Пока ученые высматривали новые трофеи, водолазы Хандке и Янский из последних сил вели сварку. Еще немного — и пробоина будет заделана. В течение вот уже двух часов они сжимали манипуляторами электроды. Хандке еле держался на ногах. Стискивая зубы, он говорил себе: «Я должен!» Поправил электроды — ярко вспыхнула дуга. Шов наращивался сантиметр за сантиметром.
Капитан уже дважды приказывал им кончать. И оба раза они настояли на продолжении работы.
Машинально вертя между пальцами карандаш, капитан ходил по центральному посту. Через каждые несколько минут инженер кричал в микрофон:
— Алло, Хандке, Янский! Все в порядке?
— В порядке! — слышался ответ.
Капитан остановился у контрольных часов.
— Через пятнадцать минут будет три часа, как они там, — в голосе его звучала тревога и вместе с тем гордость. — На сегодня довольно. Я не могу взять на себя такую ответственность. Что за люди! — добавил он едва слышно.
— Передать приказ возвращаться, капитан? — спросил инженер.
Капитан Свенсон ответил не сразу.
— Да, передайте, я… Нет, подождем еще несколько минут, — решил он, пусть будет ровно три часа.
У Хандке потемнело в глазах, кровь прилила к голове. Все тело била дрожь. Он старался разглядеть сварочный шов. Скоро конец, осталось лишь несколько сантиметров. Янский, приваривавший нижний край стального листа, думал о том же. Скоро конец, еще несколько минут! Ему казалось, что он сходит с ума. Гудение в ушах перешло в гром. Он судорожно вытянул вперед руку с электродом, чтобы не прервалась дуга. Оглядел шов. Как толстая гусеница, полз он между корпусом судна и стальным листом. Обе светящиеся дуги сближались. Внезапно одна из них погасла — рука Хандке опустилась. В тот же миг на центральном посту завыла сирена, вспыхнул красный сигнал тревоги.
Какую-то долю секунды капитан Свенсон стоял неподвижно. Потом одним прыжком очутился подле инженера. Взгляд его заметался по контрольным приборам.
Инженер закричал в микрофон:
— Янский! Хандке!
— Говорит Янский! — послышалось в ответ. — Втащите Хандке в лодку. Ток не выключать. Через несколько секунд я закончу.
Тяжелый скафандр Хандке уперся в корпус судна. Затем наклонился в сторону, стальной трос, прикрепленный к шлему, натянулся, и скафандр начал медленно отдаляться от корпуса в горизонтальном положении.
Янский закончил последний сантиметр шва. Инженер на борту услышал: «Готово! Тащите! Не могу больше».
Час спустя Хандке очнулся снова в лазарете. Еще не совсем понимая, что с ним, посмотрел вокруг.
— Лежать спокойно, — тихо сказал врач, увидев, что Хандке пытается приподняться.
В этот момент Янский, лежавший на соседней койке, тоже пришел в себя. Он потерял сознание, когда его высвобождали из скафандра.
Капитан подошел к его койке, присел на краешек.
— Готово, капитан. Можем всплывать. Шов безупречный.
Свенсон, переводя взгляд с одного водолаза на другого, сказал торжественно:
— Благодарю вас от имени всех. — И вдруг переменил тон. — Наказать бы вас следовало! — загремел он. — Наказать за легкомыслие. Три часа на такой глубине это… это безобразие! Приказываю на три дня освободить машинистов Хандке и Янского от всяких работ.
— Наказание принимается, капитан! — разом воскликнули оба. Свенсон ухмыльнулся.
— Без взыскания не обойтись, — проворчал он. — Значит мы можем всплывать. Давно пора. Нас, верно, уже исключили из списков флота.
Он поднялся.
— Я дам необходимые указания. А сейчас пришлю сюда бутылку хорошего вина для подкрепления сил. Доктор, им уже можно пить?
— В порядке исключения. Таким медведям алкоголь только на пользу.
Капитан вышел из лазарета. С легким сердцем шел он по проходу, напевая старую матросскую песенку. Рывком отворил дверь каюты, включил переговорное устройство.
— Говорит капитан Свенсон! — крикнул он в микрофон по-русски — русский язык понимали все на этой лодке. — Прошу команду и ученых немедленно собраться в салоне.
Его голос услышали во всех помещениях, каютах, лабораториях. Радист задумчиво поскреб в затылке: «Немедленно! Что за дьявольщина, видно, случилось что-то особенное».
Салон был переполнен. Все взгляды — озабоченные и встревоженные — были обращены на капитана. Беспорядочный шум голосов утих, когда Свенсон поднялся и без всякого вступления сказал:
— Водолазам Хандке и Янскому удалось заделать течь в бортовой стенке.
В салоне воцарилась тишина. Мгновение спустя раздались радостные возгласы.
Капитан поднял руку.
— Через час мы всплываем. Ученых прошу закончить исследования. Команде приготовиться к всплытию.
Для каждого на лодке этот час прошел по-разному. Незанятым он показался вечностью. Для ученых пролетел как одна минута. Профессор-чех, почти не покидавший стеклянную наблюдательную камеру, только собрался сделать очередной снимок, как работу его прервал шум и грохот. Загудели компрессоры, в чудовищной силой вытесняя воду из балластных цистерн. Судно немного накренилось, а затем медленно приподнялось со дна. Подле ультразвукового локатора стоял инженер, пристально следивший за светлой кривой, которая вычерчивалась на экране. Судно поднималось, но кривая оставалась неизменной. Ультразвуковые волны возвращались с довольно близкого расстояния, встречая какое-то препятствие. Можно было подумать, что судно всплывает у берега. Глубиномер показывал еще только восемьдесят метров. Лодка медленно продолжала подъем, пока стальная рубка не уперлась в лед. Тут вступил в действие измеритель толщины льда: он показывал четыре метра.
— Все готово? — крикнул инженер. — Включить!
Верхняя часть рубки начала вращаться. Нагреваемая электрическим током, она врезалась в ледяную толщу.
Тихонько насвистывая, доктор Бракк вышел из дому с портфелем в руке и быстро зашагал через сад по широкой дорожке, выложенной каменными плитками. У ворот он остановился и помахал жене, стоявшей, как обычно, у окна. Люди спешили на работу, и на улочке, всегда тихой в дневное время, в этот час царило оживление. Солнце только что показалось из-за крыш, и тени домов сливались. Легкий ветерок подметал улицу.
У главных ворот остановился электробус. Бракк успел проскочить через узкую дверь проходной, прежде чем пассажиры ринулись, во двор. Вахтер любезно поздоровался с ним. Брак быстро пересек двор.
Доктор Курт Хегер сидел в своем кабинете. Размашисто подписав несколько бумаг, он закрыл папку, сдул со стола пылинки, аккуратно поставил на место стаканчик с карандашами. Поправил очки, критически оглядел изрядно потертую папку и, недовольно вздохнув, нажал на кнопку переговорного устройства.
— Можете взять бумаги, — сказал он в микрофон.
Не дожидаясь ответа, Хегер выдвинул ящик письменного стола, взял листок, покрытый цифрами и формулами, и углубился в расчеты. Кто-то постучал в дверь и тут же отворил ее.
— Пора завести новую папку, — сказал Хегер, не поднимая головы.
— Доброе утро! — услышал он.
Хегер оторвался от расчетов.
— Ах, это вы? Здравствуйте, коллега. Хорошо, что вы сразу заглянули ко мне. Вчера я как раз получил один документ.
Хегер открыл шкаф, вынул палку и протянул ее Бракку.
— Ознакомьтесь. Здесь данные о серии экспериментов номер семнадцать. Профессор Порров из Международного института сообщает много интересного.
Бракк вышел от Хегера. В задумчивости прошел по коридору, рывком открыл дверь своего кабинета. Не успел он сесть за стол и раскрыть папку, как в дверь постучали. Вошла его ассистентка Ханна Вальмер.
— Доброе утро, господин доктор! — поздоровалась она низким грубоватым голосом, который никак не шел к ее внешности.
— Я кое-что приготовила.
Бракк потер лоб.
— Да, да, спасибо.
Он поднялся, отложил в сторону папку. Вместе с ассистенткой прошел через институтский двор, скорее похожий на парк. Клумбы, газоны и фонтаны придавали ему сходство с парком. Зеленые полосы тянулись вдоль выстроившихся цепочкой помещений институтских лабораторий. Повсюду стояли белые скамьи. На них в перерывах между работой любили отдыхать сотрудники. Бракк и Вальнер вошли в четвертую лабораторию — небольшое помещение с темными матовыми стенами, словно обитыми бархатом. Бракк опустил жалюзи, выключил лампочки, чтобы не мешал свет. Затем вместе с ассистенткой начал проверку новых фотоэлементов. Направляя на них световые лучи с различной длиной волны — от инфракрасных до ультрафиолетовых, — они тщательно фиксировали результаты.