ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ

Наши дни

Рори

Рори: Ты сидишь?

Саммер: Засранка, что за вопрос такой? Кто же без надобности встает? На дворе двадцать первый век. Мы стоим только в спортзале или в очереди за «Джамбо Джус».

Рори: Мал — вдовец.

Саммер: ???

Рори: Что конкретно ты не поняла?

Саммер: Если честно, я не поняла, куда ты вообще пропала и с чего вдруг пылишь.

Рори: Извини. Извини. Просто я в шоке. Кэтлин уже какое-то время мертва. Мал не делится подробностями. Саммер, я в смятении. Она была мне сестрой.

Саммер: Сводной сестрой. И я тебя понимаю. Но не забывай, что она не была святошей.

Рори: Все равно. Как мне поступить?

Саммер: Пакуй чемодан и прощайся с Киллианом Мерфи-младшим. Предчувствую беду. Он официально свободен и не оставит тебя в покое просто так.

Рори: Во-первых, мы вместе работаем. И во-вторых, он вовсе не похож на Киллиана Мерфи.

Саммер: Во-первых, мне все равно. И во-вторых, какая досада, правда?

Рори: Серьезно. Что мне делать?

Саммер: С Малом. С Малом ты точно что-то натворишь.

Рори: Почему тебя совсем не трогает смерть Кэтлин?

Саммер: А почему тебя это трогает после того, что она наговорила тебе перед твоим отъездом?

Рори: Я должна еще кое в чем признаться.

Саммер: Я знала, что все гораздо хуже. Знала. Признавайся.

Рори: Он сохранил салфетку.

Саммер: Откуда ты знаешь?!?!

Рори: Прошлой ночью он оставил ее на моей тумбочке.

Саммер: $#%$%&^^*#%#!!%%^&^%&%^

Рори: А потом заявил, чтобы мы покорились судьбе.

Саммер: <гифка возмущенного Джея Александера, судьи «Топ-модели по-американски»>

Рори: Поверить не могу, что ты потешаешься над этой ситуацией. Все серьезно.

Саммер: Серьезно, ведь он вдовец. Серьезно, ведь я предупреждала тебя: плохая идея. НЕ серьезно, ведь следующие несколько недель ты проживешь на седьмом небе от оргазмов, которые будут тебе стоить идеального парня.

Рори: Я не собираюсь изменять Каллуму.

Саммер: Помяни мои слова. К концу сегодняшнего дня ты окажешься голой в постели Мала.

ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САММЕР

Ребята, я хочу сделать признание, но оно будет ужасным.

Оно не о том, что я ужасный человек. О том, что я настоящая. Хотелось бы мне не быть такой настоящей. Вот бы стать неунывающим героем книги или сериала: верным, добрым и всегда готовым прийти на помощь. Но я не такая.

У всех есть свое прошлое, а мое несколько месяцев назад доставило мне кучу неприятностей.

Пока я хочу, чтобы вы знали только одно: я очень-очень люблю и всегда буду любить свою лучшую подругу.

Но любовь существует в разных формах и субстанциях, и она не всегда полна радужных эмоций, которые вы себе представляете.

Я люблю Рори, но порой хочу, чтобы она очнулась.

Она слишком наивная, слишком зацикленная на своих проблемах, слишком беспомощная.

Кто согласится уехать в Ирландию на два месяца для того, чтобы работать с любовью всей своей жизни, и оставит в другой стране парня, которого явно не любит?

Рори.

Все кончится слезами.

Я лишь надеюсь оказаться рядом, чтобы утереть их.

Ах, а по поводу признания? Потом.

Наши дни

Рори

На следующее утро я просыпаюсь от запаха свежеиспеченного торта и бреду на него как мультяшный герой, практически вплывая в гостиную. Какао, сахар и теплая сдоба с хрустящей корочкой. На кухне замечаю Мала, который стоит ко мне спиной. По его влажным взъерошенным волосам понимаю, что он недавно вышел из душа, а подтянутое тело облегает темно-серый свитер и темно-синие джинсы. Мал ходит по кухне в грязных ботинках, на столешнице рядом остывает торт. Как только наши взгляды встречаются, моя улыбка сходит на нет.

Он кошмарно выглядит.

Загорелая кожа бледная, глаза понурые и слезятся, нос красный. Он выглядит так, словно вымотался донельзя. Шея и лицо покрыты бисеринками холодного пота. Мал переносит торт на барную стойку, чтобы тот остыл, а потом достает из-под нее небольшой подарочный пакет и ставит его рядом.

— Я ухожу, — безучастно уведомляет он.

Его грубоватый голос особенно резкий, особенно хриплый, особенно другой. За ночь что-то произошло, и я судорожно вспоминаю вчерашний день, пытаясь понять, что именно.

— Ты болен, — говорю я, не обращая внимания на его праздничные приготовления. Мне все равно, у кого день рождения. Выходить из дома в таком состоянии — плохая затея. — Останься.

Мал качает головой:

— Это важно.

— У кого день рождения? — спрашиваю я.

— Не спрашивай, пожалуйста. — Опустив глаза в пол, он трогает свою бровь.

Странный ответ, но Мал и сам странный. А потом я вспоминаю, что мое присутствие здесь в высшей степени нежелательно. Может, Мал приглашен на день рождения и не хочет брать меня с собой. От этой мысли сердце пронзают стыд и обида, но я решаю не зацикливаться.

— Где Эштон? — спрашиваю я, в основном, чтобы заглушить урчание в животе.

— Хе. — Мал устало улыбается, его подернутые морщинками смеющиеся глаза похожи на глаза того веселого парня, каким он был раньше. — Пока мы спали, наш лихой парень свалил посреди ночи. Сплетни сообщают, что он сел в дублинском аэропорту на частый самолет и улетел в Таиланд кататься на слонах.

— Да быть не может! — У меня сейчас глаза вывалятся из орбит.

Мал качает головой и кашляет. Кашель сухой и громкий, чуть не выбивает Малу плечо.

— Только что звонил Райнер и ввел меня в курс дела.

— Он, наверное, на грани нервного срыва.

Мал пожимает плечами.

— Думать надо, прежде чем подписывать контракт с рок-звездой, который ширяется героином, нюхает кокаин и вволю закидывается галлюциногенами. Глупо ожидать, что такой согласится жить в Ирландии два месяца как отшельник. Вот. Взгляни сама.

Он поворачивает ко мне ноутбук и открывает новостной сайт. Эштон сидит на слоне между гидом и великолепной женщиной не старше восемнадцати лет и машет руками взад-вперед.

— Слоны, гады! Самая большая сила природы со времен динозавров! Юху! — горланит он.

Я закрываю рот ладошкой, пряча улыбку.

— Вообще-то ты забыл о голубых китах. Это они самые большие животные на Земле, — бурчит его помощница — та девица, что совала Малу свой номер. Она идет рядом со слоном вместе с остальной свитой Эштона.

— Да, но я о млекопитающих, — фыркает Эштон.

— Киты и есть млекопитающие.

Эштон испускает истошный крик:

— Ну вот вообще класс! А теперь живо спустите меня вниз с этого вонючего придурка. Они все равно похожи на морщинистые синюшные яйца.

Я кликаю на иконку, закрывая видео, и стараюсь не обалдевать от двух миллионов просмотров на боковой панели.

Я поворачиваюсь к Малу.

— Ты бледный как смерть.

Проявлю немного сочувствия и заведу разговор о салфетке попозже. Судя по его виду, Мал сейчас не жаждет вступать в дебаты. Моя основная цель — убедиться, что в ближайшее время он не выйдет за порог этого дома. На улице вспыхивает молния, по крыше барабанит дождь. На секунду гаснет свет.

Опять эта сверхъестественная чушь.

— Твое здоровье. — Мал поднимает чашку с чаем и делает глоток.

Я обхожу барную стойку и прижимаю ладонь к его лбу. Он горит.

— Ты никуда не пойдешь, — шепчу я.

— Боюсь, я не спрашивал разрешения, Рори.

— Не пойдешь, — настаиваю я и вытираю пот с его лба. — Ты там умрешь. А я застряну тут одна-одинешенька. То еще удовольствие.

Я пытаюсь шутить, но забываю о Кэт. Это ужасный момент. Как она умерла? Она болела? Ты заботился о ней? Пока не выясню, стоит быть более осторожной в высказываниях.

— Ты не одна. — Мал миролюбиво клюет меня в лоб. — На чердаке живут мыши.

— Мал, — предостерегаю я, заметив, как он смотрит на лежащие между нами ключи, и качаю головой. — Пообещай, что никуда не пойдешь.

— Что я говорил по поводу обещаний, Рори? Я даю их только, если намереваюсь сдержать. А ты? — Снова кашель.

Есть только одно место, где ему нужно сейчас находиться. В постели.

Мал прав. Гостиная не место для сна, и именно я виновата в том, что сейчас он в таком состоянии. Мне надо было лечь в спальный мешок в его теплой комнате. Но я настояла на том, чтобы мы ночевали в разных комнатах. Теперь он больной как собака, потому что пытался мне угодить.

Я хватаю ключи, отворачиваюсь и, умчавшись в комнату Эштона, запираюсь изнутри. Мал бежит за мной по пятам, но я захлопываю дверь, и он бьет по ней и рычит:

— Рори!

— Ложись в постель! — кричу я в ответ.

— Мне нужно ехать.

— Тебе противопоказано ехать в таком состоянии. Мал, мне все равно, к кому ты собрался. Ты не пойдешь. Если хочешь, могу позвонить и извиниться от твоего лица.

Слышу, как он трется лбом о деревянную дверь, опускаясь на корточки. Наверное, так выбился из сил, что стоять не может.

Мал с горечью смеется:

— Очень я сомневаюсь, что тебе будут рады.

Ой. Он снова придурок.

— Кто это? — деланно равнодушно спрашиваю я, однако мой голос нервно прерывается на полуслове.

— Рори, дорогая, я не шучу.

— Мал, тебе нельзя выходить из дома. Только если к врачу, но в таком случае за руль сяду я.

С той стороны двери молчание. В первую минуту я полагаю, что он обдумывает мое предложение. Во вторую подозреваю, что он потерял сознание. Я нерешительно открываю дверь, смотрю по сторонам, но Мала и след простыл.

Нахмурившись, выхожу из комнаты.

— Мал?

Бегу в гостиную. Входная дверь слегка приоткрыта. Нет, он же не...

Ключи у меня в руке, идет сильный дождь — вряд ли он только что ушел. Мечу взгляд в сторону барной стойки. Торта нет. Подарочного пакета тоже.

Господи.

Прямо в пижаме я запрыгиваю в машину и отъезжаю от дома. Вижу, как с тортом, завернутым в пластиковый пакет, Мал идет по обочине. Он промок до нитки. Я замедляю скорость и опускаю окно.

— Мал! — ору я.

С волос на лицо ему стекает вода. Брови решительно нахмурены. А еще он неестественно синего цвета.

— Садись в машину! Отвезу тебя, куда пожелаешь.

— Нет, спасибо.

— Мал!

— Рори, возвращайся домой.

— Пожалуйста. Я не знала...

— Домой. — Он останавливается, поворачивается и решительно на меня смотрит.

Категоричность, с которой Мал произносит это слово, ранит в самое сердце. Куда бы он ни направился, мне там действительно не рады.