— Знаю только то, что ни бросили меня на ступеньках храма, а сестры из ордена подобрали, выходили, и вырастили.

      Такое начало разговора про свадьбу с повелителем было как минимум странным. Из любопытства, что же будет дальше, Имодести позволила старому жрецу развивать и дальше эту не самую приятную для неё тему:

      — А ты никогда не задумывалась над тем, что заставило их так поступить?

      — Кого сестер? — чуть склонила на бок голову Имодести, задавая вопрос, и отлично понимая, что Эвриал ждал от неё другой реакции.

      Но она не могла отказать себе в удовольствии немного позлить старика, который, как Имоди и ожидала, вспылил:

      — Нет, твоих родителей.

      Тема родителей для Имодести всегда была тяжелой. Она была не единственной сиротой в храме. Но переживала отсутствие семьи и близких куда тяжелее, чем остальные девушки. При этом сама не могла никогда объяснить, почему ей так больно от того, что у неё нет того, чего никогда и не было.

      Вот и сейчас она встала и немного прошлась по комнате, на ходу поправив волосы, прежде чем ответить:

      — Заставило? Эвриал, нет такой силы, которая могла бы заставить любящую мать бросить свое дитя. Значит, я просто была не любимым и нежеланным ребенком.

      Старику не понравилось в каком направлении начинала развиваться их беседа, и он решил зайти с другой стороны:

      — Имодести. Как ты думаешь, откуда у тебя такое имя?

      — Что? — удивленно переспросила Имодести. Вопрос сбил её с толку. Вот уж точно, о чем никогда не думала.

      — Знаешь, откуда у тебя такое имя? — терпеливо повторил свой вопрос Эвриал.

      Девушка несколько раз моргнула глазами, потом опустила глаза и серьезно сказала:

      — Я должна тебе кое в чем признаться, — драматическая пауза, и она закончила трагическим шепотом: — Мне как-то всегда было плевать на это.

      Эвриал вздохнул, но не сдался:

      — Имодести Блейз — это сильнейшее охранное заклинание — «Зйел Битсед Оми» прочитанное наоборот, но не теряющее при этом своих свойств. Родители так тебя любили, что им пришлось отдать тебя на воспитание чужим людям. Не навсегда. Всего лишь до твоего двадцатилетия.

      — Я не понимаю, к чему ты завел этот разговор сейчас, — сказать, что его слова удивили Имоди — это ничего не сказать. Этот разговор не нравился уже ей. Тут Повелитель, брак и все такое. А Эвриал вдруг начал сочинять про родителей. Нашел время!

      Эвраил принялся охотно объяснять:

      — Им пришлось так поступить, потому, что ты родилась во время большой войны. Сторона, за которую воевали твои родители, проигрывала. Они не хотели утащить тебя с собой в могилу, поэтому чтобы спасти и защитить своего единственного ребенка, они связали твою силу до двадцатилетия, и, снабдив самой сильной охраной, которую могли дать спрятали в мире смертных.

      Имодести ничего не сказала. Просто красноречиво посмотрела на него — как на умалишенного.

      Эвриал мужественно проигнорировать этот взгляд и намекнул:

      — У твоих родителей, кстати, намечается свадьба.

      Его намек был понят не сразу. Несколько мгновений Имоди продолжала на него смотреть, как на круглого дурака. Потом до неё дошел смысл сказанного им. Она несколько раз растеряно хлопнула ресницами и на всякий случай переспросила:

      — Что?

      Старик вздохнул. И решил, что хватит с него уже тонких намеков:

      — Солейн и Марис твои родители.

      Секунда молчания, за которой грянул громогласный смех.

      — Я уж подумала, что ты серьезно, Эвриал. Чесслово.

      — Наверное, это потому, что я говорил серьезно, — с непроницаемым выражением лица сказал он.

      — Эвриал, — вздохнула девушка. — Я понимаю, что ты пытаешься подсластить пилюлю. По твоему, если я буду думать, что прихожусь родней богам, то мне не легче будет смириться с тем, что придется выйти за Повелителя. Должна тебе честно признаться. Так себе утешение.

      — Я не пытался тебя утешить, — начал терять терпение старик. — Я пытаюсь тебе объяснить, что ты действительно их дочь!

      — Ну, Эвриал, сам подумай, — закатила глаза Имоди. — Будь они моими родителями, то неужели не заступились бы за меня?

      — Имодести, они не могут вмешиваться, — принялся горячо доказывать свою точку зрения. — Это цена, которую им пришлось заплатить за то, чтобы ты не пострадала.

      — Если они и правда мои родители, — полным скептицизма голосом, спросила Имоди, с таким видом, будто делает это только для того, что жрец от неё, наконец, отстал. — То зачем они отправили Повелителю сообщение о том, что хотят, чтобы я вышла за него замуж?

      — Они и не хотят, — с полным превосходства видом сказал Эвриал.

      Имодести вопросительно подняла бровь, призывая его объяснить свои слова:

      — То есть, как не хотят? А как же послание?

      Эвриал закатил глаза, и, сложив руки на груди, принялся рассказывать:

      — Не было никакого послания. Особенно Повелителю. Поверь мне. Уж не знаю, как он узнал про свадьбу, но этот паразит все перевернул с ног на голову.

      Имоди предложила наиболее рациональный на её взгляд выход из сложившейся ситуации:

      — Так пусть Марис и Солейн явятся и скажут об этом.

      — Они не могут вмешиваться больше, чем уже вмешались. Твои родители и так в большой немилости. Твоя мать по сей день в опале за выходку с лучом у Туона. А твоему отцу ещё долго отбывать наказание за Хранителя, которого он к тебе приставил.

      — Какого такого Хранителя? Не припоминаю, — возмутилась перевиранием фактов Имодести.

      — А я за тобой девятнадцать лет присматриваю за твои красивые глаза? Или исключительно по доброте душевной?

      На мгновенье повисла тишина. Затем, Имодести прорвало. Девушка смотрела на своего старого учителя, и не могла остановиться. Защитник! Могущественные боги, её родители, приставили к ней самого сильного своего воина — старикашку, с которого песок вот-вот начнет сыпаться! Непобедимого бойца, у которого больная спина и ноги, артрит, радикулит, и куча всяких болячек, названия которых Имоди и не выговорить. С него же песок сыпется, когда он по улице идет. Защитничек...

      — И не вижу ничего смешного, — обиделся Эвриал. Имоди лишь сильнее скрутило от смеха.