— Но я…

— Нечего оправдываться! Из-за вас я чуть не пропустил такое событие в жизни нашего штата! Это непростительно, Смит!

— Но я…

— Идите и велите подавать экипаж, я сейчас выхожу!

Секретарь поспешно удалился.

— Вот такие работники! — засмеялся губернатор. — Ну, Скарлетт, дорогая, очень рад был повидаться с вами, будете в Атланте, непременно заходите. Я передам Мэри от вас привет.

— Да-да, непременно, — сказала Скарлетт, поднимаясь.

Лоу выбежал из-за стола и пожал ей руку.

— Всего доброго, всего самого наилучшего! И передайте привет Джону! — говорил он, отворяя перед Скарлетт дверь.

Не успев опомниться, она оказалась в приемной, и дверь губернаторского кабинета захлопнулась за ней.

В приемной была суета. Секретари носились с какими-то бумажками, покрикивали друг на друга. Скарлетт все еще улыбалась, как улыбалась она, прощаясь с милым губернатором.

Так с улыбкой и вышла на улицу.

Но здесь она остановилась. Сойти с ума! Зачем она ехала в такую даль? Чтобы поговорить об оранжаде? Она что, для этой светской беседы добивалась аудиенции?!

Недолго думая, Скарлетт резко повернула назад и прямиком прошла в приемную.

Увидев ее, Смит вскочил со своего места:

— Простите, мэм, но к губернатору уже нельзя. Он сейчас выезжает!

Скарлетт двинулась прямо на секретаря, и того словно ветром сдуло с ее пути.

— Ник, старый ты лис! — с порога заявила Скарлетт. — Ты что, вздумал водить за нос меня? Скарлетт О’Хару? Ты забыл, как приходил к моему отцу обучаться грамоте? Ты что со мной делаешь? Или ты хочешь, чтобы твоя Мэри узнала, как ты ухлестывал за Пэгги Браун?

Губернатор, вскочивший было из-за стола при виде влетевшей в кабинет Скарлетт, медленно опустился в кресло.

Скарлетт подошла к столу и выдернула флажок из чернильницы.

— А теперь скажи мне, что происходит? — сказала она, усаживаясь на прежнее место.

— Скарлетт, дорогая, честное слово…

— Слушай, Ник Лоу, я не собираюсь больше приседать в реверансе. Вы что, все забыли, что это за имя — О’Хара? Что за проходимец претендует на мои земли?! Что еще за арбитражный суд, который собирается, видите ли, решать какое-то там дело о Таре?! Вы что здесь все, взбесились?!

— Скарлетт, ты что себе позволяешь?!

— Замолчи, Лоу, а то я сейчас опрокину эту чернильницу тебе на голову вместе со столом! Отвечай!

Из губернатора словно выпустили воздух. Он вдруг обмяк, посерел и на глазах превратился в жалкого старика, у которого одышка, пошаливает сердце, барахлит печень и бессонница.

— Скарлетт, — проговорил он наконец, — тебя лишат Тары, надежд нет никаких.

— Кто он? — жестко спросила Скарлетт.

— Конгрессмен… — одними губами проговорил Лоу.

— Имя! — грохнула кулаком по столу Скарлетт.

Губернатор только помотал головой.

— Прости нас всех… Мы не в силах тебе помочь… Это уровень… — Лоу закатил глаза, словно намекал на самого Господа Бога.

— Президент? — спросила Скарлетт, тоже почему-то понизив голос.

— Очень близко, — ответил губернатор. — Все его бумаги в полном порядке. А твои — нет.

— Ты мог мне сказать об этом раньше?

— Сейчас и так слишком рано, — сказал губернатор. — Просто, Скарлетт, я действительно многим тебе обязан. Тебе и твоему отцу.

— Что мне делать? — сухо спросила Скарлетт.

— Ничего. Ждать.

— Зачем ему моя земля? У него своей мало?

— Не знаю. Я больше ничего не знаю.

Скарлетт задумалась. Да, все оказывалось намного хуже, чем она предполагала. Все очень плохо. Настолько плохо, что остается только…

— Ну вот теперь мы и проверим, такие ли уж настоящие демократы эти янки! — сказала она.

И улыбнулась…

Бо не ел уже третьи сутки.

Сначала ему не очень-то и хотелось. В такую жару ничего не лезет в горло, разве что холодный чай, но где здесь взять холодный чай? А потом он вдруг поймал себя на том, что думает о еде. Вспоминает обеды и ужины в шикарных американских и европейских ресторанах — устрицы, омары, анчоусы, паштеты… Потом градус его воспоминаний снизился и он стал думать о котлетах и сосисках с тушеной капустой. А еще некоторое время спустя мечтал о куске хлеба и воде. Теперь он ощущал голод физически. У него кружилась голова и постоянно сосало под ложечкой.

Тюремщики редко заглядывали к нему. Так, больше из любопытства, посмотрят на Бо сквозь щелястую дверь, погогочут и уйдут. На все просьбы Бо дать ему поесть хоть чего-нибудь они отвечали, что у них даже мухам есть нечего — самим не хватает.

— Ну тогда решайте со мной как-нибудь побыстрее! — говорил Бо.

— Да ты отдыхай, расслабляйся, — гоготали они. — Знакомься с Африкой!

Им казалось это ужасно остроумным. Они повторяли эту шутку каждый раз.

— Но я же просто умру с голоду! — в отчаянии восклицал Бо.

— Значит, такова воля Божья, — опять хохотали тюремщики.

Один из них был бывшим католическим священником. И сейчас, видно, чтобы заглушить в себе муки совести, старался быть особенно злым и жестоким. Все, во что он верил когда-то, становилось теперь способом поиздеваться. Это был в чистом виде иезуит. Такой иезуит, какой представляли эту породу людей атеисты — хитрый, коварный, циничный, безжалостный…

Бо попал к искателям алмазов. Это все были выходцы из Европы и Америки. Был, правда, один русский, но он ничем не отличался от остальных злодеев.

Видно, ехали они в Африку с самыми радужными надеждами — найти алмазное месторождение, но не очень долгие и не очень упорные поиски успехом не увенчались. Да иначе и быть не могло. Среди них не было ни одного геолога, ни одного специалиста. Это были все до одного авантюристы, дно общества. Кто-то из них, теперь утке покойный, нашел какую-то сомнительную карту, собрал их всех вместе и повел сюда. Но карта была настолько неверной, что искатели алмазов не смогли найти ни одного ориентира. Тогда они убили своего вдохновителя. А обратно ехать у них не было ни средств, ни желания. И они стали заниматься грабежом, контрабандой, убийствами.

Здесь у них был тайный лагерь. Здесь они отсиживались после очередного дела, зализывали раны и готовились к новым авантюрам.

Когда Бо вышел к лагерю, они поначалу решили, что пришел конец их «веселой» жизни. Было бы у Бо оружие, он легко арестовал бы сразу всех — они были трусами. Но у Бо ничего не было. Как только первый испуг бандитов прошел, они основательно избили пришельца и бросили его в некое подобие карцера — деревянную постройку, полную засохшего навоза. Видимо, когда-то здесь держали свиней.

Они, конечно, могли бы убить Бо сразу, но им показалось, что Бо страшно богат. И тогда они решили потребовать за него выкуп. Вот теперь они и ждали, когда вернется их коллега, ушедший в ближайший населенный пункт, чтобы связаться с американским посольством и предъявить требования похитителей.

Надежда на то, что кто-то будет платить за Бо тысячи долларов — похитители остановились на сумме двадцать тысяч, — была более чем призрачной. Оставалось надеяться на чудо, но чудес не бывает или, как сказал бывший священник, чудеса творит только Иисус Христос. Поэтому Бо ждал смерти.

Нет, нельзя сказать, что он просто смиренно ждал. Он совершал множество всяких попыток освободиться. Испробовал все доски в своем загоне — они были хоть и старые, но достаточно крепкие, попытался делать подкоп, но это быстро обнаружилось и Бо был жестоко избит. Попробовал договориться с одним из охранников, тем самым русским, и тот вдруг согласился и даже вывел ночью Бо из загона, но привел его прямо к уже ожидавшим развлечения бандитам, и те снова избили Бо.

«Вот тебе и опасности, — горько усмехался про себя Бо. — Вот тебе, идиот, нецивилизованная земля. Вот тебе дикари со своими песнями и сказаниями. Даже в Австралию ехать не надо, чтобы увидеть настоящих каннибалов. Этот священник с таким упоением рассказывал, как они съели своего товарища, когда сильно проголодались… И еще добавил, сволочь, что это не грех — ведь едим же мы во время причастия тело Господне! И надо было столько ехать, чтобы попасть в обыкновенные американские трущобы?!»