- Несмотря на весь позитив от переливания, мы по-прежнему не можем с уверенностью сказать о том, что у Каро началось перерождение иммунной системы, - Ростов оторвался от изображения с данными и с осторожностью глянул на Кроберг.

- Но ведь, перелитая АТ-плазма не отторглась, - Кроберг была спокойна, - разве количество АТ-цитов не увеличилось?

- Это удивительно: их количество удвоилось, а количество лейкоцитов стремится к нулю. Но перелитые АТ-циты никак не участвуют в работе иммунной системы. Они просто есть, просто числятся. Поэтому мы не можем сказать о том, что иммунная система Каро перезапустилась. Ей, очевидно, нужен толчок.

- Я поняла на что вы намекаете. Нам спустили сверху предупреждение за подписью министра Терена. К июлю он желает получить от нас резюме по иммунной системе объекта 3, - заведующие переглянулись между собой. Ростов бегал взглядом, пытаясь, как кролик зарыться куда-нибудь. Его коллеги ждали такого же подвоха и для себя. Кроберг увидела это. – Да, мои хорошие, для вас в этом предупреждении тоже есть короткие, но емкие абзацы. Но первый вывод, согласно предоставленным нашим отчетам, мы должны будем сделать именно по иммунной системе. Далее, профессор Дубов со своими клетками, Карцев, Шеремет, Мииртаев, Шепелев. Серов с Лемовым как всегда в пролете. А вот Кема в бумаге вообще нет, - на последнем Кроберг широко улыбнулась. – Видимо министра не особо волнуют экстра способности моего мальчика, - Кроберг посмотрела на Карцева.

- По своей части могу сказать, что объект 3 полностью готов к дальнейшим испытаниям, - Карцев понял, что Елена ждет от него доклада. – Пересаженные органы приживаются идеально и очень быстро. Угрозы отторжения нет. Жалко что мы не смогли заполучить второе сердце объекта, но те образцы, которые мы изъяли из других органов, дают все основания полагать, что ассимиляция монии достигла своего пика. У отрезанных образцов сохранены регенеративные функции. Более того, будучи оторванными от эгоцитарной цепной системы, монии в образцах стремятся создать некий образ эгоцитарного узла. Все кровеносные сосуды спаиваются в местах разрезов, а в других начинают расти, чтобы образовать некое подобие замкнутой микросистемы. Образующиеся локальные псевдоэгоцитарные узлы подают электрические импульсы тканям на сокращение. Таким образом, кровь продолжает циркулировать и образцы не умирают…

- То есть вы хотите сказать, что взятые образцы органов до сих пор живы? – доктор Васанов наклонился к столу и удивленно смотрел на Карцева.

- Сам не верю что говорю это – да, - Кроберг смотрела на Карцева. Его вздернутые брови и прорезающаяся сквозь хмурость улыбка, напоминали счастливого мальчика, которому все же купили желаемую игрушку. – Еще два года назад мы по обыкновению наблюдали за естественными процессами отмирания тканей, а сейчас я говорю о том, что образцы органов не желают умирать. Именно так – не желают. В мониях содержится пока непонятный нам код самосохранения. Причем они понимают, каким-то образом, в каких условиях находятся и предпринимают соответствующие меры для сохранения. Но и это еще не все. Отрезанная нога и рука объекта до сих пор трансплантабельны, - Карцев заметил некоторый скепсис на лицах коллег, - они не в морозильниках, господа. Они в сохранных контейнерах на базовом режиме выживания. Если в отрезанных образцах органов нет своих эгоцитарных узлов, то в ноге и руке их множество.

- Мы сумели отделить лишь крупные из них во время операции и пересадили в мертвые части тела, что достались Каро, - Серов решил поддержать Карцева. – Именно эти нейроцентры позволяют им жить.

-  Если хотите это и есть примитивный интеллект, в котором очень сильно развита функция самосохранения. Шеремет это подтвердит, - Карцев перебил коллегу, не желая разделять с ним открытие. Кроберг посмотрела на нейрохирурга. Серов одобрительно кивал. – Все эти данные позволяют нам делать выводы о том, что тканевое перерождение полностью подтвердилось. От Каро можно отрезать по кусочку и растить новые объекты. Вот идеальный материал для клонирования, который мы долгие годы пытаемся заполучить.

- Мы тесно работаем с командой Олега, - вступил щуплый Шепелев. Он по обыкновению сильно клонил свою сверкающую лысую голову на левую сторону и говорил с прищуром. – Факт такой жизнестойкости позволяет нам сконцентрировать свои поиски на нужном сегменте ДНК объекта, - Шепелев задумался, он пытался быстро взвесить стоит ли говорить о Каро как об объекте или же называть его по имени. – Мы взяли новые образцы ДНК из отрезанных образцов, руки, ноги и эгоцитарного центра в мозгу Каро, - внутри себя Шепелев хвалил. Он заметил во взгляде Кроберг крупицу одобрения, - эти образцы сводят на нет всю нашу трехлетнюю работу, - Шепелев хихикнул, - удивительно да? Мы три проклятых года бились над расшифровкой мутировавших частей ДНК и когда мы подошли к тому, что можем их читать – они снова мутируют. Что это? – Шепелев оглядел всех. – Это перерождение ДНК. Да, именно перерождение, а не случайная мутация. В какой-то момент организму потребовались функции, которых у него не было. И монии, простите, протомонии, те, что заставляют мутировать ДНК, запускают процесс преобразования всей цепочки: они убирают ненужные связи, делают их рудиментами, а другие наоборот образуют. Мы уже сейчас можем сказать, что именно мутация в противодействии снотворным препаратам помешала вам погрузить Каро в небытие на операционном столе, - Шепелев посмотрел на Васанова.

- Вы так быстро это узнали? – не мог поверить анестезиолог.

- Мы поражены, но да. Мы быстро это узнали по одной простой причине: мы смотрели на связь, отвечающую за клеточное восстановление, но вместо нее обнаружили связь, отвечающую за защиту организма. Раньше они были в разных местах! – Шепелев слегка ударил по столу. – Более того, в перемещенных связях, отвечающих за защиту, содержится множество данных по всевозможным анестезийным препаратам. Там даже присутствуют те, что мы не использовали на Каро. Через год мы уже не сможем «отключать» ни мышечные, ни костные ткани. Чем больше мы оперативно вмешиваемся в организм, тем сильнее заставляем монии обороняться. Год от года на нашем пути возникают все новые непреодолимые препятствия, и поделать мы ничего не можем.

- Как это все поразительно, - Ростов откинулся на спинку стула, поглаживая густые волосы.

- Если протомонии так старательно меняют ДНК, то почему бы нам не заняться тем же? – предложила Кроберг.

- Вы соображаете что предлагаете? – Шепелев нахмурился как туча. – Мы же как дети на пульте ядерного щита. А давайте поиграем, - туча чернела на глазах, - вы соображаете что говорите? Нам не известен принцип изменения ДНК Каро, нам неизвестно, теперь неизвестно, как устроена его новая цепочка, а про ДНК протомоний так и говорить нечего. Их структура крайне сложна. Полученные образцы еще в далеком 2208 до сих пор не расшифрованы суперкомпьютером. Вы соображаете что вы говорите?!

- Но ведь вы взяли новые образцы протомоний? – Кроберг сохраняла змеиную выдержку. Но в глазах ее сверкала гроза, передразнивая блики на отполированной голове Шепелева.

- А как же, - подтвердил он.

- И что вы можете сказать о них? Протомонии изменились?

Шепелев пытался разгадать к чему ведет змея, извивающаяся перед ним.

- Она осталась неизменной, - профессор ответил твердо, но он чувствовал что эти слова сейчас обратятся против него.

- Значит, все, что сейчас происходит с ДНК Каро: вся эта информация содержится в ДНК протомоний. Она не берется из неоткуда. Меняя что-то в ДНК Каро, скажем, убирая какую-то связь – протомонии вновь ее создадут.

- Это недоказуемо, - Шепелев попал в капкан. Он понял это, но не мог не сопротивляться.

- Но это логично, - отрезала Кроберг. – Терена не интересуют столь глубинные исследования. Но основываясь именно на них, мы сможем через два месяца предоставить ему вывод о перерождении иммунной системы Каро или ее отсутствии. И, думаю, ни для кого не секрет, что от нас ждут больше первое, чем второе, - Кроберг смотрела на заведующих взглядом поглощающим и гипнотизирующим. Подобно змее она шипела и закручивала не одно кольцо вокруг их шей.