Существующий в Париже «Национальный фронт», куда входили представители русской белой эмиграции, продолжал связывать свои надежды на освобождение России от большевизма с планами Гйтлера, за что подвергался острой критике со стороны генерала А. И. Деникина. Бывший главком белой армии считал, что в любой войне против СССР следует оборонять Совдепы, ибо в них заложен народный интерес, чуждый и враждебный немцам прежде всего. Особенно остро он высмеивал надежды украинских деятелей — от П. Скоро-падского до Е. Коновальца — на блок с Гитлером ради независимости Украины. Потеряв польские субсидии, полагал Деникин, эти силы восприняли за чистую монету уверения Японии о необходимости присоединения «Зеленого Клина» на Дальнем Востоке, где проживали этнографические украинцы, к «Великой Украине». Однако к сотрудничеству с Красной Армией генерал призывал приступить лишь в том случае, если она свергнет власть большевиков, вряд ли понимая утопизм этой идеи.

Даже глава русской православной церкви за рубежом с резиденцией в Сремски Карловице (Югославия) митрополит Анастасий призывал соотечественников крепить союз с Гитлером, создав с этой целью церковно-общественный центр. Лишь чисто случайно эмигрантские иерархи воздержались от переноса своей штаб-квартиры из Сербии в Берлин, как им настойчиво предлагал Гитлер еще в 1936 году.

...Поразительную беспечность в конце 30-х !т. проявляли британские политики, отвечающие за обороноспособность страны. Финансовый секретарь министерства обороны Д. Купер в 1934 г. все еще восторгался бравым видом кавалерийских частей и, видимо, поэтому танковый корпус имел в четырех батальонах танки тех же типов, что и 10 лет назад. К 1936 г. во всей английской армии насчитывалось всего четыре 16-тонных танка, в то время как Франция испытывала, хотя и черепашьими темпами, 60-тонные.

Б 1935—1936 гг. английские конструкторы разработали быстроходные танки МК и МК-И, но запустить их производство на поток не удалось. Через год после начала Второй мировой войны в войска стали поступать танки типа МК-У1 «Крестоносец», но лишь в конце 1941 г. на «Крестоносце-Ш» была установлена 57-мм пушка, а башню с пулеметом так и не поставили. Но после боев на территории Северной Африки с мая 1942 г. стало ясно, что эти танки малоэффективны, и постепенно они были сняты с боевых позиций вообще.

В то время как в 1937 г. Германия имела 800 тяжелых бомбардировщиков, Англия — только 48. К 1938 г. планировалось довести количество самолетов британских

ВВС до 3800, однако правительство сократило эту цифру вдвое. В целом соревнование по развитию авиации Англия проиграла вчистую, так как тяжелые бомбардировщики обходились вчетверо дороже, чем истребители, многие самолеты в линейных частях оставались устаревшими.

Адмиралтейство уверяло, что конвои и гидролокаторы вполне уберегут флот от атак германских субмарин, а надводные корабли К. Деница перехватят британские линкоры. Однако один лишь переход немецких подводных лодок к ночным атакам, не считая иных ухищрений, свел эти заверения на нет. Результат известен: в июне 1940 г. торговый флот Британии потерял суда водоизмещением 296529 т, а в июне 1941 г. — 318 740 т лишь в Северной Атлантике. И это несмотря на то, что 10 мая 1940 г. английские войска, высадившись в Исландии, арестовали команды немецких подводных лодок, а затем создали на острове мощную станцию слежения за продвижениями хищных стай Э. Редера.

Вряд ли у*1ли английские генералы тревожный факт последних лет Первой мировой войны, когда на потерю одного немецкого офицера британская армия недосчитывалась четырех, на 1 рядового немца — двух томми. Мало кто задумался над пророчеством У. Черчилля 1929 г.: через 10 лет Германия будет иметь вдвое больше призывников, чем, скажем, Франция.

Метался в поисках верных решений и Черчилль. В марте 1936 г. он выдвинул идею создания международной полиции, которая наказывала бы нарушителей межгосударственных договоров. Через год Черчилль настаивал на скорейшем объявлении войны гитлеровской Германии. В то же время будущий премьер Британии (он занял этот пост 10 мая 1940 г.) не осознал значения танковых частей в составе английских войск в Европе, слишком понадеявшись на французскую армию, недооценил опасность подводного флага Германии для британских торговых судов, задержал работу над изготовлением радарных установок. Не снискала ему лавров и ложь весны 1940 г., когда он попытался довольно неуклюже свалить вину за поражение британского экспедиционного корпуса в Нарвике на сговор В. Квислинга с Гитлером.

Его предшественник в роли премьер-министра Н. Чемберлен, наивно поверив миролюбивым речам нацистских главарей, 2 апреля 1938 г. успокаивал Францию: ситуация в Европе скоро будет смягчаться. То, что Риббентроп откровенно заявлял о намерении рейха завоевать Белоруссию, Польшу и Украину, его, видимо, не заботило. Видя колебания британских правительственных кругов, Геринг при тайном посещении Лондона 7 августа 1939 г. уверял английских собеседников: «Если Германия потерпит поражение в войне, то результатом будет распространение коммунизма и выгоды для Москвы». Надеясь на миролюбие Британии, Гитлер согласился дать принцу Э. Гогенлоэ все необходимые полномочия для переговоров с Англией от имени германского руководства. В беседе лорда Э. Галифакса с Гитлером в ноябре 1937 г. британский политик дал понять, что Лондон готов в пределах разумного примириться с экспансией третьего рейха в Центральную, Юго-Восточную и Восточную Европу. Согласился он и с тем, что Германии надо решать вопрос с Гданьском, Австрией и немецким меньшинством в Чехословакии. Скрыв свои высказывания даже от членов кабинета (разговор стенографировался только германской стороной), Э. Галифакс затем публично отрицал элементы авантюризма в планах Гитлера.

Не воздействие ли подобного оптимизма явилось причиной потери Министерсгвом финансов Англии заявки генерального штаба на финансирование производства 600 тыс. снарядов, кагорая нашлась лишь в конце августа 1939 г.? Настроение большинства британских политиков мотивировалось убеждением: война против Германии, Италии и Японии для нас непосильна даже в блоке с Россией и Францией. К тому же они панически боялись последствий военных действий. Даже Черчилль, выступая 28 ноября 1934 г. в парламенте, уверял слушателей, что в случае нападения только за неделю будет убито 40 тыс. лондонцев. Б. Рассел полагал: 50 бомбардировщиков противника отравят всех жителей люизитом.

Но на мировом небосклоне тенденция к миролюбию глохла: конференция по разоружению в Женеве продолжалась 37 месяцев, но в апреле 1935 г. мир оставался далек от многих ее идей.

Хорошо понял ситуацию в Европе никому не известный в 1940 году выпускник Гарвардского университета Джон Кеннеди, озаглавив свою выпускную работу точно и красноречиво — «Почему спит Англия». Удивительно, вспоминал позже профессор Р. Ферри, как по праву стал знаменит своим трудом по политологии 23-летний студент, больше всего увлекавшийся футболом, плаванием и игрой в гольф, а не анализом международной обстановки. Естественно, ни он, ни кто-либо другой тогда не знали, что в ходе бесед с представителем Польши А. Залеским

11—12 октября 1939 г. Н. Чемберлен и Э. Галифакс заявили: Британия не намерена враждовать с СССР по поводу занятых Красной Армией восточных регионов Речи Пос-политой.

Вплоть до лета 1940 г. верхушка англиканской церкви продолжала восхвалять обанкротившуюся политику умиротворения Гитлера, проводимую Н. Чемберленом. «Разве не имел он божьего права, — восклицал автор статьи в газете «СЪигсЬ бшез» от 11 марта 1938 г., — на проявления дружбы и взаимопонимания?!» Видимо, имел, но с учетом коррекции такой политики перед лицом победившей в Германии концепции Г. Гудериана «Внимание! Танки!».

Не ошиблись мыслители 30-х гг. Р. Нибур и Д. Беннет: морализм протестантов не в состоянии обыграть деятелей европейского тоталитаризма. Мечта о вечном мире и братстве, подчеркивал Р. Нибур, в человеческом обществе никогда не будет реализована.