118 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич

казакам на их заслуги перед Церковью, защиту ими религии, на их подвиги, жертвы и лишения, во благо нашей родины, для которой они сделали все, что могли, а потому ни св[ятая] Церковь, ни родина не забудут их. Сильные рыдания, как среди уходящих, так и среди остающихся, заглушили слова священника. После священника обратился к ним с речью полковник Глебов. В своей прекрасной речи он сказал: «Я не хочу упрекать вас за то, что вы покидаете нас; неизвестно еще, какая судьба ожидает нас, здесь остающихся. Но я хочу указать вам на ваши жертвы, которые вы принесли на благо дорогой нам родины и родного войска. В течение почти двух лет я все время был среди вас; я видел ваше искреннее желание освободить свое отечество от большевистского засилья. Много вы сделали ради этого, много ваших братьев-станичников и однополчан пало смертью храбрых на поле брани. Благодаря создавшимся обстоятельствам, мы оказались здесь. Я верю в вас, как и всегда, а также верю, что вы, уйдя в советскую Россию, где будете, быть может, мобилизованы большевиками, останетесь все же верными казаками. Счастливый путь! С Богом!…» Казаки, слушая своего любимого командира, появление которого среди них во время боя решало часто судьбу последнего, сквозь рыдания кричали: «Приходите снова с оружием в Россию, мы снова будем с вами, никогда не будем с большевиками!» После этого колонна уходящих казаков стала удаляться по направлению к русской границе. Долгое время мы смотрели вслед им, удаляющимся к неизвестному будущему. Никто из нас не подумал даже послать им упрек вдогонку. Никто не мог этого сделать, ибо каждый понимал этих оборванных, полу- босых и измученных людей…»486 Вообще, представления о жизни в Советской России в отряде были крайне смутными, возвращавшихся на родину заранее считали покойниками487. Впоследствии в отряде ходили слухи о том, что вернувшиеся в Советскую Россию офицеры и добровольцы были расстреляны красными488. Кроме того, предпринимались попытки покинуть лагерь в других направлениях и с другими целями. Так, казаки Атаманского полка, получив сведения о переходе Войскового атамана А.И. Дутова в Китай, стали стремиться уйти к нему в Суйдин. Слух об этом первоначально тайном плане достиг некоторых других частей, казаки которых также собрались вслед за атаманцами уйти к Дутову. Казаки верили, что Дутов поведет их в новый поход на большевиков. Стало известно об этом и командованию отряда. Для успокоения каза

На чужбине

119

ков к ним был направлен полковник А.С. Колокольцов, а затем командир Атаманского полка полковник Савин был вызван в штаб отряда. После разъяснительной беседы в штабе он больше не предпринимал попыток увести полк к Дутову489.

После ухода всех желающих в лагере осталось менее половины перешедших границу, без учета беженцев. По данным И.И. Серебренникова, к июню 1920 года лагерь покинуло около 6000 человек490. Даже если Серебренников при подсчетах сумел учесть движение гражданских беженцев, точно рассчитать их перемещения по Китаю, на мой взгляд, едва ли возможно. Известно лишь, что многие гражданские беженцы устроились на работы в Чугучаке, опередив в этом военных и заняв все свободные рабочие места. Существенно легче расчеты, непосредственно касающиеся военнослужащих и членов их семей. По данным штаба Бакича, к 27 (14) июля в лагере осталось 1468 офицеров, 3557 солдат, 721 член семей военнослужащих и 1000 гражданских беженцев, всего 6746 человек491. Численность перешедших границу в составе отряда сократилась на 346 офицеров, 4482 нижних чина и 64 члена семей военнослужащих, итого отряд покинули 4892 человека. В результате боевой состав войск Бакича сократился наполовину, но при этом Бакич выиграл в качестве личного состава - оставшимся уже не было дороги в Советскую Россию, с Бакичем они были готовы идти до конца.

Сам Бакич в телеграмме от 31 (18) мая 1920 года в Харбин генералу Н.С. Анисимову сообщал: «Не имея связи [с] востоком, решил сократить численность отряда отпуском [в] совет[скую]россию излишнего элемента, остается [в] итоге около 5 тысяч человек. Прошу Вас, [как] представителя Оренбургских] казаков, [из] которых [в] большинстве состоит [и] будет состоять отряд, выхлопотать [у] соответствующих властей помощь отряду деньгами [в] сумме пока 5 миллионов рублей царскими или другими равнозначащими, обмундированием, [в] котором крайняя нужда… ходатайствовать [о] переводе отряда [в] местность Китая, откуда [при] изменившихся обстоятельствах [отряд] скорее мог бы вернуться [на] Русскую территорию. Полагаю, [что] маршрут Кобдо [-] Урга единственный, далее [по] обстановке…»492 Весной 1920 года от Анисимова было получено 25 000 лан493. Но, несмотря на это, именно на него следует возложить ответственность за те лишения, которые выпали на долю отряда Бакича в дальнейшем. Осенью 1920 года от атамана Г.М. Семенова Анисимов получил свыше 100 000 золотых рублей на поддержку

120 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич

оренбуржцев в Синьцзяне, однако денег Бакич и Дутов для своих отрядов практически не получили. Лишь впоследствии в результате расследования деятельности Анисимова, проведенного ревизионной комиссией под председательством надворного советника П.С. Архипова, были выявлены факты хищений большей части этих средств (57 000 рублей)494.

Постепенно жизнь в лагере стала входить в нормальную колею. Появились музыкальные инструменты, заработал любительский театр, организовывались даже киносеансы. Весь лагерь с первых же дней разделился на две группы: женатых и холостых, причем первая группа, естественно, смогла лучше устроиться, хотя представителей второй группы было намного больше495. В самом центре лагеря на Эмиль были расположены палатки Красного Креста, где работало много сестер милосердия. Сюда после дневной жары приходили многие офицеры, тосковавшие по женскому обществу. Некоторые из чинов отряда даже обзавелись семьями, летом 1920 года было сыграно не менее десяти свадеб. К пункту Красного креста вели четыре улицы, получившие оригинальные названия: Атаманская, Невский проспект, Поэзии и Грусти и последняя - Любви. 6 мая (23 апреля) 1920 года, в день Войскового праздника Оренбургского казачьего войска в лагере были устроены скачки, джигитовка, гимнастические упражнения, военные игры. На праздник были приглашены русский консул и чугучакский военный губернатор. При выезде губернатора из чугучакской крепости производилось три пушечных выстрела, сам выезд также был помпезно организован: «Под звуки рожков и труб, разгоняя палками толпу, появлялась экзотическая пехота в невероятных, разукрашенных надписями на груди и на спине, костюмах, за пехотой следовала кавалерия в юбках и кофтах из красного атласа. Губернаторский конвой был обмундирован настолько необычайно, настолько одежда солдат казалась взята из костюмерной оперного театра, что для полноты картины не хватало только появления тенора, вместо него показывалась запряженная шестеркой мулов игрушечная двухколесная каретка, из которой выглядывало желтоватое, сморщенное лицо в огромных круглых очках. При проезде китайского губернатора полагалось снимать шапки и кланяться»496. Губернатор был очень доволен увиденным у русских зрелищем и пообещал улучшить продовольственное обеспечение лагеря. Произошел обмен любезностями, причем к праздникам дутун подарил отряду 10 быков и 100 баранов497. Вообще, на начальном этапе пребывания

На чужбине

121

отряда в Китае местные власти были чрезвычайно любезны и даже помогали Бакичу, обеспечивая его данными разведывательного характера относительно действий большевиков498.

Большевики между тем внимательно наблюдали за действиями Бакича. Пользуясь близостью к границе, они пытались вести борьбу с его отрядом даже на китайской территории. С этой целью через границу направлялись советские секретные агенты, а кроме того, незначительными силами красные предпринимали набеги с целью угона лошадей отряда499. Грабежом и угоном скота занималось и местное население. Все эти явления осложняли пребывание отряда на территории Западного Китая.