Из-за песчаной горы вылетел на разгоряченных конях отряд вооруженных
всадников. Слишком поздно увидели наемники персидскою каравана, что дружи-
на кабардинского князя неожиданно разрослась и теперь раза в полтора превы-
шает их «отряд возмездия». Воины трех князей были уже в седлах и рванулись
навстречу. «Погоня», состоявшая из джигитов многих национальностей, зачастую
не совсем понимавших друг друга, билась отчаянно смело, но не могла устоять пе-
ред натиском кабардинцев.
Многие уже корчились от ран на земле, между лошадиных копыт, а некото-
рым было уже все равно, чем записи эта схватка и чем закончатся тысячи других
кровавых побоищ, которым еще предстояло либо прославлять, либо осквернять
кавказскую землю.
Джанкутов сидел на своей арбе и, что-то бормоча себе под нос, пускал стре-
лу за стрелой в гущу неприятельских всадников. Делал он это очень быстро и уме-
ло: почти все стрелы попадали в цель.
Жамбот увлеченно рубился на саблях с могучим длинноруким кумыком,
впервые испытывая в бою гибкий дамасский клинок. Он сейчас с радостью смот-
рел, как после каждого удара отлетали от кумыкского щита стальные бляшки.
Скоро и щит раскололся надвое, и верзила-наемник получил смертельную рану в
крутую шею.
На Мысроко наседали сразу трое, но опытный витязь не терял хладнокро-
вия. К тому же и Тузар пробивался к своему князю. Страшны были удары Мысро-
ко, и если соперникам случалось перехватить спокойный взгляд грозного против-
ника, то в глазах его они читали свою смерть. Одному из них Тамби отхватил ногу
выше колена, и она повисла, застряв в стремени, тогда как сам всадник свалился с
коня. Со вторым, столкнувшись вплотную боками лошадей, он разделался проще:
отбросив щит, ухватил врага свободной рукой за пятку, рванул вверх и вышвыр-
нул из седла. К третьему Мысроко не успел обернуться. И Тузар опоздал со своей
длинной никой. А перед смертью краснобородый перс рубанул Мысроко по пра-
вой руке чуть ниже плеча тяжелым боевым топором. Было слышно, как хрустнула
кость. Рука безжизненно повисла, и окровавленная сабля Тамби выпала из коче-
неющих пальцев и воткнулась в разрыхленную копытами коней землю. Это слу-
чилось под самый конец побоища, когда часть наемников уже поскакала прочь с
поля сражения, а окруженные стали бросать оружие.
Тузар взял коня Мысроко под уздцы и отвел его к берслановской арбе. Там-
би спешился без посторонней помощи и сел на то место, где совсем недавно делил
трапезу, с Джанкутовым. К раненому подскочил княжеский лекарь, но Тузар от-
пихнул его в сторону. Верный спутник Мысроко, он и сам кое-чему научился в
Египте и не доверял местным хакимам. Тузар осторожно снял с руки князя пер-
чатку и наруч, подрезал ткань рукава и оголил рану. Из глубокого рубца, дохо-
дившего до раздробленной кости, хлестала кровь, и потому Тузар прежде всего
перетянул кожаным шнуром руку повыше раны, залил ее медом и перевязал чис-
тым полотном. Потом наложил на повязку пару дощечек и перевязал руку теперь
уже вместе с дощечками. Пришлось еще снимать черкеску, расстегивать ремешки
панциря и тоже снимать его. После этого черкеску надели снова, а руку, чтоб не
висела, согнули в локте и привязали к туловищу широкой полосой ткани.
Все это время Джанкутов и Шогенуко добродушно посмеивались над Тамби,
а тот улыбался и отшучивался. Лицо его было бледнее обычного, и на лбу высту-
пили бисеринки холодного пота.
Подошел Биберд, поздравил Мысроко с почетной отметиной и сообщил,
что ими захвачено сорок две лошади и двадцать семь пленных, не считая тяжело-
раненых. Оружие шпажное, драгоценностей нет совсем. Съестные припасы тоже
дрянь. Вот только мешок с изюмом оказался на одной из вьючных лошадей...
— Изюм давайте сюда! — крикнул Джанкутов. — А все остальное пусть заби-
рают Тамби и Жамбот. И пора ехать домой. Вот только выпьем на дорожку…
На этот раз Берслан не стал вылезать из арбы. Пил и закусывал изюмом,
полулежа на своих любимых подушках. Мысроко он заставил не только осушить
полную чашу, но и проглотить несколько комочков целительною медвежьего жи-
ра, смешанного с костным мозгом оленя. Это прекрасное снадобье Джанкутов из-
влек из неисчерпаемых недр все той же знаменитой арбы.
Вскоре обе дружины двинулись в обратный путь, оставив на месте схватки
несколько тяжелораненых враврагов, а с ними четверых легкораненых, способных
похоронить десятка полтора убитых и позаботиться о своих ьеспомощных това-
рищах. Среди кабардинцев оказалось, лишь трое убитых. Их тела увозили с собой.
Мысроко нашел в себе силы снова сесть на коня...
* * *
Рана князя Тамби заживала быстро, но владеть своей рукой, как прежде, он
уже не мог. В ожидании, пока его мощная десница нальется былой силой, Мысро-
ко стал подумывать о женитьбе. Ему предстояло стать основателем нового рода
кабардинских пши. В этом деле горячее участие принимал Шогенуко, много ез-
дивший в гости по другим княжеским домам, где высмотрел наконец красивую
девушку, полногрудую и крепкобедрую, стройную и высокую, какой и должна
быть будущая мать новой фамилии. Выкуп за невесту — уаса — был очень велик,
но Мысроко, наслушавшись хвалебных речей Жамбота, не стал колебаться. Сотню
лошадей, шестнадцать пар ногайских быков, дорогое оружие и увесистый кошель
с золотыми монетами получил отец невесты. Мысроко был очень доволен своей
гуашей. Он даже полюбил ее сразу, как только увидел, и сумел разбудить в ней от-
ветную страсть. Постоянно испытывая новую, не знакомую в прежние годы, ра-
дость, Мысроко стал реже грустить о больной руке.
Следом за своим обожаемым князем женился и верный Тузар.
Жизнь в усадьбе Тамбиевых текла спокойно и размеренно. Оставалось лишь
удивляться, и как только Мысроко терпит эту безмятежность, как не озлобится от
скуки? И продолжалась такая жизнь до тех пор, пока Жамбот не привез однажды
к Мысроко толстенького сердитого человека средних лет с книгой под мышкой и
бронзовой чернильницей у пояса. Были еще у него большая пачка редкой в те
времена бумаги и гусиные перья.
— Друг мой больший, я выполнил свое обещание, — сказал Жамбот. —
Помнишь, говорил, что найду тебе абыза?
— Я рад, дорогой князь, — улыбнулся Тамби. — Пусть любые обещания, ко-
торые когда-то будут даны тебе, выполняются так же хорошо. А что же он такой
сердитый, этот грамотей?
— О люди! — вдруг горестно воскликнул абыз тоненьким скрипучим голо-
ском. — Доколе пребывать вам во мраке невежества! Когда поймете вы божест-
венную сущность письменности, когда будете благоговейно склонять головы пе-
ред премудростями науки?! Как устал я от высокомерного презрения знатных не-
учей. А ведь такие, как я, обладающие арабской, турецкой и даже русской грамо-
той, семь раз прочитавшие Коран и тем самым заслужившие блаженства эдема,
должны пользоваться всеобщим почетом. А вместо этого меня, как раба, как без-
ответного осла, гоняют от одного хозяина к другому и всюду надевают мне на шею
тяжкое ярмо чужого невежества! И когда некоторым не нравится печаль моего
лица...
— Ну хватит! — перебил его Жамбот и, обращаясь к Мысроко, добавил: —
Если этого жалкого плаксу не останавливать, он будет скулить с утра до вечера.
Мысроко, судя по всему, не был задет гневными причитаниями абыза.
— Что-то в твоем лице, — спокойно обратился князь к обиженному судьбой
грамотею, — есть и адыгское и турецкое. Кто ты?