По расчету Конана, город располагался ближе дня конного пути от Вархии, и далее менее дня до цитадели Балвадека. Завоеватели ассири выглядели усталыми, поскольку они напали поздно ночью. Киммериец надеялся быть снятым от спины этого омерзительного животного, еще до того как постоянный стук копыт разобьет его кости, превращая в желе.

Капитан в плаще замедлился, пока не поехал между Ютханом и Деверро.

— Лейтенант Ютхан, — человек говорил по-шемитски с варварским акцентом он не был сыном Шема. Конан мог разглядеть только спину капитана, и не желал поднимать голову и вытягивать шею снова. Он считал благоразумным позволить им думать, что он не пришёл в сознание, и они могли бы выдать больше своих планов.

— Господин? — тон Ютхана стал сразу почтителен, потрясающее изменившись от его прежнего отношения.

— Возьмите половину своих лучших братьев — собак и разведайте, что впереди, но не используйте дорогу. Сделайте так, чтобы мужчины поехали в парах, но никаких братьев или друзей вместе. Вчера мы потеряли Махкоро и Бааша — наших лучших разведчиков, прежде чем достигли Вархии. Две компании наших собак, которых мы оставили как гарнизон там, и это утомленных, раненных вдвое больше, следует за нами домой, они явно неподходящие для столкновения с любыми остатками армии Рейдна.

Капитан, отклонился в седле, чтобы рассмотреть область позади него.

— Поезжайте быстрее и встречайте нас в предместьях Саридиса. Шпионы и мелкие отряды могут вызвать стычки. Следите за своей спиной и рукой на вашей рукоятке, — он предупреждал в общепринятой манере ассири.

Конан, через приоткрытые глаза, бросил взгляд на лицо капитана, когда он оборачивался. Узкий, подобный крюку нос, изогнутые губы, и близко расположенные глаза, такие были у Драварика, самого молодого из братьев Балвадек. Киммериец уныло обдумывал средства, которыми герцог будет мстить за себя. Клетка вороны, удар плетью… стойка? Нет, ассири, вспоминал Конан, предпочитают привязать веревками человека запястьями и лодыжками к четырем сильным лошадям и поощрять животных к галопу, вырывающему кости пленников из их гнезд прежде, чем разорвутся члены.

Жертва могла выть длительное время, кровоточа до смерти, и тот промежуток должен казаться вечностью каждому так яростно разорванному на куски.

Эти шемиты сделали такое дикое зрелище публичным. Женщины и дети, все присутствовали, наблюдая, как гибнут враги. Конан когда-то видел пари мужчин, ставивших на то, что будет сначала оторваны рука или нога. И мужчины этой области считали варварами киммерийцев! Народ Конана действительно был дик, но они казнили врагов вешая их и сталью, не упадническими пытками, медленно высасывающими жизнь из их противников.

Солнце медленно опускалось к горизонту, когда Конан переносил остаток от трясущейся поездки к Саридису. Сивитри стихла от перегрева и истощения, поскольку он заметил, что она мягко обвисла сзади лошади. Со своей стороны, он казался неспособным сосредоточиться на чем-то, но размышляя обо всех мучительных мрачных смертельных случаях, ждущих его в пределах цитадели Балвадека. Ассири не предложили ему ни кусочка, ни капли, не даже глотка из бурдюка, и непрерывную тряску, сделавшую невозможным сон. Он понял, что его намерено, держали слишком слабым и утомленным, чтобы предотвратить попытку бегства. Но если бы эти собаки стали небрежными и предоставили ему шанс, то он использовал бы его, ослабнувшим или нет. Раны Конана и усталость ещё не делали его неспособным к сопротивлению. Он жаждал шанса показать этому отрепью ассири, что полумертвый киммериец превзойдёт любого среди их рядов.

Скоро дорога расширилась, ее поверхность стала даже более ровной. Они повстречали несколько караванов, фургонов, загруженных дубовыми бочками, и охраняемые стражниками, носящими различные одежды, броню и оружие — наемники на службе винных торговцев. Эти караваны освобождали ассири широкое место, не обмениваясь словами. Капитан Драварик просто кивал им и двигался дальше. Здесь, с обеих сторон дороги, были плотные сады высоких яблонь, выращенных для создания из них специализированного вина — основного занятия Саридиса.

Душный день уступил влажному, темному сумраку, когда компания Драварика приблизилась к тяжелому деревянному забору и воротам в стене, которая, казалось, была недавно возведена. Конан не вспоминал таких укреплений в Саридисе.

Высота этого барьера, возможно, соответствовала высоте высокого человека. С начала Конан отметил герб Балвадека — поднятый меч, увитый в виноградных лозах, выгравированный через полную широту и высоту ворот.

Конан увидел, что Саридис больше не требовал независимости. Балвадек занял его за эти последние несколько лет.

Один только Ютхан ожидал их прибытия. Он сидел верхом на своем коне, с пепельным лицом и рукой, привязанной в петле.

Драварик несся вперед, встречая его.

— Какие новости, Ютхан? Где братья — собаки, которые сопровождали вас? — его голос, хотя ослабевая, достиг ушей Конана.

— В Аду, сэр, — ворчливый ответ Ютхана говорил красноречивее всяких слов. — И Рейдн напустил демонов против нас, — добавил он.

— Демоны? Тот выживший из ума старик не мог поднять свою мужественность в кровати проститутки, не говоря уже о демонах. Bероятно это был шпион, который поймал тебя неожиданно, Ютхан. Я должен содрать кожу с плоти и твоих костей для такого оправдания.

— Сэр, мой рассказ не изменился бы и после шестидесяти ударов плетью! Мы поторопились, как Вы приказали, хотя не нашли признаков возмездия от Рейдна.

Тогда, около рощи в трёх лигах отдаленной отсюда, увидели последнего из них — Аккеша — его седло было ещё теплым. Мы остановились сразу, но Шимри и Абишай разрушились. Их горла извергли кровь, и когда они умерли, Ралша прокричал мне, что плоть Аккеша была ледяной, замороженной как гиперборейский водоем в середине зимы. Слова едва срывались с его губ, когда он кричал и касался тела Аккеша. Я погнал свою лошадь дальше предупредить Вас и воинов, сэр. Демон пробуждал кровожадные инстинкты и к моей руке со странным когтем, когда я убежал. Это чудо, что его яд не заморозил меня.

Саркастический ропот пронёсся между воинами, но Драварик просто сидел тихо, как будто обдумывая информацию Ютхана.

— В сражении ты не трус, — пробормотал он. — Все же покажи их тела мне, чтоб я мог понять, что случилось с ними. Герцог должен знать правду, доложенную мной.

— Скорее я сражусь в одиночку против каждого рыцаря в Аквилонии, чем возвращусь к той роще, — сказал Ютхан, дрожа. — Эрлик, возможно, не спасёт меня, сохранив жизнь, если я это сделаю. Командуйте мной не к этой гибели.

— Твои слова не приличествуют лейтенанту, Ютхан. Приведи меня к убитому, или я лишу тебя звания здесь и теперь! Ютхан покачал головой.

Драварик, в движении столь же быстром, как ловком, выхватил тонкий меч из ножен и сильным ударом направил в сердце Ютхана.

— Твой страх обрек тебя, глупец! Не повиноваться моей команде означает умереть, — сказал он, позволяя телу Ютхана свалиться с седла. Он вырвал свое оружие из ассири, упавшему в грязь, задыхающемуся.

— Может демон… заморозит Ваши кости… и утянет Вас… к черту… — он каркал, харкая кровью. — Сэр. Тогда Ютхан замолк.

— Так живет болван, — бормотал Драварик, стряхивая кровь с лезвия. Он выправился в своем седле и повернул свою лошадь так, чтобы он оказался перед своими воинами. — Мертвецы подождут. Завтра, в дневном свете, я поведу Вас на поиски наших братьев — собак. Сегодня вечером мы ужинаем в зале моего отца и пьем вино победы над Рейдном! — Он поднял свой кровавый меч, остриём ввысь, произнося это.

— Победа! — Деверро поднял свое лезвие и приветствовал, очевидно, совершенно не расстроенный убийством лейтенанта.

— Победа, победа! — кричали другие, подражая жесту Драварика.

Ворота качнулись, открываясь наружу, в то время как они приветствовали.

Через них прибыл высокий человек, который сидел на огромном черном жеребце.

Пыль и грязь немного покрывали его цвета слоновой кости плащ и остальную часть его наряда. Золотые заклепки в его безрукавке и высокие сапоги блестящей черной кожи мерцали в уменьшающемся солнечном свете, и рукоятка массивного ручного с половиной меча ощетинилась с блестящими драгоценными камнями. Толстые темные волосы, с проседью, спадали из-под позолоченного, украшенного драгоценным камнем шлема, более походящего на корону чем на шлем. Человек держал свои узды в одной позолоченной перчатке и поглаживал его окладистую седую бороду другой.