Я глаза свои протерла и думаю: Лу-у-укреция, помоги! Эх, уже вижу краем глаза, что предательницы там, на этих дюнах отрываются, а меня здесь на погибель оставили. Стало быть, слушаю дальше, что говорит этот накачанный и депилированный пластиковый хлыщ, и у меня совсем отпала охота к сексу с ним, потому что вся эта дружба и близость между нами исчезла и установились отношения, как на приеме у психотерапевта. Слишком близко, слишком нежно, точно с родственником, а с родственниками как-то не в жилу… И вообще, не хочу я никакой дружбы и близости. Потому что у меня это ассоциируется с мамой. Я хочу незнакомого, который меня отхарит, как паршивую суку, наизмывается надо мной, пронесется, как торнадо, оставит меня мокрым пятном на оскверненной кровати, в таком состоянии, что даже сил не останется встать, дверь за ним закрыть… И чтоб он был молотобойцем, чтоб на заводе с молотком безумствовал… — ну, что бы ты на это сказала, имела бы ты хоть что-нибудь против? Я бы дрожала, дрожала, дрожала бы, дрожала! Волосы всклокочены, куча тряпок от меня останется, он плюнет, бросит бумажное полотенце на эту кучу и пойдет, даже дверь не прикроет. Открытой оставит. А я, уткнувшись лицом в мокрую думку, засну, без дружбы и без близости!

Он говорит: мы, геи. Мы, Геи, должны то, должны сообща се, пятое-десятое. Пролетела птица, чайка, солнце зашло за тучу. Не только секс. Но и спорт, и охрана окружающей среды, особый взгляд на европейскую цивилизацию, не запишусь ли я в его дискуссионный список и какой-то там портал. Куда мне, темной, в Интернет?! Когда я вся в прошлом, во всех этих отпусках в вагончиках месткомовских, как бы обращенная назад. Кроме того, никто из них не курит, только этим мячом с надписью NIVEA перебрасываются и лежат парами, прижавшись друг к дружке. Собралась, пошла к ним. Ага! Вижу, что ни парочка — верные, неразлучные, а присмотришься — обязательно с кем-то из них у меня на дюнах что-нибудь да было… Ага, а теперь делают вид, что не узнают меня. Так вот она какая их верность! О, а с этим молодым, мелированным, что на полотенце «Мальборо» с закатом солнца лежит в объятьях другого, постарше, я в самом начале, сразу по приезде… А та корова костлявая, мало, что ли, за мной таскалась, теперь-то она верная.

А между тем опять незадача. Ведь они (остальные), не присутствуя при нашем разговоре, но, видя, что я девушка молодая, хорошо сложенная, в красивых очках, как к своему ко мне подходят и уже как к своему, эмансипированному, обращаются. А что там у вас во Вроцлаве, на этой вашей «Сцене», в этом вашем «Н₂О», и что они на днях в Берлин на Парад Любви едут, а поеду ли я, уж не специально ли по этому случаю волосы крашу, желирую? Мне даже пришлось о себе говорить в мужском роде, но я тихо говорила, неразборчиво:

— И где же вы все так в пары посбивались?

Они:

— Да по объявлениям, на геи-точка-пэ-эль. Дескать, привет, ищу молодого спутника жизни без вредных привычек, я улыбчивый, двадцать с небольшим, есть собака по кличке Филип. Или: студент желает познакомиться с хорошим человеком, с которым можно выпить и оторваться. Номер аськи такой, а эсэмэски на номер сякой.

Да славится имя Господне!

Священнослужитель ищет братскую душу (активную, с растительностью на груди)! Верю, что в каждом Втором пребывает Бог. Предлагаю ни к чему не обязывающие встречи у Тебя, с целью секса орального и анального (только презервативы). Приветствуются женатые, имеющие детей. Только мобильник. Да храни вас Бог!

Знаю я эти объявления, еще как знаю, с целой кучей людей в свое время встречалась. А они мне, буду ли я в мячик играть, какую-то сетку на палках от моря до дюн растянули, все перегородили и играют. Один в дредах крашеных, другой в татуировке, и все подскакивают, да так по-мужски. Я уж не выдержала и говорю:

— Куда мне, куда мне в мяч? Прилягу-ка я лучше на собственном одеяле, если позволите, и рассказиком вас попотчую, ибо я по части рассказов. Писатель? Писательница не из рядовых. Михаськой-Литераторшей меня кличут, а раньше была Белоснежкой.

— Тогда ты должна фельетоны прогеевские для прессы глянцевой да высокотиражной писать! А в борьбе за права участвуешь, а в средствах массовых за геев выступаешь?

— Гм, а впрочем, было дело, в «Активист» разок что-то там написала. Позвонил мне ночью Ярек Л. с просьбой, потому что Виолетта В. завалила фельетон.

— А в «Новом мэне»?

— Нет, в «Новом мэне» я не публикуюсь, в «Иначе» тоже нет. Но книгу про вас пишу.

— Идейную?

— Нет.

— Все равно, обязательно напиши, — говорит Блажей.

— Обязательно напиши книгу о нас, о Геях… Это должна быть история двух геев из среднего класса, с высшим образованием, кандидатов наук по управлению и финансам, в очках, в свитерочках… Создали крепкую пару и хотят усыновить ребенка, но сталкиваются с проблемами. Общество, понимаешь, их не хочет принять, хоть они — и читателю это ясно — культурные и спокойные. А для большего контраста пусть у соседей будут жутко неудачные семьи, пусть они пьянствуют и бьют своих детей, но Государство им не откажет в усыновлении, а этим, у которых мальчик (мальчик!) был бы как у Христа за пазухой, откажет. Чтобы читатель сам видел, как всё несправедливо… А в конце пусть они усыновят кота, в смысле, тьфу! Пусть купят кота… И назовут его так, как этого ребенка хотели назвать…

— О! Прекрасная идея для книги, гениальный подарок на День Святого Валентина, геевские пары купят в торговом пассаже. Все, побежал, лечу писать, может, что-нибудь заработаю!

А с Интернетом я попала вот в какую историю. Парень ответил на мое объявление. К счастью, он не был ни «милым», ни «симпатичным», ни «любителем развлечься и поболтать обо всем» — то есть уже в самом начале получил у меня бонус в пять баллов. Еще он не любил ходить на байдарке, не занимался спортом, не воздерживался от возлияний, что, правда, уже редко, очень редко случается. Впрочем, мои объявления были так сформулированы, что отвечали на них только такие люди. А этот был серьезным научным работником. Короче говоря, я влюбилась в него после каких-нибудь пяти мейлов. Знаю, знаю, что ты скажешь, виконт, и будешь прав… Но он весь был будто под меня сделан, только о внешности ничего не говорил, а я и не спрашивала. К тому же он сам написал, что «внешность для него не имеет значения». И я ему тогда тоже, что, мол, и для меня не имеет значения, и так во всем с ним соглашалась. Его мейлы распечатывала, целовала и в рамки вставляла. По десяти посланий на день, разговоры по мобильнику дорогие, потому что мы из вражеских сетей (он — «Идея», я — «Эра»), И все же чуть ли не целыми часами я с ним говорила, а голос у него был молодой и прекрасный. И занимается он… физикой Солнца, мировая величина. Астрофизик. А поскольку я уже с одним физиком была знакома, худой такой мальчишечка с длинными волосами, и голос его мне подходил, то в конце концов моя фантазия прилепила его к этому образу, потому что не может человек долго любить одни только буквы. Не получается, абстракция в этом случае невыносима. После нескольких месяцев переписки я не выдержала, предложила: встретимся около зоопарка, сегодня, прямо сейчас. Нет, давай еще немного поговорим. Я уж ему: неважно, как ты выглядишь, можешь быть даже в инвалидной коляске, пускай даже у тебя СПИД, все равно я только с тобой хочу… И такой он умный был, на стольких языках мейлы рассылал по вопросам Солнца. Он никогда не ставил польских букв в мейлах, потому что, говорит, привык писать на десяти языках, и даже на некоторых очень редких. В конце концов согласился на встречу. Я весь день в ванной. Иду, стою около зоопарка, уже пятнадцать минут шестого, а его все нет. Вообще людей нет, один только старикан на коляске, наверное, нищий, потому что у него пол-лица исковеркано, видать, от рожденья, к тому же какая-то болезнь, «слоновостью», кажется, называется. Стою, жду, смотрю на часы, и постепенно до меня начинает доходить, что и этот нищий кого-то ждет… Со своей слоновьей болезнью, лысый, оборванный… Улыбается и подъезжает ко мне на этой своей коляске. У меня лицо каменное. Ветер. В тот день природа и впрямь постаралась оттенить чувства героев. Порыв ветра бросил волосы мне на глаза. В мозгах тоже ненастье: что делать, как сдержать слезы? Не удирать же! Но слезы сами навернулись, потому что на моих глазах умирал человек, которого я себе придумал. Умирал тот худой длинноволосый веселый паренек, который долгое время так лихо перебрасывался со мной мейлами. Он употреблял молодежные обороты, вроде: «пипл ломанется» или «скинь свой номер»… Умирал тот паренек, слетали, как пена, его ямочки, его ключицы, рассыпались, как песок, веснушки… Да и не было их никогда, хоть столько месяцев я мысленно целовал его! Труп целовал!