибели. Там, на выходе из гавани, английские корабли. Они расстреляют его.
— Да, очень жаль! Хоть бы имя-то корабля менял не так открыто, на виду у всех, тогда, может, и сумел бы еще проскочить.
Бригантина тем временем вошла в сектор обстрела батареи. Громко и отчетливо выкрикивая командные слова, Сюркуф послал своих людей на реи, и они выстроились на пертах, как на параде. На мачте взвился трехцветный французский флаг, и из пушечных портов грянули залпы приветственного салюта. Все происходило столь сноровисто и с такой удивительной точностью, что даже невозмутимый Бонапарт не мог скрыть восхищения. Он скомандовал огонь и ответил своими пушками на приветствие человека, которого собирался было навсегда вычеркнуть из памяти. Разумеется, огонь был неприцельным, и ядра шлепались в воду далеко от бригантины, а она, грациозно покачиваясь, все дальше уходила из сектора обстрела.
Едва корабль миновал батарею, как на носу его появился человек, который начал какие-то манипуляции с надписью. К удивлению своему оба стоявшие в укрытии офицера увидели, что первоначальное имя корабля не закрашено, а лишь заклеено бумагой. Бумагу удалили, и появились отчетливые буквы прежнего названия.
— Ах, дьявол! Этот парень обвел нас вокруг пальца, — воскликнул генерал Дюгомье. — Вся эта комедия была нужна ему только, чтобы без опаски пройти мимо батареи. Ему не дали корабль, вот он и решил переметнуться к врагу.
— Нет, этому я не верю, — отозвался Наполеон. — Этот Сюркуф не способен на измену нации, ведь он, как ни странно это сейчас звучит, убежденный христианин. Эти люди незаменимы, надо только суметь направить их на полезные дела. Я думаю, он собирается одурачить англичан.
— Ну что же, посмотрим… Вот подойдет он к ним на дистанцию стрельбы, тогда и увидим.
Слегка накренясь, бригантина полными парусами, как на крыльях, летела по рейду. Дальше в море крейсировали трехмачтовики англичан. Невооруженным глазом можно было разглядеть каждый отдельный корабль. Бригантина устремилась прямо к флагману, на котором находился сам адмирал Худ.
— Он правит к флагману, он предатель! — сказал генерал Дюгомье.
— Не уверен, — возразил Наполеон. — Однако события и впрямь разворачиваются весьма интересно.
— Неужто он рискнул бы подойти так близко к флагману, не будь у него намерений предаться англичанам?
— Не обязательно. Но во всем этом есть что-то непонятное.
— Ты о людях, вылезающих из люков?
— Да. Две минуты назад они ушли с палубы вниз французами, а теперь на них мундиры английских моряков. О-о-о, мне кажется, я понял замысел этого дьявола Сюркуфа! Похоже, этому молодому бретонцу и впрямь можно было бы доверить любой корабль.
Щеки маленького корсиканца раскраснелись; бригантина полностью завладела его вниманием. Он не думал ни о Тулоне, ни о предстоящих ему дальнейших делах, он видел только маленький кораблик, дерзко лезущий прямо во вражескую пасть.
— Что он, совсем что ли сошел с ума? Пытаться прорвать линию в этой точке — чистое безумие! — снова заговорил генерал. — Ему бы держать подальше к осту, чтобы выйти на ветер…
— Кто знает, какие у него расчеты! Времени у него, конечно, было маловато, но вполне возможно, что он успел все же достаточно близко познакомиться со своим кораблем и знает теперь, на что может отважиться. О-ля-ля, флагманский корабль ложится в дрейф! Сюркуф подает сигнал, он хочет говорить с адмиралом!
Напряжение достигло своего предела. Флагман лег в дрейф: паруса свои он развернул так, чтобы в часть их ветер дул прямо по ходу корабля, в другую же часть — с обратной стороны, препятствуя ходу. Теперь оставалось ждать, что бригантина спустит свои паруса, однако вместо этого Сюркуф круто привелся к ветру и приказал намертво закрепить руль тросом. Бригантина развернулась носом в открытое море, и оба корабля стали медленно сближаться.
Наполеон видел в трубу Сюркуфа. Он стоял на шканцах в английском мундире и с переговорной трубой в руке, но в такой позе, чтобы с флагманского корабля нельзя было разглядеть его лица.
Вот бригантина совсем уже рядом с англичанином — шапкой можно докинуть. Сюркуф взмахивает трубой, и по этому сигналу матросы рубят трос, которым был закреплен руль. “Курочка” резко уваливается под ветер и стремительно набирает ход. Сюркуф вторично машет рукой, и в тот же миг бригантина тяжело переваливается на другой борт, а на мачте ее взвивается ввысь французский флаг. Но что это? Бригантина открыла огонь! Сперва Бонапарт и Дюгомье увидели лишь легкий дымок, затем огромный, гордый английский флагманский корабль содрогнулся от киля до клотиков своих мачт — ядра Сюркуфа с первого залпа накрыли цель, а еще через несколько секунд до них докатился гром пушек отважного бретонца.
Бригантина неслась полным ветром, и не успели на стремительно атакованном линейном корабле толком опомниться, как она была уже вне пределов точной стрельбы его орудий. В подзорные трубы было видно, какая неразбериха царит на адмиральском корабле. Он развернулся и выпалил всем бортом по беглецу, однако ядра просвистели мимо. Тогда он поднял сигнал, следуя которому все подчиненные ему корабли пустились в погоню за дерзким карликом, отважившимся обмануть великана и вступить с ним в схватку.
— О, блистательно! — воскликнул генерал Дюгомье, с трудом переводя дыхание. — Этот парень — настоящий дьяволенок и заслуживает всяческих похвал.
— Похвал? — отозвался Бонапарт. — Гражданин генерал, то, что совершил этот Робер Сюркуф, выше любых похвал! И я, Наполеон Бонапарт, говорю, что он выиграл сражение. Я всей душой желаю ему уйти от погони. Будь я во главе морского ведомства, я призвал бы его и доверил ему целый флот. Я обманулся в этом гении!
Прошло семь лет. Наполеон водрузил своих орлов в Италии, стяжал славу в Египте и стал первым консулом. Номинально маленький корсиканец правил совместно с Камбасересом и Лебреном, в действительности же был единоличным регентом Франции. Пророчества Сюркуфа сбылись. Нация была истерзана внутренними распрями и обескровлена войнами. На суше Франция неизменно одерживала победы, а на морях с тем же постоянством выказывала свою слабость. Наполеон был великим полководцем, но плохим адмиралом; море явно не было его стихией.