- Зови меня, друг мой, Яном, прозвище мое - Краса. Откуда вы идете, и догадываться не нужно: по разговору и по одежде только слепой и глухой в тебе не при знает ганака.

- Как раз верно, пан Ян, мы с самой Ганы[22] и есть... Эх, и край же у нас! Другого такого, пан Ян, на всем свете не сыщешь!

Ян Краса невольно улыбнулся наивному восклицанию Милана:

- Что край твой хорош, это всем известно. Не зря говорится: "Кабы нам жить по-ганацки!" Но все-таки вы его покинули. От доброй жизни не бегут.

Несмотря на то что купец с первого же взгляда внушил Милану симпатию и доверие, он не решался рассказать купцу всю правду. Но теперь Милан решился посвятить Яна Красу во все их злоключения. Он положил руку на холку лошади и, идя рядом, обдумывал, как получше рассказать новому знакомому все, что привело его самого и его близких в Чехию.

- У пана Яна добрая душа, и тяжкий грех ляжет на меня, если я утаю от него хоть каплю. Если у пана Яна хватит терпения выслушать меня, тогда он узнает, что приходится иногда вынести на своих плечах добрым людям на этом свете.

- Мне можно доверять и рассказывать все, - тихо и спокойно заметил Ян Краса.

- Хорошо. Я не из пустого хвастовства говорю, что наш край, можно сказать, благодатный край. Деревня наша Листова небольшая: дворов около сорока, не больше, Раньше мы были за паном Ладиславом из Тышнова. Работали мы барщину и оброк платили. Короче говоря, владел и землей и нами пан Ладислав по старым обычаям. Пан был как пан - ни много доброго, ни много худого про него не скажешь. Земля же у нас прямо золото, а не земля. И скотину держали, и пчел разводили, и пиво варили, и виноград выжимали.

Пришлось пану нашему ехать воевать куда-то очень далеко. Воевал, воевал наш пан, да и провоевался. Вернулся из плена наш пан богат, что твой нищий: за душой ни гроша. Посидел, посидел в своем замке и - что б вы подумали! - опять стал собираться в поход, на этот раз против турок в помощь угорскому королю. Взял с нас оброк деньгами за пять лет вперед да троих парней в копейщики, ну, как обычай велит, еще лошадей, скота всякого, птицы, пшеницы, пива да всего, что для похода рыцарю надобно.

Проведали наши мужики, что у пана денег, как на рыбе шерсти, и что на поход нужны деньги немалые. Вот мы и послали к пану нашего старосту Тонду Конопатого. Хитрый мужик этот Тонда, не гляди, что конопатый. Он с паном и так и этак, а убедил-таки разорившегося пана, что ему прямая выгода продать нам всю землю, где деревня стоит, - пахотную, луга и хороший кусок леса.

Ну, а как пану показали деньги, он и поддался. Отвалили мы ему немало коп грошей, съездили в Брно и написали грамоту. Пан деньги взял, еще немного пожил в замке, да и отправился с турками драться. Уехал, и больше не пришлось нам его снова увидеть: сгинул наш пан, упокой боже душу его, насмерть посекли турки рыцаря. Ни жены, ни детей у пана не было, вдовый он был.

Прошло с тех пор лет десять. Пришло к нам в Листову известие, что по соседству всю землю наш маркграф Иодек подарил францисканцам и что неподалеку от нас на горе будут строить монастырь. Велели и нашим мужикам идти тоже помогать строить: дело, говорят, богоугодное. Я еще в ту пору лишь впервые штаны надел и только отцу помогал, а он и деревья рубил да возил, и камни дробил, да все делал, что велели.

Когда монастырь был готов, приехали францисканцы, и с ними аббат да приор.

Велели нам выйти встречать святых отцов. Ну что ж, вышли. Стали на дороге, ждем. Глядим - едут. Да много как, и все конные, а сзади обоз идет, да длиннющий. Впереди на вороном жеребце едет аббат. Как подъехал, ну все мужики и женщины разом на колени под благословение. Глядим - а у аббата под сутаной кольчуга блестит, на ногах шпоры, а сбоку меч позвякивает. За аббатом молоденький парнишка везет копье со щитом и шлемом и лошадь ведет, а на ней погружены латы, двуручный меч, секира, палица и все прочее. У самого аббата-то в руке вместо креста - арбалет на взводе. Монахи же все немцы, детины как на подбор - молодые, здоровенные, а рожи все - словно вчера из тюрьмы вышли... Ну, думаем, хороши святые отцы!..

Аббат же мужчина еще не старый, собой рослый да такой тучный, словно боров откормленный, щеки круглые и, как бурак, красные. Как подъехал к нам и увидел, что народ стоит на коленях и ждет благословения, стал правой рукой нас благословлять, а в левой арбалет так и остался... Вот такой был аббат отец Августин.

На первых порах жили мы с францисканцами неплохо, по-соседски. Частенько приходилось нам посылать в монастырь и зерна, и мяса, и рыбы, и масла, и молока, и всякого другого добра. Но и они нас понапрасну не очень тревожили.

К этому времени мои родители уже на кладбище покоились. И в родительском доме жили брат мой Матей с женой Властой, сыном Карлом и дочкой, вот этой самой Боженой, и я с ними, потому что до того времени не управился своей семьей обзавестись.

Жили мы не богато, вернее - даже бедно, хоть и не голодали. Работали мы с Матеем и Карлом - ему тогда в день святого Тита восемнадцать годов минуло, и таким он вырос высоченным да сильным, что и отцу своему в силе не уступал, а Матей, чтобы вы, добрый пан, знали, куда покрепче меня... а я, вы сами видите, будто тоже не очень уж какой хилый...

Купец бросил мимолетный взгляд на рослую, плечистую фигуру Милана, на его выпуклую бронзовую грудь, выступающую из-под полуистлевшей рубахи, на его могучие руки, и подумал: "Если этот силач, то что за богатырь был его брат!"

- Но вот, - продолжал свой рассказ Милан, - случись ребятам Ярде, сыну Тумы Хромого, да Кубе, сыну Зденка, найти в нашем лесу, в горах, кусок руды серебряной. Показали нашему кузнецу. Тот стал потихоньку выплавлять серебро, да колечко для своей нареченной Зоси Курносой, что в то лето малины объелась, и смастерил. Как назло, в ту пору заехали с охоты к нам аббат отец Августин и его родной братец барон Оттон фон Зинненштраль, что гостить к братцу приехал, и остановились подковать баронова коня. Коваль коня кует, а тем временем барон заметил колечко на окне и спрашивает:

"Откуда такое колечко?"

Кузнец отвечает:

"Сам сделал".

"А серебро откуда взял?"

Кузнец плечами пожал: купил-де. А рыжий Куба, на беду, тут крутится, да и ляпни: это я, мол, такой камешек принес, из которого коваль серебро делает.

Хорошо. Вот лошадь подковали, барон бросил кузнецу целый грош и говорит Кубе:

"Мальчик, подержи стремя".

Тот подошел, а барон и шепчет ему на ухо:

"Если ты меня поведешь в то место, откуда брал те камешки, я тебе мешок пряников принесу. Только никому ни звука".

Так все и пошло. Куба съездил с бароном в лес, показал место, откуда он руду приносил, и верно - получил мешок пряников. Только через те пряники все и узналось. Как увидал Зденек мешок пряников у сына, сейчас его за ухо:

"Откуда пряники?"

Тот - в рев, да все начистоту и рассказал.

Ну, думаем мы все, жди теперь беды: не зря мешок пряников барон хлопчику подарил... Вот из-за этих самых пряников и нагрянуло к нам несчастье.

Прошло так месяца два или три, уж точно не помню, как прискакал в деревню кривой Пешек, что у аббата служил. Прямо к старосте: вызывают-де тебя немедля аббат и барон.

Почесал затылок наш староста, да идти ведь надо. Ну, пошел. На другой день видим: вернулся, да такой, словно бы жабу проглотил. Приходит он к нам, то есть к моему брату Матею, покойному теперь... Пришли еще старики наши - Амос, Ондржей и Павел. Для совета. Сели все за стол, выпили по кружке пива, съели миску хорошего сыра, и староста стал рассказывать.

Пришел он в аббатство. Позвали его в покои аббата. Отец Августин и барон Оттон встретили его ласково, велели подать чарку вина. Потом барон и говорит:

"Скажи-ка, любезный староста, почему ваша деревня вот уж столько лет аренды за землю не платит?"