После оформления прибытия в штабе Курбатов пришел познакомиться с подчиненными прямо к машинам, с чемода+ном и плащом в руках - как был с дороги. И это тоже не могло не расположить к нему. После короткого представления и знакомства я предложил майору поселиться в моей комнате, пока ему дадут квартиру, на что Курбатов сразу же согласился.

В первый же вечер мы рассказали друг другу о себе. Оказалось, что Федор в войну летал на бомбардировщике, воевал на Центральном и Втором Украинском фронтах, где бывал и я, потерял за войну три машины и пять боевых товарищей, был шесть раз ранен и носит теперь три ряда орденских колодочек. Оказалось также, что мы окончили одно и то же летное училище, но Федор окончил его годом раньше, как раз к началу войны.

Родился Курбатов где-то в Воронежской области, но родителей не помнит, воспитывался в Острогожском детдоме, там же окончил десятилетку, потом был принят в летное училище. После войны женился в Воронеже на студентке медицинского института, но молодая жена, окончив учебу, уехала работать врачом куда-то на Камчатку, написав Федору с дороги, что если она и вернется когда-нибудь в Воронеж, то к нему не вернется никогда.

Федор не ожидал такого разрыва и тяжело переживал. Трудно было забыть Марию, а в Воронеже все напоминало о ней, и он попросил перевода в Москву, а уже оттуда был направлен к нам.

На откровенность Федора я ответил тем же, рассказав ему, что знаком со Светланой, девушкой, на которой, может быть, женюсь, но наверное сказать пока трудно, так как разговора на эту тему с нею еще не было. Она учится в аспирантуре у виднейшего геолога - профессора Ядренецкого - и каждое лето с экспедицией сотрудников кафедры уезжает в горы, где она обнаружила ценный минерал и теперь изучает его свойства и запасы.

Я заметил, что Курбатова заинтересовал мой рассказ, и был очень рад. Он сказал, что хотел бы познакомиться со Светланой, если с моей стороны нет возражения. Я пообещал познакомить, и мы уснули.

Каждое утро мы вместе занимались гимнастикой по радио, вместе брились и завтракали, вместе направлялись в часть и возвращались. Мне казалось, что мой начальник и друг вовсе и не думает о другой квартире - решил остаться у меня и, признаться, радовался этому. Ведь вдвоем жить куда веселее, да еще с таким жизнерадостным товарищем, как он.

Вскоре я познакомил его со Светланой, и мы все трое стали друзьями.

-Знаешь, Иван, сегодня я встретил одну свою московскую знакомую. Приехала сюда работать по зову партии. Она специалист по редким металлам. Хочешь, завтра пойдем в кино все вместе - познакомлю, - сказал как-то Курбатов.

-Что за вопрос? Конечно, хочу! - ответил я.

Розалина, или просто Лина, оказалась стройной, молодой женщиной, со смуглым нежным лицом, черными спокойными глазами и пышными длинными черными волосами.

Я ничего не знал о ее личной жизни ни от Федора, ни от нее, но по всегда печальным глазам и по сдержанным ответам чувствовал, что у нее недавно было какое-то горе или она по ком-то сильно скучает.

На мои вопросы Лина всегда отвечала как-то неохотно и скупо, вроде - "да", "нет", "нравится", "не могу"… Со Светланой была более разговорчивой, но говорила так, будто делала одолжение. Мне казалось, что Светлана не любит Лину, но старается не показать этого ни мне, ни самой Лине.

Мы стали часто ходить в кино все вместе. Сперва приходили мы с Федором, а перед началом сеанса подходили Светлана и Лина.

После кино мы гуляли по главной улице, потом я провожал Светлану, а к двенадцати возвращался домой и удивлялся тому, что майор всегда уже был дома.

Как-то я проснулся ночью и долго не мог уснуть. Майор тоже заворочался и что-то невнятное заговорил во сне.

Утром, когда мы брились, я пошутил над Федором, рассказав, что он разговаривал во сне. Он даже побледнел и начал извиняться за беспокойство. После я не раз каялся за эту неуместную шутку, так как через два дня Курбатов получил комнату, и мы вечером перетащили туда все его вещи. На новоселье выпили бутылку шампанского, и я с сожалением вернулся в свое опустевшее жилище.

Шестнадцатого мая мы условились встретиться вечером у кинотеатра и всем вместе посмотреть новую картину. Я пришел первым и взял билеты для всех, но явилась только Розалина. И хотя мы пропустили киножурнал, ни Федор, ни Светлана не пришли.

Подобные "неявки" Светланы были мне не в новинку. Она часто задерживалась в институте за неоконченной работой или на совещании, это обижало, но не беспокоило, так как я знал, где и чем она занята. Но Лина видно подумала, что сегодня я сильно удручен и обеспокоен; она вдруг стала разговорчивой, пыталась шутить, кажется, только для того, чтобы развлечь меня.

- Вас проводить? - спросил я, когда вышли из зрительного зала.

- О, да! Только не домой. Давайте немного погуляем.

Общей темы для разговора мы так и не нашли, больше ходили молча и, надоев друг другу, в одиннадцать часов расстались у автобусной остановки. Я зашел к Светлане на квартиру, но ее дома не оказалось. Из института по телефону вахтер ответил, что она ушла в семь часов и больше в корпус не приходила: ключ от лаборатории висит на доске.

Ключ на доске… Дома - нет… Где же она? - подумал я тревожно.

На второй день после неудачного посещения кино я сидел в парикмахерской с намыленными щеками и глядел в зеркало. Зеркало стояло против окна и пока мастер правил бритву, я с детским любопытством наблюдал за проходящими но тротуару. Вот прошла группа студенток: они смеются, о чем-то разговаривают, на капроновых чулках, как росинки, искрятся солнечные зайчики. За студентками шагает пожилой железнодорожник с женой под руку, дальше - старичок профессорского вида, за ним майор с… Так это же Федор со Светланой!..

Быстро снял салфетку, вытер со щек мыльную пену и побежал к выходу, но ни на улице, ни в магазинах, куда я заглядывал, Светланы так и не нашел. На другой день она уехала в командировку, и я так ее и не встретил.

Майор Курбатов по-прежнему относился ко мне по-приятельски, как и всегда был веселым и жизнерадостным. Словом, все шло так, будто ничего не случилось, если не считать то, что в разговорах мы не вспоминали ни Светланы, ни Розалины, хотя, кроме аэродрома встречались с Федором в столовой и садились за один стол. Это молчание вызвало у меня настороженность. Оно больше, чем что-либо другое, говорило, что не все осталось по-прежнему, не все в порядке, а что именно не в порядке - знает только майор. Об этом я и хотел поговорить с ним после возвращения из полета, но наш разговор не состоялся. Кто знает - вернусь ли я в город, увижу ли Светлану, встречусь ли с Федором? Сейчас все это кажется далеким и невозможным.

ЗЛАТОГЛАВАЯ САРАНКА

Я проснулся до рассвета. Боль в ноге утихла, и, хотя тайга дышала ночной прохладой, на душе было как-то тепло и радостно, спать уже не хотелось, и я, усевшись у ствола сосны, стал ждать прихода дня.

Рассвет в тайге начинается по-разному.

Под густым пологом вековых лиственниц, сосен и кедров еще уверенно и стойко властвует ночная тьма, а на полянах и редколесье, на болотах и марях, на увалах и сфагновых зыбунах лилово-розовым отсветом уже разливается утренняя заря. На окутанных легким прозрачным туманом кустиках ракит, на березах все отчетливее и ярче обрисовываются отдельные фиолетовые листочки, а темные мутовки хвойной молоди все сильнее покрываются серебристой росяной пылью, уже улыбаются желтыми глазками цветы одуванчика и горицвета, а в густой чаще еще темно, и там колонки и летяги еще не закончили ночной охоты, и барсуки не спрятались в норы.

Но вот рассвет уже рисует пикообразные вершины елей и лиственниц на таежном горизонте, проникает в чащу, и кажется, что сейчас вдруг тайга зазвенит, запоет тысячью голосов, сливающихся в единую и стройную симфонию леса, оповещая все живое о наступлении нового дня. Но это только так кажется.