Наши дни
Мал
Рори трясет от холода.
Я запретил ей идти со мной. Она послушалась? Нет. Слушалась ли она меня хоть раз? И тут ответ отрицательный. Посчитав, что ей подвернулся случай поработать, Рори просто схватила камеру и вылетела за дверь.
Безусловно, мне хочется размозжить себе череп о камень, потому что сейчас в моем доме гостит одурманенная коксом рок-звезда, заработавшая себе репутацию разгильдяя. Эштон Ричардс весь такой беспечный чувак, совершенно не подозревающий, как же он бесит. Он из тех прирожденных козлов, что считают, будто мир им чем-то обязан, а другие сделают за них всю работу. Кокаиновая зависимость — побочный эффект жизни крутой рок-звезды. Если бы Мик Джаггер и Стивен Тайлер в знак неповиновения решили пропрыгать четыре дня на одной ноге, то Эштон перекачал бы себе мышцы бедра и всюду бы опаздывал.
Мой телефон звонит в тысячный раз за минуту.
Десять пропущенных звонков от босса-кокаинщика.
Такое вот прозвище я дал Райнеру.
Мы бредем по полям рядом с коттеджем, и я закрываю глаза на то, что формально сейчас вторгаемся в чужие владения. Эта земля отныне мне не принадлежит. После «ночи, что все уничтожила» я продал каждый дюйм, оставив себе только дом. Мне не хотелось нести за эту землю ответственность и были нужны деньги на покупку нового жилья для Ма, отца Доэрти и Элейн, мамы Кэтлин. Да еще и та экстренная операция, из-за которой нам пришлось срочно лететь к американским врачам. Она тоже обошлась мне немалой кровью.
Я останавливаюсь рядом с бунгало, больше напоминающим лачугу. Это единственный стоящий поблизости дом. Сжимаю руку в кулак и барабаню в дверь. Дом принадлежит Смитам (семье, не группе), а Смиты знают то, что не знает Рори, поэтому, само собой разумеется, я настороженно отношусь к грядущему разговору.
— Привет, — открывает дверь Бренда, шестидесятилетняя домохозяйка. В доме за ее спиной чувствуется запах свежих пирогов и виден теплый желтоватый свет.
Краем фартука, повязанного вокруг толстой талии, соседка вытирает отекшие с набухшими венами руки. В ту же секунду, как она замечает меня, на ее умиротворенном лице появляется жалость.
— Господь всемилостивый, Малаки. Как ты? Я как собиралась проведать тв...
— Вы случайно не видели странного мужчину? — перебиваю я ее. Я не обращаю внимания на то, что вся деревня видит во мне Моисея, которого бросили в камышах в долине Нила — может, чтобы спасти, а может, умирать медленной мучительной смертью.
Разумеется, Рори скоро узнает эту слезливую историю, если ее до сих пор не просветили.
Брови Бренды резко пикируют вниз.
— Что ты имеешь в виду? Опасного? Подозрительного?
— Скорее, на психа похожего. Золотистый халат, длинные патлы. Похож на Иисуса Христа в стиле семейства Кардашьян.
Она цокает языком:
— Извини, милый.
— Ничего. — Я поворачиваюсь. — Спасибо!
— Подожди! Зайди в дом! Возьми пирог! — кричит мне вслед Бренда, готовая прийти на помощь бедному брошенному мальчику, но я дергаю Рори за руку, чтобы та не успела услышать вопросы, мольбы и соболезнования.
— Обязательно вести себя так, словно тебя воспитали болотные твари? — Рори вырывает ладонь из моей хватки и засовывает руки в карманы.
У нее стучат зубы. Рори умрет, если отважится сегодня лечь в гостиной. Я не удостаиваю ее ответом.
— Райнер обрывает мне телефон, — пытается она сменить тему. — Тебе тоже?
— Да.
— Как думаешь, нам стоит ответить?
— «Нас» не существует. Я сам по себе, ты вольна делать то же самое.
Сегодня, когда у нас с Рори случился в ванной спор, от которого кровь в моем теле прилила к члену, я чуть не сказал, что она может занять мою постель, а в спальном мешке буду спать я. А потом она заикнулась о запертой комнате, и ожили все самые ужасные воспоминания, снеся на корню любые мои добрые намерения.
— Куда он мог пойти? Он не воспользовался машиной. — Спокойно реагируя на мое поведение, Рори приплясывает, чтобы согреться.
Машина до сих пор стоит у моего дома. К тому же сильно сомневаюсь, что Ричардс и выключателем света умеет-то пользоваться, не говоря уже о настоящей машине. Нет, он где-то поблизости. Снова звонит мой телефон. Райнер. Меня не особо волнует, что мы пропустили звонок. Срал я на эту работу, как и на благополучие вымирающего вида тараканов на Мадагаскаре. Проблемы будут у Ричардса.
И у Рори.
— Райнер злится, —рычит она. — Этот проект зарубит мне карьеру.
— Мы его найдем, — говорю я.
— Ага. — Рори делает странные движения: вертится и прыгает, чтобы согреться. — Наверное. Вокруг одно сплошное поле и этот дом. Удивительно, как тебе сюда вообще почта доходит.
Тебе ли не знать.
Это ведь ты отправила то жуткое письмо.
Мы минуем дом Смитов и спускаемся в долину. Темнеет, и у нас точно появятся проблемы, если в ближайшие полчаса мы не найдем Ричардса. Я не хочу звонить в полицию и заявлять о его пропаже. Одно дело — потерять кошелек, но совсем другое — потерять известнейшую в мире рок-звезду.
К другим новостям. Рори задалась целью болтать до тех пор, пока у меня не отвалятся уши.
— По-моему, я слышала оттуда какой-то звук. — Она показывает на хлев в пяти минутах ходьбы. — Пошли, проверим. Знаю, каково это. Первые два года учебы общежития были переполнены, поэтому мне частично оплатили дом вне студенческого городка. Он был огромным, но также, как эта ферма, находился далеко от цивилизации. Жильцы получали почту, наверное, раз в неделю. Мы постоянно задерживали оплату по счетам. Все кончилось тем, что нам пришлось арендовать почтовый ящик в кампусе, но их постоянно вскрывали, потому что родители отправляли детям деньги и много ценных вещей. Это был сущий кошмар.
Что она лепет? Мне плевать на ее почтовый ящик.
На ее бывший дом.
На общежития и родителей чужих мне людей. И уж точно мне нет никакого дела до счетов, которые она оплачивала восемь лет назад.
— Наконец, — невозмутимо продолжает она, — я решила перенаправить всю свою почту на мамин адрес. Ты знаешь о моих к ней чувствах, но и рисковать я просто не могла. И так была по уши в долгах. Не хотелось платить пенни за неоплаченные счета. К тому же мама предложила покрыть расходы и взяла эти заботы на себя, так что я была в выигрыше. Вот, пойдем туда. — Рори останавливается и показывает на сарай. — Вроде оттуда я и слышала шум.
Нахмурившись, иду за ней. Мое мнение по поводу ее словесного поноса несколько изменилось.
— Значит, твоя почта перенаправлялась в Нью-Джерси, — говорю я, стараясь не выдать голосом любопытство.
— Да, тормоз. Неудобно жить у черта на рогах, если хочешь получать почту вовремя.
— И сколько так продолжалось?
— Примерно три месяца, как я съехала? Вроде да.
— А, — стараюсь произнести буднично, хотя в голове проносится: «Какого черта?!». И заглавными буквами.
Фрагменты головоломки встают на место, но картина в целом еще нечеткая и неправильная. Отличная от того, какой я ее считал. Рори теперь не выглядит злодейкой, а я не похож на потерявшего надежду героя.
— Дом был очень классным. Со мной жили восемь девушек. Одна их них — моя лучшая подруга Саммер. Не помню, рассказывала ли я тебе о ней. Она стала актрисой в шоу на Бродвее...
— Выходит, письма за тебя открывала твоя мама, — перебиваю я. Мозг сейчас расплавится.
Рори дрожит и продолжает прыгать. Я мог бы одним касанием избавить ее от страданий, ведь мне никогда не составляло труда разогреть и возбудить эту девушку, но если она отвергнет меня, я буду раздавлен.
— Да. Но настоящих писем я не получала. Только… счета и мусор всякий. Я и так начала копить кредиты. Задержку по счетам не могла себе позволить. — Рори возится с камерой, которая висит на ремне вокруг ее шеи.
Несмотря на то, что внешне я кажусь спокойным, ощущение такое, словно на меня валится тонна кирпичей.
Я упустил самую главную часть правды. Ту, что не была озвучена. Ее правду.
Я ни разу не поинтересовался, как она объяснит случившееся. Да и возможности такой не представилось. До сих пор. До сих пор.
Я знал две версии нашей истории, но ни одна из них не принадлежала самой Рори. Ни разу я не слышал ее версию.
Одну мне поведала Кэтлин.
Другую — Дебби, ее мать.
И, похоже, все это время Рори находилась в полном неведении. Ее письма уходили в Нью-Джерси.
Конечно, не все сходится, но с камнем на сердце понимаю: много лет я верил в то, что оказалось ложью. Все, во что я верил относительно нее. Рори вообще не собиралась губить мою душу. Рори не знала. Виновата ее мать. Во всем.
Рори не отвергала меня.
Не предавала.
Не презирала за случившееся.
А может, того и вовсе не было.
Рори продолжает болтать, ни о чем не подозревая. Может, пытается умаслить меня. Она теребит кольцо в носу. Нервничает.
Боже, Рори. Боже.
Земля уходит из-под ног. Внутри тоже все переворачивается. Это все меняет.
Рори до сих пор невинная, хорошая и рождена, чтобы стать моей. И так и будет. Даже если придется сразиться с Каллумом и ее матерью, и всей деревней.
Что я и сделаю.
Возможно, понадобится возобновить утренние отжимания, если я планирую развернуть полномасштабную войну со вселенной.
Рори вытягивает шею в поисках Эштона и не подозревает о переломной мотивирующей беседе, которую я веду сам с собой. Она понятия не имеет, как изменился мой мир за последнюю минуту.
— …переехала на Манхэттен из огромного дома в крошечную квартирку с одной спальней. Саммер повесила занавеску из бус, чтобы поделить комнату на две. Но, скажу я тебе, как же неловко, когда она приводит домой парней...
Я останавливаюсь.
Она в результате тоже. Рори делает еще пять шагов и понимает, что я отстал. Поворачивается ко мне и недоуменно наклоняет голову.
Все это время.
Весь этот гнев.
Напрасен.
Я хочу ее обнять.
Хочу пасть на колени и умолять о прощении.
Плакать.
Рассказать, что случилось.
Скрыть от нее, чтобы ей не пришлось узнать, насколько отвратительна правда.