— Почему же ты сразу не сказала ему, что была замужем?

— Да как бы я сказала! — с тоской в голосе воскликнула Катя. — Ты думаешь, что это легко было сделать? У меня все обрывалось внутри, как только я собиралась исповедоваться. Любила-то я его… Он не знал об этом.

— Что же ты дальше думаешь делать?

— Не знаю.

— Нельзя же так! — возмутилась Рийя.

— Я действительно не знаю, что делать… Ты бы вот_:: что сделала? Пошла бы и сказала: «Я люблю тебя!» или «Забудь, что я была замужем!». Глупо же все.

— Ничего не глупо.

— Кланяться не буду, — упрямо продолжала Катя. — Буду ждать. Если любит по-настоящему, придет. Я не прогоню его. Рабой своих чувств не могу быть. Да и не к чему это! Года уходят… Мне ведь в июне двадцать шесть будет. Старуха.

— Какая ты старуха! — немного грубовато сказала Рийя. — Просто вы с Сергеем Борисовичем ненормальные, и все! Давно бы уже помирились. Никаких причин для ссоры у вас нет.

— Есть — Анатолий.

— Опять Анатолий? Повсюду Анатолий! Ты уже прожужжала мне о нем уши! Может, ты его еще любишь? — настороженно спросила Рийя.

— Зачем ты так? — обиделась Катя.

— Почему ты за него вышла замуж?

— Наверно, любила.

— Ничего не «наверно!» — наступала Рийя. — Ей-бо-гу, я не понимаю тебя! Как можно не знать того, что уже сделала? Это же на всю жизнь запоминается. Я бы никогда не вышла замуж за нелюбимого человека. Даже если бы он меня золотом осыпал… Тот, кто это делает, оказывается в плену. Быть же в роли закрепощенной жены я не хочу!

Слова Рийи оскорбили Катю. Разве она выходила замуж за Анатолия по расчету? Предполагала ли она, что он окажется таким негодяем? У него же на лбу ничего не было написано. Правда, перед свадьбой девушки советовали повременить с замужеством. Не нравился Анатолий многим. Слишком уж он иногда развязно вел себя. Говорили, что у него уже была жена. Да только Катя ничему не поверила. Была ослеплена его поступком. Он казался для нее чуть ли не эталоном честности.

— Катя, — позвала тихо Рийя. — Послезавтра у Василя день рождения. Приходи к нам. Мы и Сергея Борисовича пригласим.

— Хорошо, — не сразу ответила Катя.

Она встала и, подойдя к тумбочке, включила настольную лампу, стоящую на ней. Комната наполнилась зеленоватым ровным светом. За окнами сгустилась темнота, погасившая тут же уличные фонари.

Рийя взглянула на часы и встала тоже:

— Сейчас Василь придет.

— Сюда? — повернулась к ней Катя. — Что же ты мне раньше об этом не сказала? Чудачка… Сиди, сиди… Я сейчас кофе приготовлю.

Василий и Рийя уходили поздно. Катя вышла с ними за калитку. На улице было тихо, словно за десятки километров вокруг не было ни одной души.

— Мы вас ждем… Приходите обязательно, — сказал на прощание Василий. — Без вас не сядем за стол. Учтите.

— Учту, — подала Катя руку.

Рийя и Василий прошли метров сорок, свернули на другую улицу и словно пропали в ночи, не потревожив ее спавшей тишины.

Катя хотела уйти тоже, но задержалась у калитки и замерла, подняв лицо к небу.

Далекие звезды тотчас потянулись к ней, рискуя сорваться с насиженных мест. Они были такими же одинокими в этот поздний час и будто просили ее побыть с ними.

2.

Подготовку к вечеру взяла в свои руки Пелагея Федоровна,

Она уже второй день с утра уходила в город и возвращалась после полудня, нагруженная всякой снедью. Ей хотелось подготовить все самой, своими руками, чтобы видеть, как будут радоваться сын и невестка. Они еще так мало видели в жизни.

У Рини рано умерли родители. Она жила сперва в детском доме, затем у дальних родственников. Родственники оказались черствыми, эгоистичными людьми. Они взвалили на ее плечи все хозяйство, и она гнула спину круглые сутки, не зная ни минуты покоя,

Не легче сложилась жизнь и у Василия. Он потерял отца сразу после войны и не видел мужской ласки. Пелагея Федоровна делала все, чтобы облегчить жизнь сына. Однако нехватки в семье ощущались постоянно. Ей пришлось даже смириться когда Василий бросил школу и пошел работать. «Доучится потом», — пряча от него слезы, думала она. Он не обманул ее надежд: обретя специальность, стал учиться. В этом году собирался поступить в институт.

…Сегодня Пелагея Федоровна возвратилась из города поздно. Она принесла столько продуктов, что сама ужаснулась: «Эдак еще заподозрят, скажут, что мать дружинника спекулянткой стала…» Пелагея Федоровна гордилась детьми. В последние дни она все чаще стала беспокоиться — очень уж рисковали.

Долго ли этак до беды? Что она будет делать, если с ними случится несчастье?

Василий убеждал ее, что ничего страшного не произойдет, не надо напрасно беспокоиться. Однако это нс надолго заглушало тревогу. Проходило два-три дня, и опять в душу закрадывалось сомнение. Снова никуда не хотелось отпускать детей.

…За стеной, в комнате Василия и Рийи, кто-то отодвинул стул и почти тотчас раздались тяжелые шаги. Пелагея Федоровна притихла, положив руку на сердце.

— Это же здорово, Рийка! — услышала она счастливый голос. — Ты у меня молодец! Пойдем к маме.

— Что ты? С ума сошел? — испуганно проговорила Рийя.

— Это же такое событие! Надо немедленно отметить. Пойдем!

Рийя, наверно, сопротивлялась: Пелагея Федоровна слышала, как она весело отбивалась, что-то говоря не своим, стыдливым голосом.

— Не надо, Вася, — попросила Рийя жалобно.

«Что там у них?» — подумала мать.

Василий ворвался на кухню, как вихрь:

— Поздравляй нас, мама!

— Та што таке у вас зробылось? — спросила она по- украински,

— Отгадай.

— Тю, скаженный! Шо я гадало, чи шо?

— У нас будет ребенок!

— Ребенок? — не поверила своим ушам. Пелагея Федоровна.

— Ребенок, —  повторил Василий.

— Так шо ж ты. мовчав до сих пор?

Он не успел ответить. Мать, словно девчонка, кинулась к Рийе;

— Доненько! Доненько! — произнесла она почему-то шепотом.

— Ох, мамо, мамо! — Не знавшая раньше ласки, Рийя уткнулась головой в грудь свекрови и неожиданно разрыдалась.

Пелагея Федоровна еле сдерживала себя, чтобы тоже не заплакать. Она гладила золотистые волосы невестки шершавой морщинистой рукой и приговаривала:

— Поплачь, доненько, поплачь немного…

«Первенец!» — задыхалась старушка от счастья.

Нет! Она ничего не пожалеет для него. День и ночь будет. находиться с ним. У него будут такие же, как у Василия, серые глаза, и золотые, мягкие волосы, как у Рийи.

— Мама! — Рийя подняла голову.

— Что, дочка?

— Боюсь я!

— Родная ты моя! — снова привлекла Пелагея Федоровна к себе Рийю. — Не бойся. Мы же с тобой все время будем,

— Вася! — тихо позвала Рийя.

— Где же он? — спохватилась. Пелагея Федоровна,

— Я здесь, — шагнул от дверей Василий.

— Что же ты нас бросил? — радостно упрекнула Пелагея Федоровна. — Нешто так можно? Мы тут одни, не знаем чем заняться.

— Все, что ни делается, все делается к лучшему, — ничего другого не смог придумать Василий.

— Нам пора, — напомнила Рийя.

— Посидели бы сегодня дома, — попросила Пелагея Федоровна.

— Завтра будем целый день с тобой, — пообещал Василий.

— Мы еще не всех позвали в гости, — спохватилась Рийя.

— Кого же вы думаете приглашать? — спросила Пелагея Федоровна,

— Всех друзей-товарищей.

— Ну, что же, всех так всех, — согласилась мать. — Вон сколько всякой всячины накупила!

Вскоре Василий и Рийя ушли в штаб дружины. Пелагея Федоровна присела на диван и снова подумала о внучонке. Она уже мысленно представляла его. Вот он тянет к ней маленькие пухленькие ручонки и говорит: «Ба-ба! Ба-ба! Ба-ба!».

ОПЕРАЦИЯ «ЧЕРНАЯ ЗМЕЯ»

1.

В кафе было человек десять. Они сидели за металлическими столиками и неторопливо попивали из кружек пиво. У прилавка стоял высокий худой мужчина и, тупо уставясь в ладонь, перебирал деньги.

— Готов! — весело сказал о нем Равиль Муртазин, обращаясь к Анатолию Депринцеву. — А ты почему сегодня кислый, как тысячу дьяволов? Уж не заболел ли?