- Баська, завтра с утра с Марысей  пойдёшь  к жиду – портному.  Выберешь отрезы на платья, мерки пусть снимет. Я с ним ранее договорился. - ласково сказал он. -   Выросла ты, девонька, из детских платьев. Вон как руки торчат из рукавов.   А в  конце месяца   мы  с тобой поедем  в Городню. Мне дела хозяйственные Яновских решить надо, а  потом  по  магазинам  дамским  тебя  проведу. Купишь себе, что душа пожелает.

Бася встрепенулась от слов дядьки, черная бровь выгнулась  дугой, губы сложились в насмешливую улыбку.

-Что, дядечка, не успела приехать, как опять сбрую готовишь - да на ярмарку!?

Пан Матеуш недовольно кашлянул в кулак, едва не поперхнувшись табачным дымом.

- Экая ты язва, Бася. Так и норовишь уколоть.  По мне, так хоть голая ходи, только,  что люди скажут, когда племянница пана Бжезинского в обносках  в местечке появится. С  подолом коротким в костел пойдешь?! Тебе на  восемнадцатый годок перекинулось, а ума не прибавилось.  Ищешь  во всем только злой умысел.

-Тебя пани Эльжбета загрызет, - смягчился  голосок  Баси.

- Не загрызет.  Ее сундучок при ней останется, а у меня свои  капиталы имеются,- пан Матэуш хитро подмигнул. – Будет у тебя приданое, Бася. Не уж то я зря все годы на графа горбатился. Я тебе такого шляхтича найду, что все местечковые паненки и их мамки   от  зависти лопнут.  А не люб будет  -  другого сыщем.  Я тебя, дочка, неволить не буду. Хочу, чтоб мужа по душе себе выбрала, счастье чтоб увидела в жизни. Я за тебя Деве Марии каждую ночку молюсь.

От слов дядьки Бася поморщилась, отвернула лицо в сторону, чтоб ни дай бог не разглядел  в  лунном свете  выражение недовольства, мелькнувшее тенью на нем. Не хотела она замуж. Но как сказать ему об этом, чтобы не обидеть, не знала. Только   освободившись  от  из монастырской муштры, она не желала менять одну тюрьму на другую. И любви не хотела. Вспомнила, как били монашки  по ладоням  розгами за  ветку сирени, как стыдили  при всех, как сидела одна в маленькой комнате под замком, неделю  ложку держать не могла от боли в  руках…

Она посмотрела  на тонкие рубцы на  пальцах, что остались после  публичного наказания  в тех местах,  где кожа,  не выдержав ударов, лопнула.  Медленно сжала руки в кулачки, проверила  – шрамы еще болели,  а вот душа, похоже – нет.  В груди, где когда-то все трепетало от  радостного предвкушения чуда,  стало спокойно. И этот покой, выстраданный через каждый удар розги,  через  каждую  капельку крови, ей не хотелось нарушать. Монашки,  давшие обед  любви к богу, давно забыли о любви земной. Единственный урок, который усвоила   она  после  порки, тот, что любовь к мужчине  несет страдания,  боль и слезы.

- Ты не обижайся, душа моя, на пани Эльжбету,- мягко гудел голос дядьки в  ночной тиши. Видя задумчивое выражение на миленьком девчачьем  личике, он думал, что ее расстроили  злые слова жены, сказанные за столом. – Она сегодня сама не своя  после того,  как панич  напакостил.

Слова пана  Матэуша о  молодом Яновском отозвались в голове  Баси тревожными колокольчиками. Она совсем забыла о своем позоре, предавшись грустным воспоминаниям, и вот теперь реальность жестоко напомнила о себе, вторгшись в сознание голосом дядьки.

- А что Яновский? Зачем приезжал? – спросила она как  между прочим, теребя в руках бахрому шали.- По делу?

Ответ она  узнала еще раннее у Марыси, но хотела услышать его  еще раз от пана Матэуша.

- Какое там дело, - махнул  рукой раздраженно дядька. -  Опять напился, дурак,  и,  давай,  на коне скакать. Не доведет его до добра  горькая. Или сопьётся  пан Станислав совсем, или  шею себе сломает. Жалко мне его, добрый хлопец был, пока  не вернулся из Парижу.

Предположение, что мужчина под ее окном был не совсем трезв, подтвердилось. Оставалось  верить, что к завтрашнему утру он проспится и даже не вспомнит, где был и что видел. Робкая надежда на  такого рода  исход для себя, заставила Басю воспрянуть духом. К ней снова  вернулось хорошее настроение.

- И что же в  нашей глуши забыл ясновельможный пан?- прощебетала Бася.

- Две недели уж как приехали семейством: пан Болеслав  и пани Гелена, дочка их  панна Юлия, и сын младший Станислав.  На днях пан  Михал с жонкой прибудет.  Гостей привезут из Варшавы.   От мне и работы прибавится,  – от  скорбного вздоха  пана Матэуша  сердце Баси замерло.

- Что!? – спросила она тихо. – Умер у них кто?

-Тьфу ты! – воскликнул дядька. – Придумала  ж  такое. Заречины  у них. Пана Станислава женить надумали.

- А! Вот оно что, - разочаровано протянула Бася.  Значит с гостями приедет   будущая невеста, предположила она.

  Казалось бы, какое ей дело  до жизни  незнакомого человека, которого видела сегодня мельком во дворе, да и то,  по собственной глупости. Она то и лица его не рассмотрела как следует. Но при мысли, что у него может быть невеста, Бася ощутила неприятный укол в сердце. Появилось странное чувство, будто ее обокрали.

Пан Матэуш  вдруг нахмурил брови, отложил в сторону трубку, и взяв лицо Баси за подбородок, повернул его к себе.

- Что это ты все выспрашиваешь по Яновских? – настороженно произнес он. – Или пан Станислав понравился?

Бася сердито оттолкнула руку дядьки в сторону. Вскочила со ступенек, уперлась кулачками в бока, как бойцовый петух.

- Господь с вами, что это вы ерунду несете, – пылко воскликнула она,  по-детски надув губки. – Я его даже не видела теперь.

Дядька не поверил, она поняла это по тому, как прищурились у него глаза. Он  помахал указательным пальцем  перед ее носом, и  сказал:

- И думать забудь, дочка.  Эта птица не  твоего  полета.  Такой с тобой на одну лаву в  костеле не сядет.

Бася вызывающе  поправила спустившуюся с плеч шаль,  и  сердито топнула ножкой.

- Да, что вы, дядечка, в самом деле. На пустом месте историю сочиняете. Или вы меня не знаете?  Надоело мне тут  с вами стоять, спать пойду.

Она развернулась и,  быстро взбежав по ступеням крыльца, исчезла в доме. Пан Матэуш  только и успел увидеть, как в ночном сумраке в сенцах мелькнул светлый подол Басиного  платья. Он задумчиво смотрел  на  закрытые двери дома, и неясное тревога, как змея,  закралась в его сердце.  Ему хотелось верить, что эта  маленькая  наивная девчушка, не видевшая в жизни ничего, кроме монастырского пансиона,  не совершит глупости, как  когда-то это сделала ее мать.  Если бы сейчас было светло, он посмотрел бы ей в глаза, и смог понять,  о чем она думает, чтобы уберечь и защитить  от  первых  ошибок. Но  темнота ночи надежно скрывала все маленькие тайны, что хранило девичье сердце, и старому шляхтичу осталось лишь гадать, прав он  или не прав в своем подозрении.  Разум верил словам, а душу  беспокоило сомнение. Он решил, что  не допустит Басю  в мастовлянский  фольварок  Яновских. Не стоило искушать судьбу.

«Может и правда, поскорее ее замуж выдать,  чтоб глупостей не напорола?», - подумал он  и,  потушив тлеющую в трубке махорку, пошел в дом.

Глава 3

Утром Бася проснулась  в  бодром  настроении.    Солнце давно взошло,  и она осознала, что необычайно долго спала. Сказалась утомительная дорога.  Никто не тормошил ее, торопя собираться на уроки, не звенели колокола на соборах, не было привычных звуков проснувшегося города.  Стояла тишина. На стене весело  плясали солнечные зайчики.  Несколько раз прокукарекал петух. По дому плыл  сладкий запах   ванили  -  это готовилась в печи  выпечка. «Я дома», - вспомнила она.

В дверь спальни постучали, и на пороге появилась  Марыся.

- Пани сказала будить вас, паненка, –  в  руках она держала тазик и кувшин с водой, через плечо висело полотенце.

Бася  вскочила с кровати, быстро умылась,  по привычке, привитой бернардинками,  прочитала перед  распятием молитву.  Марыся  заплела волосы в косы, уложив их «корзинкой»   на затылке.  Поскольку выбора стал меж  серым платьем, в котором  она  вчера приехала из Вильно и белой рубахой,  вышитой на груди красными цветами с  народным орнаментом,   Бася, не раздумывая,  выбрала  последнюю. Служанка, не одобрительно  поглядывая на   паненку, которой взбрела в голову такая блажь,  подала из куфра красную льняную юбку. Обмотав тесемки вокруг  талии,  Бася одела широкий   кожаный ремешок на шнуровке, заменивший ненавистный корсет.  Он плотно обхватил  девичий стан, красиво приподняв грудь. Ее  смутил глубокий круглый  вырез   рубахи, как ей показалось, немного нескромный, который открыл нежную кожу груди.  «Наброшу  теткину шаль», - нашла она сразу выход и, мельком окинув себя  взглядом  в зеркале, спустилась на кухню.