Ему предстояло ещё высидеть занудную консультацию по летней практике, но мыслями он был, конечно, там: то на съёмочной площадке, то уже в «Манхэттене», за одним столиком с Воскресенским.

Фотограф быстро сообразил, как добраться от университета до гостиницы. Он пока слабо себе представлял, что ему делать с Максом, и решил ориентироваться по обстоятельствам. Он даже не был уверен, что у парня когда-либо вообще были отношения с мужчинами. С одной стороны, на вчерашней съёмке он уступил очень легко, даже охотно, но с другой… В жизни он вёл себя совсем не похоже на гея, тем более занятого в модельном бизнесе. Стоило признать, он вообще не очень хорошо знал Макса, но почему-то тот казался ему неискушённым и искренним существом, вряд ли способным так ловко притворяться.

Кем бы парень ни был, он наверняка ненавидит его за все те издевательства и оскорбления, которым он подвергал его на фотосессиях. Но ведь он всё же принял приглашение… И между ними было какое-то притяжение, пусть слабое, ещё не определившееся, но Ви его чувствовал. Или он всё это придумал? Ладно, подождём до вечера, а там посмотрим.

Воскресенский заехал на парковку и уже практически вышел из машины, как на глаза ему попались документы, забытые Максом. В принципе, у него хватало времени занести их Гартману самому, рекламное агентство совсем рядом. Он набрал номер Гартмана несколько раз: всё время было занято. На документах был указан телефон офиса, туда фотограф и позвонил.

- “С-Медиа”, - ответил запыхавшийся женский голос после пятого гудка.

— Скажите, а Гартман на месте?

— Нет, сейчас его нет. Что-то передать? — вежливо ответила женщина, тут же гаркнув куда-то в сторону. — С ума сошли, что ли? Не будем мы заказывать такой тираж без пробной печати.

— Нет, не нужно. А когда он будет, не подскажете?

— Его сегодня в офисе уже не будет. Он из дома работает. Тут у нас сегодня… шумно.

Воскресенский вздохнул. В трубке действительно слышался металлический лязг непонятного происхождения. Куда теперь девать чёртовы бумажки? Отдать вечером Максу?

— Он далеко от офиса живёт? Это Воскресенский, фотограф. Мне нужно ему документы передать.

— Нет, на машине минут десять. — И снова крик: — Найдём другую типографию! Пусть катятся к… Простите. Что вы спросили?

— Я спросил, какой адрес у Гартмана.

— Мира пять, а квартира… Свет, какая у Стаса квартира? Да знаю, что двухкомнатная. Номер какой?

Ви знал, какой номер она назовёт. Он мог бы не дожидаться ответа, он уже знал. Его почему-то бросило в жар.

— Квартира сто сорок пять.

Может быть, какая-то ошибка? Две бешеные тётки могли перепутать, поэтому он уточнил:

— Точно? У Максима Ларионова такой же адрес.

— Так он же с ним живёт, — бросила женщина, тут же переключившись на невидимую Свету: — Нет, не та бумага, эта отложена для…

Воскресенский опустил телефон.

Вот дурак! Старый дурак… Потянуло на молоденьких, на мальчишку, который ему чуть не в сыновья годится, на двадцатилетнюю модель. Конечно, его уже кто-то трахает. Будет он тебя дожидаться…

С чего он вообще взял, что у Максима никого нет. Никогда об этом речи не заходило? Не слышал? Да он вообще ничего о парне не знал… «Искренний, чистый, неискушённый». Сейчас все эти эпитеты, которыми он его наделил, звучали насмешкой, упрёком его собственной глупости. Разумеется, для него не было принципиально, был ли у Макса кто-то до него или нет, но знать, что он живёт с Гартманом — другое дело. За этим уже стояли отношения… или деньги. Спать со своим же агентом очень удобно и выгодно. Наверное… Будет тебя продвигать вовсю, может, комиссионные поменьше возьмёт. Хотя почему обязательно деньги? Может быть, у них действительно чувства, любовь. Разве не может такого быть? Да, но от встречи с ним Макс не отказался, хотя не мог не понимать, к чему дело идёт. Ещё бы! Известный фотограф, снимающий для «Vogue» и «Elle» — это круче, чем глава небольшого бизнеса в Сухозадрищенске. Какая может быть любовь, если такой шанс засветился на горизонте?

А он-то, он-то сам как попался! Уж в его-то возрасте, с его опытом можно было догадаться, понять. Напридумывал себе сказочных прекрасных мальчиков… И всё равно: смотреть, как этот созданный им трогательный и чистый образ падает в грязь, было больно. Воскресенскому стало горько и противно от всего этого. Чёртов городишко…

Он так и стоял возле машины с телефоном в руке. Ви взял файл с документами, сумку с фотоаппаратом и вошёл в здание гостиницы. Соня жила в соседнем с ним номере. Он заметил её машину на стоянке: видимо, она уже успела приехать сюда, пока он катал Макса да делал ему всякие предложения. Идиот! Ещё раз идиот!

Воскресенский постучал в дверь Сониной комнаты.

***

Макс пришёл в «Манхэттен» за полчаса до назначенного времени: занять столик получше и поуединённее, пока после окончания рабочего дня не набежал народ, и просто потому, что у него терпения не хватало ждать где-то ещё. Он практически сразу после окончания консультации сюда помчался.

Он успел проголодаться и заказал салат и чай, хотя выпить сейчас хотелось чего-нибудь покрепче. Ему было страшно, не до такой, конечно, степени, чтобы руки тряслись и ноги дрожали, а просто немного тревожно и неловко.

Когда Воскресенский не появился в десять минут седьмого, Макса это не сильно обеспокоило. Мало ли почему фотограф мог задержаться… Свернул не туда в незнакомом городе, в пробку попал. В половине седьмого парень стал уже серьёзно думать о том, что Ви не придёт. Он подождал ещё немного и позвонил — номер Воскресенского у него на всякий случай был записан в телефоне, хотя звонить ни разу не приходилось. Фотограф не ответил. Макс попробовал ещё раз, послав вдогонку эсэмэску: «Это Максим Ларионов. Вы придёте?». Возможно, у Воскресенского его номера не было, а на звонки с неизвестных он не отвечал.

Макс понимал, что смысла ждать нет: если бы Ви хотел его видеть, он или бы уже приехал, или позвонил сказать, что задерживается, или, по крайней мере, ответил на звонок. Тем не менее Макс ушёл из «Манхэттена» уже ближе к половине восьмого. И даже когда выходил из дверей, то посмотрел на дорогу в ту и в другую сторону: вдруг мелькнёт чёрный силуэт «кадиллака». Он надеялся до последнего. Глупо и наивно…

Зачем вообще было приглашать его куда-то, если потом не приезжать и даже не отвечать на звонки? Последняя пакость от Воскресенского? Финальное унижение на прощание?

Когда он пришёл домой, Стас болтал по телефону (судя по интонациям — с Катей). Они кивнули друг другу, и Макс ушёл в свою комнату. Дядя заглянул туда через пять минут:

— Пойдём ужинать, а то остынет всё.

— Не хочется что-то. Я после универа в кафе зашёл, перекусил. — Потом добавил, чтобы сразу пресечь возможные расспросы: — С одногруппниками.

— Тогда просто со мной посидишь, расскажешь, чего и как.

Стас был в чудесном и общительном расположении духа, и Макс знал, что теперь от него так просто не отделаться.

— А ты чего кислый такой? — спросил дядя, когда они пришли на кухню. — Надо радоваться: ты же сегодня последнюю фотосессию отмучил!

— Ну, это классно, конечно, — без особой радости в голосе ответил парень. — Просто на консультации этой назадавали всего. Дневники какие-то, отчёты. Я с этими съёмками даже ещё не нашёл, где практику проходить.

— А, не парься. Я ж тебе говорил, у меня одногруппник бывший, Санька Герасимов, работает в «Стройресурсе» по связям с общественностью. Пристроит тебя куда-нибудь почище, чтобы в кабинете сидеть, а не по стройкам бегать.

— Да я бы и побегал, мне же на самом деле практика нужна. — Макс присмотрелся к файлу с бумагами, лежащему на подоконнике возле ноутбука Стаса, и даже привстал, чтобы лучше рассмотреть. — Это не от Воскресенского документы?

У него эти бумажки на радостях совсем из головы вылетели.

Стас обернулся:

— А, да. Утром забыл про них. Соня недавно привезла.

— А Воскресенский?

— Что Воскресенский?