— Да, но на виски и ром деньги требуются. Инвалюта.

— Конечно! Бесплатно редко угощают.

— Где же вы их берете, столько денег?

— Я получаю неплохо.

— Однако если в каждом порту пить вино да еще покупать вещи жене, родственникам, никаких денег не хватит. Может быть, у вас есть какие-нибудь побочные доходы?

— Вы что же, меня, как и таможенники, под подозрение берете? Я уже говорил, что не знаю, кому принадлежат эти вещи.

Первый допрос так ни к чему и не привел. Расставшись с Травниковым, следователь поднялся из-за стола, подошел к окну и стал размышлять о только что состоявшейся беседе с кондитером.

Чтобы спрятать что-либо на судне, нужно хорошо знать его устройство. Травников как работник камбуза устройство судна, понятно, знал плохо. Но зато он досконально изучил механизмы и агрегаты кондитерского цеха. К тому же не кто иной, как он сам, всегда после работы закрывал кондитерский цех на замок. Следовательно, никто пробраться сюда без ведома Владимира Александровича не мог. Немаловажное значение для следствия имело и то, что Травников любил выпить. Пьющий человек, как правило, морально неустойчив. Он может пойти на любые сделки с совестью.

Тем не менее Травников продолжал упорно отрицать свое причастие к «незафрахтованному» грузу, обнаруженному в механизмах кондитерского цеха. Он заявлял, например, что вообще ничего не привозил в этот раз из-за границы. По его словам, выходя на берег в порту Гильберн, а также в Хельсинки и Гавре, он ничего не покупал. «Хотел было приобрести авторучку, — говорил Травников, — да не нашел подходящей».

История с Травниковым не могла, естественно, не взволновать экипаж судна. Честным морякам, которых было подавляющее большинство, не хотелось, чтобы кто-то бросал тень на коллектив, оставлял грязные следы на борту теплохода. И люди решили помочь следствию. Они заявили, что Травников лжет, утверждая, что ничего не покупал во время последнего рейса. В Гильберне наши моряки видели, как он делал покупки в магазине. Продавец с любезной улыбкой подал ему довольно объемистый пакет. Травников его взял и пошел к дверям.

Один из свидетелей заявил, что Травников, будучи в нетрезвом виде, давал ему советы, как «делать деньги». Причем говорил, что с Севастьяновым он уже «делал деньги» подобным образом.

Следователь поинтересовался: кто такой Севастьянов? Ему ответили, что это их бывший кок, который сейчас плавает в качестве шеф-повара на другом крупном пассажирском теплоходе.

И еще несколько чрезвычайно важных показаний получил Кириллов. Оказывается, у Травникова можно было приобрести не только вещи, но и иностранную валюту. В частности, приобретал ее начальник радиостанции теплохода Николай Кукушкин. И действительно, во время обыска в каюте Кукушкина нашли 40 американских долларов. Николай признался, что купил их у Травникова.

Несколько дней Травников еще продолжал упорствовать, а затем, поняв, что следователю уже известны уличающие его факты и дальнейшее запирательство может только повредить, обреченно махнул рукой и сказал:

— Ладно, буду давать правдивые показания.

— Вот так-то лучше, Владимир Александрович, прежде всего для вас, — произнес Кириллов и, придвинув к себе лист бумаги, приготовился слушать и записывать.

— Сегодня, однако, вам не придется меня допрашивать, — сказал Травников.

— Это почему же?

— Потому что как раз сегодня ко мне на квартиру должен прийти один человек. Тот самый, у которого я приобретал валюту. И если вы хотите поймать этого человека с поличным, иметь неопровержимые улики, советую не упустить его. Сейчас же поезжайте ко мне домой и ждите.

Травников жил в большой коммунальной квартире в центре города. Туда и приехали следователь Кириллов, старший инспектор ОБХСС отдела милиции Ленинградского порта Игнатович и два оперативных работника. Жена Травникова — Ольга — провела их в комнату. Никто из жильцов не догадался, что за посетители и с какой целью пришли к ним в квартиру. Жизнь в ней шла своим чередом. Из кухни доносились женские голоса — там что-то варили, жарили, пекли. Подпрыгивая, пробежал по коридору ребенок.

...Томительно тянулись минуты. Никто не появлялся. Неужели Травников солгал? Придумал «легенду» про визитера, который якобы должен прийти к нему с валютой? Может быть, эта ложь понадобилась ему для того, чтобы оттянуть время и, пользуясь оттяжкой, обдумать свое положение? Такое ведь тоже случается...

В дверь постучали. Ольга вздрогнула, настороженно посмотрела. Игнатович поднял указательный палец, сделал предостерегающий жест: тихо! Стук повторился.

— Войдите! — пригласил Игнатович:

Дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомец. Увидев, что в комнате люди, он попятился. Но уйти ему не удалось.

— К кому вы пришли? — спросили его.

— К своему приятелю.

— Зачем пришли?

— Просто так.

— А может быть, принесли валюту?

— Не понимаю, о какой валюте вы говорите?

— Придется вас обыскать. Вот, пожалуйста, постановление на обыск.

В кармане у незнакомца ничего не оказалось. Неужели этот человек — не тот?

— Снимите, пожалуйста, туфли.

— Зачем?

— Снимите, снимите! Можете не стесняться...

— Ладно... Делать нечего. Вы правы. Я действительно принес валюту. Она у меня в носках. Разрешите я их сниму.

И, сев на стул, посетитель снял туфли, стянул с себя щегольские, черные в красную клетку, носки. В этом столь необычном «хранилище» оказалось 59 американских и канадских долларов, 6 английских фунтов, 170 западногерманских марок, 50 французских франков, 110 шведских крон и 5 финских марок.

Начался допрос.

— Кто вы такой? Ваша фамилия?

— Шаповалов.

— Кем работаете и где?

— Официантом в ресторане.

Далее выяснилось, что Шаповалов регулярно снабжал Травникова валютой, а в последний год делал это ежемесячно. Следователя интересовало: где он ее достает? Оказывается, обслуживая иностранцев, он получал от них «чаевые». Кроме того, официант приобретал валюту у бармена одной из гостиниц.

Из квартиры Травникова нарушитель правил о валютных операциях ушел не один. Его сопровождали работники ОБХСС. Они посадили Шаповалова в машину и повезли в следственный изолятор.

На другой день Кириллов встретился с Травниковым.

— Ну, как, приходил Володя? — полюбопытствовал кондитер.

— Приходил. Что ж, Владимир Александрович, коль вы один раз помогли следствию, сделайте это и во второй. Докажите, что не потеряли окончательно совесть. Что вы говорили про Севастьянова?..

Севастьянов работал на пассажирских судах шеф-поваром. Он был неплохим знатоком своего дела. Под его руководством питание пассажиров всегда было налажено четко. Глядя на этого красивого, стройного человека в белоснежном поварском колпаке, царившего на камбузе среди начищенных до блеска, сверкающих котлов, никто бы не сказал, что он — матерый валютчик, спекулянт. Этот степенный человек привозил из-за границы нейлоновые плащи, кофты, платки, а затем перепродавал их втридорога. Когда его арестовали, он даже не очень переживал — видно, уже давно ждал этого момента. На предложение следователя рассказать о своих махинациях быстро ответил:

— С чего начать?

— Давайте в хронологическом порядке.

Севастьянов подробно рассказал, как занимался скупкой валюты, как провозил из-за границы вещи. Часть из них он сдавал в комиссионные магазины, а часть сбывал с рук. Несколько пальто продал в Риге. Фамилий покупательниц не знал. Помнил только: одну из них звали Марией.

В заключение Севастьянов сказал как бы с упреком:

— Эх, гражданин следователь, разве мы фигуры — я, Травников... Вот Хабаров Александр Иванович...

— Возьмемся и за Хабарова, — ответил Кириллов.

О директоре ресторана теплохода следствие уже имело кое-какие сведения. Хабаров не брезговал ничем. Он шел на любые сделки. Как-то раз он заказал в Гаере свежий картофель для питания пассажиров. Однако на борт теплохода картофель не поступил. Сделка была фиктивной. Вместо картофеля Хабаров получил от шипчандлера, то есть лица, представляющего торговую фирму, 450 франков, которые поделил с тем же Севастьяновым и начпродом Сергеем Коричевым. Уже один этот факт свидетельствовал о моральной нечистоплотности директора ресторана.