- Доброе утро, - безрадостно сказал он, и трактирщик, протирая руки передником, окинул его подозрительным взглядом.
- И вам доброе, коли не шутите. Нико, задай лошадке овса, - обратился он к чумазому зевающему мальчишке, который не торопился принимать повод коня и только после приказа хозяина снизошёл до этой любезности. - А вы, сир, чего изволите? Может, пивка сперва немного для аппетиту?
Уж в чём, в чём, а в стимуляции аппетита Уилл нуждался меньше всего - живот подводило от голода. Он опять перебрал медяки, и они предательски звякнули. Чуткое ухо трактирщика прекрасно отличало звон золота от звона меди, и ленивое радушие на его лице тотчас сменилось презрительной гримасой.
- Деньги только вперёд, ежели ваша милость изволит. Времена такие пошли, сброд всякий через границу так и шастает, никому верить нельзя.
Уилл уже открыл рот, чтобы в отчаянии спросить, не может ли он расплатиться своими книгами, когда эта позорная сцена внезапно была прервана самым неожиданным образом.
- Робин! Ну наконец-то! Я думал, ты не появишься уже!
Кто-то налетел на него сзади, схватил за плечи, сжал, встряхнул, обнял. Уилл, застыв от недоумения, принимал это бурное изъявление радости, готовясь сказать, что сир, видимо, обознался - но через миг понял, а поняв, окончательно остолбенел. Он не мог узнать лица, и вряд ли бы с уверенностью узнал голос - но эти руки, эти прикосновения, крепкие объятия и жар прижавшегося к нему тела - о, это он узнал сразу.
- Идём, я подыхаю с голоду, только тебя и ждал, - хлопая Уилла по спине и сверкая глазами (серыми, отстранённо подумал Уилл, у него серые глаза), сказал его ночной знакомый, и под заметно потеплевшим взглядом трактирщика увлёк Уилла к столу в углу. - Хозяин, поджарь-ка нам ещё этой твоей яичницы с бобами. Да свиные рёбрышки, и не забудь про капусту! Капусту он квасит просто как Бог, - сообщил незнакомец Уиллу, усаживая его на грубо отесанную скамью и садясь напротив.
Уилл наконец-то смог его рассмотреть. Они оказались, как он сразу и решил, ровесниками, только мужчина был несколько крупнее его, шире в плечах и выше - что, впрочем. неудивительно, потому что Уилл так и не утратил свою подростковую хрупкость. Волосы у незнакомца оказались тёмные, но не чёрные, солнечные лучи, проникавшие в окна, вплетали в них блестящие рыжие искры. Смуглая кожа, как у всех сидэльцев, контрастировала со странно светлыми глазами - в роду у него явно были северяне, может, даже хиллэсцы. Его никто не назвал бы красавцем, но черты его были правильными, а лицо - открытым, и искренняя улыбка светилась на губах и в глазах, в уголках которых Уилл заметил маленькие "гусиные лапки". Он разглядывал Уилла так же беззастенчиво, как и Уилл его, и с минуту они просто пялились друг на друга, но Уилл почему-то совсем не смутился. Наоборот - почувствовал, как уголки его губ словно сами собой ползут вверх.
- Прости, что я так ушёл, - вполголоса сказал мужчина, глядя Уиллу в глаза. - Не хотел, чтобы ты поутру смущался.
- Благодарствую, - язвительно отзывался Уилл. - Об этом ты зря беспокоился.
Незнакомец расхохотался, пристукнув рукой по столу.
- Вижу теперь, что зря! Всё равно прости. Вот так встреча, да? Второй раз подряд, да при таких обстоятельствах - будь я хоть немного романтиком, решил бы, что это судьба.
Он говорил весело, но без насмешки, без так хорошо знакомого Уиллу сарказма, ставшего неотъемлемой частью его жизни. Его можно было слушать, не гадая, насмешничает он над тобой или же говорит всерьез. Уилл поймал себя на том, что уже улыбается по-настоящему, и что действительно не испытывает того стыда и неловкости, которые терзали его совсем недавно.
Мужчина протянул ему руку через стол, и Уилл без колебаний пожал её.
- Я Альваро. Рад знакомству.
- Взаимно. А я...
- Э, нет, - Альваро - ну наконец его хоть как-то можно называть - предупреждающе вскинул ладонь. - Оставайся-ка ты пока что Робином. А то наш хозяин ещё ненароком услышит и заподозрит дурное. А это ведь нам не надо, верно?
Уилл оглянулся на хозяина, хлопотавшего у печи. Потом опять посмотрел на Альваро, щурившегося на него с лёгкой улыбкой на губах.
- Ты вовсе не дезертировал из своего войска, - проговорил Уилл. - Ты ходил в разведку. Так?
- Ага, - кивнул тот, всё же так же щурясь. Странно, этот прищур должен был вызывать неприятные ощущения, но Уилл лишь чувствовал странную глубинную дрожь, отдававшуюся в паху, и вспоминал горячее дыхание на своей шее.
Он откинулся назад, сцепляя пальцы в безотчётном защитном жесте, и негромко сказал:
- Это многое объясняет. То, что вчера ты был пеший, а сегодня у тебя чистые сапоги и ты явно при деньгах. И больше не прячешься.
- У меня была назначена встреча, - пояснил Альваро. - Ночью, в том самом сарае. Когда ты уснул, я вышел, и встретился со своим человеком.
- Я ничего не слышал.
- Знаю, - улыбнулся Альваро. - Как бы там ни было, дела мои тут закончены, и я возвращаюсь в Сидэлью. Хочешь со мной?
Предложение ошарашило Уилла - не только внезапностью, но и непринуждённостью, с которой было делано. Тысяча мыслей завертелась в голове разом, но он не придумал ничего лучшего, чем спросить:
- И ты снова пойдёшь назад через горы?
- Нет, на этот раз мне дали проводника. Он знает лесные тропы, которыми можно перейти границу в обход застав. Выйдет куда быстрее. Ну так как? Ты со мной:?
- Ты же знаешь, что я из вальенской армии, - не выдержал Уилл. - Зачем же ты...
- Э, нет, Робин. Ты был в вальенской армии. И ты дезертировал.
- Я не...
- Дезертировал, - настойчиво повторил Альваро, так, словно знал все обстоятельства Уилла лучше самого Уилла. - Не отрицай. Я беглеца всегда узнаю по глазам. Я сам когда-то такой взгляд частенько видел в зеркале.
Уилл замолчал, не видя смысла в дальнейшем споре. В конце концов, Альваро отчасти прав. Он беглец. А бежать от себя - хлопотливое и тяжкое дело, не помешает поддержка и крепкое дружеское плечо.
- Я не предлагаю тебе становиться мятежником, - добавил Альваро, видя, что он колеблется. - Просто составь мне компанию. Как перейдём, можешь даже вернуться в свою часть.... но что-то мне подсказывает, - с усмешкой добавил он, - что ты не захочешь.
Уилл попытался представить, как возвращается. Представить Риверте, идущего ему навстречу - рука в перчатке сжимает хлыст, у ног вертятся собаки, ветер рвёт полы плаща за спиной. Что он сказал бы, если бы всё узнал о ночи на сеновале? Демонстративно зааплодировал и воскликнул: "Браво, Уильям! Ну наконец-то! Лучше поздно, чем никогда!" Или пришёл бы в бешенство, швырнул бы в Уилла такой взгляд, словно вытянул кнутом, и прошёл бы мимо? Или - Уилл боялся, что это наиболее вероятный вариант - на его лице отразилось бы то самое разочарование, что при их последнем разговоре в монастыре святого Себастьяна? Как бы там ни было - Уилл не хотел ничего этого. Ни видеть, ни слышать, не знать. Он страшно устал. От всего.
Подошёл, хлюпая сопливым носом, Нико, шмякнул перед гостями блюдо с гигантской яичницей, блестевшей дюжиной ярких желтков. Уилл схватил ложку, зачерпнул поджаренных до коричневой корки бобов, и накинулся на еду, как собака после долгой охоты. Альваро не отставал, и они ели вместе простую, грубую деревенскую. пищу из общей тарелки, молча, дружно, жадно, и ещё до того, как тарелка опустила и Нико притащил дымящиеся свиные рёбра, Уилл понял, что скажет "да". Он поедет, поедет назад в Сидэлью.
Только не к его милости графу Риверте, а с Альваро, сидэльским мятежником.
Проводник оказался женщиной. Правда, Уилл не сразу это понял - только когда ненароком заметил грудь, выпячивающуюся под объёмистым кожухом. Это открытие повергло его в шок, потому что ничто, помимо этого признака, не выдавало в их проводнике представительницу прекрасной половины человечества. Это было коренастое, крепко сбитое, мускулистое существо с фигурой в форме колоды, толстыми руками и ногами и мясистыми ушами, вызывающе топорщившимися под линией коротко стриженных волос. Одета она была тоже по-мужски, а на поясе болталась целая связка ножей всех размеров и на все случаи жизни. Шла женщина пешком, но так стремительно и неутомимо, что двум мужчинам, ехавшим вслед за ней верхом, не приходилось сдерживать коней - достаточно было, чтобы они шли шагом и не сбивались на рысь.