– Синьор капитан!

Кровь Христова, кого еще там несет? У ворот бегали с фонарями и гремели засовами. Сержант Вито способен справиться с любым пустяком сам, значит, случилось нечто важное. Толстый управитель, переваливаясь, подобно утке, уже спешил к нему, а рядом шел человек, настолько закутанный в плащ, что у Дженнардо не осталось сомнений. Мелькнула мысль встать и поклониться преосвященному, но капитан отбросил ее. Он достаточно накланялся Валентино на последних советах, где никто не произнес ни слова правды. Кроме, пожалуй, кардинала Лаццарского, который просто дрожал за свою шкуру и свои земли и боялся всех и вся. И если бы к капитану Форса ночью явился кардинал ди Марко, не было бы этого глухого плаща и закрытого капюшоном лица. О нет, это интриган пришел разыгрывать свою пантомиму. Валентино решил создать видимость доверительного разговора наедине? Похоже на то, ведь завтра они смогут лишь слать друг другу письма, а бумаге многого не доверишь. Почему бы и не посекретничать, но уж больно кардинал не вовремя! Сам не понимая, зачем он дразнит прелата, Дженнардо шире раздвинул колени, развалился на скамье и осклабился. В сочетании с распахнутой на груди рубахой весьма дерзко. Что ж, зато у Валентино остается этот мелкий гаденыш Дзотто, с которым святой отец может сплетничать, сколько душе угодно. Факел в руке управителя ярко освещал и позу хозяина, и недовольную гримасу на лице гостя, но Валентино не позволил Дженнардо наслаждаться.

– Могу я попросить вашего слугу погасить факел? Не стоит оповещать о моем визите всю округу, – голос кардинала был нелюбезен и сух, и капитан в долгу не остался. Жестом велев управителю отойти, он осведомился, тщательно изображая манеру ди Марко:

– Вы правы, безусловно. Не позволите ли пригласить вас в дом? Ужин готов, и есть хорошее вино.

Валентино продолжал стоять и даже складки плаща не отпустил. Едва ль Ла Сента в последний день перед выступлением выделит людей шпионить за соперником – а ведь весь май прошел во взаимной слежке! – но, если соглядатаи все же есть, поздний визит их заинтересует. А идти в дом кардинал не желает, так-так.

– Может быть, вы присядете, – капитан приглашающе повел рукой, и, к его удивлению, ди Марко послушно опустился на скамью. – Хороший вечер, не правда ли?

Ну и чего этот записной лжец молчит? Дженнардо и сам не желал говорить, но с такими, как Валентино, предписанная этикетом болтовня – лучшая защита:

– Утро будет еще чудесней. Думаю, к полудню по такой погоде наши передовые отряды уже перекроют Лаццарскую дорогу…

– Вы не думали, что Бык послал еще и третий отряд, тайный?

Донесения разведчиков сообщали лишь о двоих бандах, кои Родриго Реджио направил против них, и кардиналу об этом было прекрасно известно. Как указывалось в договоре обоих мерченаров, капитаны должны представлять на суд отцам города карты кампании… но за стенами Лаццаро над ними властен лишь Бог. Точнее, дьявол. В год рождения Дженнардо никому не известный отпрыск большой семьи, вынужденный по бедности пойти в наемники, точно так же сообщил о своих планах нанимателям. Сие случилось утром, а к вечеру этот наемник объявил себя правителем захваченного города, отправив несогласных на виселицы и в тюрьмы. Так герцог Форса начал создавать свое могущество. Дед Валентино ди Марко поступил еще лучше. Дождавшись, пока правитель скончался, безродный банкир нанял всякий сброд на деньги, вырученные от торговли зерном и рабами, и сверг малолетнего сына бывшего сюзерена. Без сомнения, кардиналу подобные тонкости итальянской политики отлично знакомы. Оттого он так и… собственным бедром и плечом Дженнардо ощущал волнение ночного гостя. В славном городе Лаццаро все бегают друг к другу под покровом темноты, точно воры.

– О, Иисус сладчайший… вам известно мое мнение о якобы посланном третьем отряде. Вам известно мое мнение о кампании, Быке, Ла Сенте, папе римском и всей курии. А также об Орсини, Медичи и Колонна… это я на тот случай, если вы в кои-то веки решитесь говорить без уверток, – чего ради он должен щадить Валентино? Кардинал его не пощадил, да и не должен был. Одиночество и вечный привкус гари на языке порождают странные мысли и еще более странные надежды.

– Хорошо, я скажу прямо. У меня есть основания считать, что для Ла Сенты оборона Лаццаро – всего лишь хитрый способ помириться с отцом. Я получил сведения из Рима, и они весьма тревожны. Сведения, заставившие меня… Форса, я не хочу верить вам, но больше мне верить некому, – голос Валентино был все так же отстранен и ровен, но Дженнардо безошибочно уловил в нем отзвуки того же азарта битвы, что вытащил его самого из-под груды пепла.

– Сведения, заставившие вас?.. Что вы сделали, Ваше Высокопреосвященство?

– Друзья и родичи помогут мне. Помогите и вы. Папа Адриан не вечен, большего я не могу сказать. А когда кардиналы святейшей курии запрутся для выборов нового понтифика, вы и ваш отец пожелаете, чтобы им стал некто дружественный вашей семье, не так ли?

Дженнардо медленно повернулся на скамье, силясь разглядеть выражение лица прелата. Заговор в Риме? Но сколько их уже было, а Реджио стоит, как скала!

– От вас требуется при малейших признаках предательства лишить Ла Сенту возможности вредить нам…

– Нам? – хотелось встать и пойти вымыть руки. Отвратительное сочетание: Валентино его привлекал и отталкивал разом. – С чего вы взяли, будто предательство в вашем понимании будет означать таковое и в моем? Вы были откровенны, я отвечу вам тем же: по моей воле с головы Ла Сенты не упадет ни один волос. До тех пор, пока он не поставит кампанию под угрозу. Мое дело здесь – оборона Лаццаро, и только. Запомните мои слова.

– Большего я от вас и не ждал, – кардинал подался к нему, теплая тяжесть навалилась на бедро. От Валентино пахло свечами и дорожной пылью. Никаких признаков призрачного костра! Дженнардо выдохнул почти с облегчением. – Обещайте мне, что не пойдете ни на какие соглашения с обоими Реджио, не известив меня. Обещайте, что не позволите Ла Сенте сдать город. Обещайте…

Голос упал до шепота, а губы прелата едва не касались виска.

– Последнее я вам определенно обещаю. Но пока бастард выполняет условия договора, никакие посулы не заставят меня…

– Достаточно, мне все ясно. Не дайте обмануть себя, вот все, чего я прошу, – Валентино поднялся, и Дженнардо вскинул руки, чтобы обнять, не пустить. Бесполезный и опасный порыв. Кардиналу чихать на Лаццаро, вот в чем раскрытый секрет этой ночи. Если разгром города поможет всадить лишний шип в задницу папы, поссорить его с сыновьями, то ди Марко сам откроет ворота. Какое дело тому, кто видит себя в Риме во всем великолепии понтификата, до забот прочих смертных? Но сердце колотилось бешено, и немели ладони. Он просто не может сегодня оставаться один!

– Валентино… я уезжаю завтра, – устав бороться, Дженнардо ткнулся лицом в обтянутый складками сукна впалый живот, – и неаполитанец Дзотто больше у меня не служит. Вы же хотели этого? Тинчо?

Валентино не отвечал, и молчала ночь меж ними. Такая плотная темень, что ее можно было потрогать. Потом кардинал осторожно отстранил его от себя. Взял за плечи и с силой провел рукой по волосам, по взмокшему лбу. Слегка подрагивающие пальцы начертили крест – три коротких прикосновения.