Но Кит отказался.

— У меня на льду, — сказал он, — спрятана сорокафутовая веревка, Мы уже раз с товарищем пользовались ею Это совсем нетрудно.

Подыматься было тяжело и жарко. Солнце ослепительно сверкало на поверхности льда, и они обливались потом. Трещины и провалы поминутно пересекали их путь. Иногда за целый час им удавалось пройти не больше ста ярдов. К двум пополудни они добрались до лужи во льду, и Кит предложил остановиться.

— Попробуем сушеного мяса, — сказал он. — Я плохо питался последнее время, и у меня дрожат колени. Но самая трудная часть пути — за нами. Через триста ярдов — скалы, и там итти куда легче. Там, через одну расселину, перекинут снеговой мост. Он едва держится, но мы с Малышам переходим через него.

За едой они познакомились ближе, и Энди Карсон рассказал историю своей жизни.

— Я знал, что найду Озеро Неожиданностей, — с полным ртом говорил он. — Мне без него не обойтись. Подумайте, я упустил Великий Скукум и Монте-Кристо, и мне оставалось либо найти Озеро Неожиданностей, либо повеситься. И вот я здесь. Моя жена знала, что я дойду. Я и сам упорен до чорта, но перед ней — пасую. Она — молодая, завоевательница по натуре, никогда не скулит, отважна и тверда, — как раз такая женщина, какая нужна мне. Вот поглядите.

Он открыл свои часы, и Кит увидел на внутренней стороне крышки фотографию белокурой женщины между двумя смеющимися детскими личиками.

— Мальчики? — спросил он.

— Мальчик и девочка, — гордо ответил Карсон. — Мальчик старше на полтора года. У нас могло бы быть уже больше детей, но нам пришлось подождать, — со вздохом прибавил он. — Это оттого, что жена моя была больна. Легкие. Но ей не хотелось сдаваться. Когда мы поженились, я был клерком, железнодорожным клерком в Чикаго. Вся ее родня — чахоточные, В те дни доктора понимали немного. Они во всем винили наследственность. Чахоткой была больна вся ее семья. Все члены этой семьи, сами того не зная, заражали друг друга. Они с этим мирились — судьба. Мы первые два года прожили с ними вместе. Я не боялся. В моем роду никого не было чахоточных. И вдруг я заболел. Это навело меня на размышления. Значит, чахотка заразительна. Я заболел, потому что дышал одними с ними воздухом.

…Вот и стали мы с ней советоваться. Я прогнал домашнего врача и пошел к специалисту. Он сказал мне то, что я уже и сам знал, и посоветовал уехать в Аризону. Мы собрались и отправились — без копейки. Я нанялся пасти овец, а ее оставил в этом городе чахоточных. Он полон легочными больными.

…Постоянное пребывание на свежем воздухе вылечило меня. Я иногда по нескольку месяцев не возвращался домой. И всякий раз, когда я возвращался, ей было хуже. Ho мы уже кое-чему научились. Я взял ее из этого города, и она пошла пасти овец вместе со мной. Четыре года, зимой и летом, в мороз и жару, в дождь и в снег, мы ни разу не спали под крышей. Вот вы бы на нас тогда посмотрели — худые, коричневые, как индейцы, крепкие, как дубленая кожа. Мы уже думали, что вылечились, и отправились в Сан-Франциско. Но, оказалось, поторопились. Через два месяца мы оба снова харкали кровью. Тогда мы вернулись к аризонским овцам. Еще на два года. Это нас укрепило. Полное излечение. А все ее родные за это время перемерли. Не хотели и слушать нас.

…Тогда мы стали избегать городов. Шатались по всему тихоокеанскому побережью и особенно полюбили Южный Орегон. Мы поселились в долине реки Рог — занялись яблоками. Эта местность имеет огромную будущность, только об этом никто не знает. Я приобрел землю, — на время, конечно, — по сорок за акр. Через десять лет она будет стоить пятьсот.

…Времени даром терять не приходилась. Нужны деньги, чтобы начать — построить дом и амбар, купить лошадей, плуги, а у нас ни копейки. Она два года учительствовала в школе. Потом родился мальчик. Вы бы посмотрели, каких мы насадили деревьев — целых сто акров, они уже все подросли. Все бы это было не плохо, если бы не закладная, которая растет и растет. Вот почему я здесь. Жена осталась дома из-за детей и сада. Она там кое-как сводит концы с концами, а я здесь первоклассный миллионер — в проекте.

Он восторженным взором взглянул на зеленую полоску озера за искрящимся ледником, потом в последний раз посмотрел на фотографию и сказал:

— Она замечательная женщина. Ей не хотелось умирать, хотя от нее остались кожа да кости, и вот она пошла пасти овец. О, она и сейчас худенькая. Ей никогда не растолстеть, но она самая милая из всех худеньких женщин, и, когда я вернусь домой и деревья начнут давать плоды, а дети начнут ходить в школу, мы с ней поедем в Париж. Я не высокого мнения об этом городе, но она рвется туда всю жизнь.

— Ну, здесь хватит золота и для поездки в Париж, — сказал Кит. — Нам только нужно забрать его в руки.

Карсон кивнул, и глаза его засияли.

— Наша ферма — лучший фруктовый сад на тихоокеанском побережьи. И климат превосходный. Там наши легкие в безопасности. Бывшим чахоточным надо беречься. Если вы захотите купить землю, — загляните прежде всего в нашу долину. А какая там рыбная ловля! Скажите, вытягивали ли вы когда-нибудь тридцатипятифунтового осетра маленькой удочкой?

— Я легче вас на сорок фунтов, — сказал Карсон. — Пустите меня первым.

Они стояли на краю гигантской древней расселины в сто футов шириной, с покатыми от времени краями. Через нее был перекинут мост из слежавшегося, обледенелого снега. Основание этого пласта терялось где-то в глубине пропасти. Он крошился, подтаивал и ежесекундно грозил обрушиться. Еще подходя к мосту, они видели, как от него оторвалась глыба в полтонны весом и рухнула в пропасть.

— Доверия не внушает, — заметил Карсон, неодобрительно покачивая головой. — Впрочем, если бы я не был миллионером, я бы не так боялся.

— Надо попробовать, — сказал Кит. — Мы почти прошли ледник. Возвращаться мы не можем. Нельзя же ночевать на льду. А другого пути нет. Мы с Малышом исследовали все окрестности. Правда, раньше этот мост не был так плох.

— Перейдем по очереди, я первый. — Карсон взял у Кита конец веревки. — Я пойду с веревкой и киркой. Дайте руку, а то я боюсь поскользнуться.

Медленно и осторожно он сделал несколько шагов по мосту и остановился, чтобы приготовиться к опасному переходу. На спине его висел мешок. — Вокруг шеи и плеч он обмотал веревку, привязав ее конец к поясу.

— Я отдал бы добрую долю, моих миллионов за то, чтобы иметь здесь артель мостостроителей, — сказал он, веселой усмешкой опровергая свои слова. — Но ничего, сойдет. Чем я не кошка.

Кирку и длинный шест он превратил в альпеншток и балансировал ими как завзятый канатоходец. Потом осторожно выставил вперед одну ногу и сейчас же отдернул ее; было видно, что он старается побороть свою слабость.

— Хотел бы я вконец разориться, — смеялся он. — Во второй раз мне уже не сделаться миллионером. Это слишком стеснительно.

— Не бойтесь, — подбодрял его Кит. — Я не раз переходил через него. Пустите меня вперед.

— Вы на сорок фунтов тяжелее меня, — огрызнулся маленький человечек. — Это сейчас пройдет. Уже прошло. — Теперь нервы его успокоились. — Ставлю на карту реку Рот и яблоки, — сказал он и на этот раз уже более решительно выдвинул ногу. Очень медленно и осторожно прошел он две трети пути. И вдруг остановился перед ямой в снегу, на дне которой была свежая трещина. Кит увидел, как он заглянул вниз и покачнулся.

— Смотрите вверх! — повелительно крикнул Кит. — Теперь вперед!

Маленький человечек повиновался и уже не останавливался до конца пути. Обтаявший противоположный край пропасти был скользок, но не крут. Он вскарабкался на него и сел.

— Ваша очередь, — закричал он. — Не останавливайтесь и не глядите вниз. Потарапливайтесь. Он едва держится.

Балансируя своим шестом, Кит вступил на мост. Было ясно, что снежный пласт едва держится. Он внезапно услышал какой-то шум и почувствовал, что почва под его ногами колеблется. Раздался ужасающий треск. Он понял, что позади что-то случилось. Это было видно по перекошенному лицу Карсона. Снизу доносился чуть слышный плеск бегущей воды, и Кит не смог удержаться, чтобы не взглянуть вниз, в зияющую глубину. Но он тут же отвел глаза и стал смотреть вперед. Две трети пути были пройдены, и о подошел к яме. Перед ним зияла трещина, и по острым краям ее, еще не обтаявшим на солнце, он увидел, что она совсем недавнего происхождения. Он уже занес ногу, чтобы шагнуть через нее, как вдруг трещина стала медленно расширяться, послышался странный шум. Он быстро шагнул вперед, но поскользнулся и повис грудью на своем шесте, который ему удалось при падении перекинуть поперек расселины.