«ДА», — кричало мое тело.

— Я в порядке, — сказал мой разум и рот. — Тут просто холодно.

— Как прошлой ночью, — сказал Шейн со знающим выражением лица. Это раздражало, но не отвлекало от того, каким сексуальным он был.

— Я всегда мерзну, — выпалила я, тут же поняв, что случайно призналась кое в чем другом. — Не всегда. Иногда. Никогда.

Я опустила глаза.

— Перестань так на меня смотреть.

Шейн сдавленно рассмеялся.

— Стыдно, что ты так мерзнешь все время. Тебе действительно нужно что-то с этим делать.

— Я думала, что сделала, — пробормотала я, а потом сделала ошибку, взглянув на него. Его взгляд был пылающим.

— Я всегда могу согреть тебя, — пробормотал он, лифт дернулся и остановился. — Все, что тебе нужно сделать, — просто попросить.

Я могла только смотреть на него. Я хотела поцеловать его. Я очень сильно хотела поцеловать его.

— Собираешься снова наверх? — спросил он, и до меня дошло, что мы прибыли в вестибюль. Его изогнутая бровь свидетельствовала о том, что он точно знал, о чем я думала.

Я быстро отвернулась и молниеносно выскочила из лифта, не сказав ни слова. По дороге к метро не удержалась и оглянулась назад, посмотреть, идет ли Шейн в том же направлении, что и я, и увидела, что он открывал нижний уровень дома — свою мастерскую. На мгновение стало интересно: как там все устроено, и какую мебель он изготавливает. Сказав себе, что меня это не волнует, я изо всех сил постаралась выкинуть из головы все мысли о Шейне, его шикарной заднице и изумительных поцелуях. Он был всего лишь развлечением, которое мне было не нужно. Я зашла в поезд L до города, уселась на сиденье, слушая музыку, и пробежалась по сценарию «Пришествие снежного человека», который Риган отправила мне прошлой ночью.

Я знала постановку, но недостаточно хорошо, и определенно плохо для того, чтобы представить, как все будет происходить с марионетками, но надеялась, что мне не придется консультироваться по поводу слишком креативных решений.

Перед тем как отправиться в театр, я заглянула в Кинкос и распечатала сценарий, а также другие необходимые документы — библии помощника режиссёра. В ней должно быть все, что мне понадобится для того, чтобы репетиции и финальное представление прошли гладко. Я была дотошной по поводу моих режиссерских сценариев, именно поэтому дала себе как минимум два часа в кофейне на то, чтобы все собрать.

Документы были рассортированы по цветам и аккуратно организованы. В тетрадь с тремя кольцами я положила лист с контактами участников и команды, засунув его копии, которые я бы могла раздать кому-то еще, в передний кармашек папки. Дальше шло расписание репетиций. Оно было слишком жестким, но в этом была необходимость, учитывая тот факт, что мы открылись меньше чем месяц назад. Потом я положила сценарий, таким образом, у меня оставался пустой лист с левой стороны каждого разворота, где я смогу делать подробные заметки. После этого я добавила информацию, полученную от руководителя и дизайнера проекта. Ну и наконец, у меня была папка для прогона и место для подшивания протоколов грядущих совещаний.

Когда, наконец, она была наполнена, я прижала тетрадь к груди, чувствуя, как ко мне пришло чувство успокоения. Собранный сценарий свидетельствовал о настоящем начале любой новой работы, а я всегда чувствовала беспокойство, пока ее не было в моих руках. Наконец-то эта работа казалась настоящей. И я чувствовала, что готова к тому, чтобы справиться с ней.

С папкой в руке, я направилась в театр, на час раньше, чем была запланирована первая репетиция. Но именно так и должно было быть. Помощники режиссера приходили первыми, а уходили последними. Риган была права, когда описывала все наши роли. Она была душой, Джоанна — мозгом, а я, несомненно, мускулами. Я делала так, чтобы все работало. И была действительно, в самом деле хороша в этом.

Войдя в пустой театр, я ощутила дрожь волнения. Путешествуя, ты проводишь каждую пару дней в новом театре. Нет никакой возможности почувствовать себя как дома, привыкая к месту, к различным его причудам. Именно поэтому я скучала по Нью-Йорку, где вся постановка была в одном месте, с первой репетиции до ночи закрытия. Это становилось вторым домом.

Я расставляла стулья в круг для первого прочтения, когда в театр вошла Риган. Как и я, она была одета в черное: водолазка и комбинезон, ее волосы собраны назад в строгий хвост, огромные глаза скрыты очками в толстой оправе.

Она подошла к центру комнаты и сделала глубокий вдох, раскинув руки.

— Ааххх, — вздохнула Риган. — Театр.

Потом одарила меня улыбкой, показывая, что была целенаправленно драматичной. Я быстро поняла, что не симпатизировать Риган было невозможно. Может быть, она и имела определенного рода образ, который ожидался от директоров, но, кажется, не воспринимала себя так же серьезно, как большинство из них. Опять же, я еще не видела ее в работе.

— Готова к нашей первой репетиции? — спросила она, взяв контракт, который я ей протянула.

— Конечно, — я показала свою папку.

— Ого!

Она взяла ее у меня и с волнением пролистала.

— Мне нравится, что все распределено по цветам, — Риган протянула папку обратно. — Хотела бы я быть вполовину такой же организованной.

— Вот для чего я и здесь, — ответила я, и она улыбнулась.

По моему опыту, директора — как актеры — не часто славились своими организаторскими способностями. Но моя дружба с Лиз хорошо подготовила меня к сотрудничеству с подобного рода индивидуумами. Еще одна причина, почему я была так хороша в своей работе. Чтобы ни один актер, директор или режиссер не срывались на мне. Я была готова практически ко всему.

— Я думала, мы проведем чтение, передохнем, а потом до конца дня поделаем актерские упражнения.

Она посмотрела на меня, ее глаза были расширены, в них было любопытство.

— Что ты думаешь?

Я посмотрела на нее.

— О чем?

— Об этом плане.

Помимо технической репетиции, помощники режиссера редко решают, что будет происходить во время репетиции, особенно на ранних этапах постановок. Но опять же, я была предупреждена, что условия труда будут другими.

— Звучит отлично, — подтвердила я, потому что действительно понятия не имела, что будет лучшим способом начала репетиций.

И это действительно звучало отлично до тех пор, пока несколько часов спустя я не открыла, о какого рода актерских упражнениях думала Риган. Собрав труппу молодых актрис, Риган хлопнула в ладоши.

— Так как успех этой пьесы будет зависеть от близости актеров, от вашей связи друг с другом, — сказала она, — то думаю, мы должны обнажить себя. Буквально.

Мои глаза расширились. Она ведь не имела в виду то, о чем я подумала.

Вот разве что, определенно, имела.

«О. Мой. Бог».

Я не знала, что присоединилась к нудистской колонии, и мне пришлось внести изменения в свои предыдущие убеждения, что я могу справиться со всем, что водрузят на меня.

Джоанна, которая большую часть репетиции просидела молча, закрыла свой экземпляр сценария, взяла дорогой на вид кошелек, и тут же направилась в кабинет театра. Если Риган и была обижена, то не подала виду. Не то что бы продюсер шоу должен быть вовлечен в актерские упражнения. Особенно обнаженные.

Помощник режиссера, с другой стороны…

Я взглянула на Риган, которая уже расстегивала комбинезон и стаскивала его вниз по своим худым бедрам. Другие актрисы тоже раздевались, и, казалось, ни одна не была удивлена этим требованием. Я вжалась в стену, прижав сценарий к груди, как будто это защитило бы меня от театра, полного обнаженных женщин.

Закрыв глаза, я надеялась, что они проигнорируют меня, молилась богам театра, чтобы не быть навсегда напуганной чрезмерной обнаженкой в первый рабочий день.

Вокруг меня было много обнаженных актеров — это было сутью бизнеса. Но обычно они были обнажены временно, переодевались в или из костюмов в оживленной костюмерной. Это было другое. Совсем, совсем другое.