каши и бараньего ляпса, приправленного луком и чесноком. Несколько парней

раскладывали на трехногих круглых столиках куски горячего мяса и, сломя голо-

ву, неслись с этими столиками в дом, в гостевую комнату, ярко освещенную смо-

листыми факелами. А у костров оставался народец попроще — крестьяне. Они то-

же веселились: на их долю хватало и требухи, и мослов, и даже ребер с пашиной.

Хотя резать им пришлось своих же овец, а варить и жарить лучшие куски для

важных гостей Хагура, тлхукотли были довольны. Ну не сегодня, так завтра заче-

шутся и у них левые бока — это значит получать скотину. Бабуков вернется, нако-

нец, из очередного, набега с большой добычей (пока ему не везло), пригонит не-

исчислимые стада и каждого одарит щедро. А пока — сиди у костра, прихлебывай

горячий жирный ляпе и отводи душу в беседе с приятелями.

Люди Хагура увидели всадника в панцире, когда он уже спешивался. Кто-то

принял у него поводья и повел лошадь к коновязи, а вся компания, сидевшая за

ближайшим из костров, вскочила на ноги и замерла в нерешительности: кто та-

кой пожаловал? Как будто и простой человек, а доспехи — княжеские.

Адешем усмехнулся:

— Что, не признали во мне такого же гуся, как и вы? Этот фазаний наряд, —

он щелкнул пальцем по панцирю, на котором играли блики от пламени костра, —

носить не мне, а моему тлекотлешу Каральби Тузарову. Ну а теперь начнем снова

и по правилам, — Адешем шагнул вперед и вежливо сказал:

— Гупмахо апши!

— Упсоу апши!

— Просим к нашему огню!

— Окажи нам честь — будь гостем!

Старший по возрасту, примерно одних лет с Адешемом, поднес табунщику

деревянную чашу с махсымой. Адешем молча принял ее и выпил до дна. Самый

молодой участник компании тут же наполнил чашу снова, и Адешем с поклоном

вернул ее старшему. Теперь можно было садиться. Доску с разложенными на ней

кусочками мяса, просяных лепешек и сыра пододвинули поближе к гостю.

Адешем неторопливо ел и пил, нисколько не смущаясь тем, что его сотра-

пезники как-то приумолкли и украдкой разглядывали панцирь. Потом, словно

спохватившись, старший у костра осведомился у гостя, здоров ли он, как доехал,

благополучно ли живет его семья. Адешем воздал хвалу богу жизни Псатхе и за-

дал в свою очередь такие же вопросы. Потом назвал свое имя, сообщил откуда и

куда едет. Бабуковцы тоже стали словоохотливее. Старший, по имени Бита, ска-

зал, что их степенный уорк устроил пир по поводу возвращения шестнадцатилет-

него сына в отчий дом. Мальчик с пяти лет воспитывался в семье одного уорк-

шао, а сегодня аталык (приемный отец, воспитатель) проводил своего кана к

отцу. И проводил как полагается: парень явился в полном вооружении, на хоро-

шем коне. За это Бабуков благодарит воспитателя, угощает его из своих рук. Бита

помолчал немного, затем грустно добавил:

— А у нас теперь чешутся правые ладони: Хагур должен, по обычаю, ода-

рить аталыка скотиной — не одним десятком быков, овец, лошадей, а кому, как не

тлхукотлям, придется расплачиваться? Хотя бы помог ему, хозяину нашему, Ауш

Гер, сделал бы для него удачным будущий набег на чьи-нибудь богатые земли...

— Нет, Бита! — возразил один из бабуковцев. — Говорят, сейчас — аллах са-

мый сильный бог.

— Возможно, — согласился Бита. — Но лучше уважать всех богов, чем воз-

носить молитвы одному, а других даже не помнить. Ведь остальным обидно будет.

Недаром и в песне поется:

Тлепш рукоять

его сабли держал,

Жало клинка

Ауш Гер направлял...

— Эй, добрый человек! — раздался вдруг над ухом Адешема чей-то вкрадчи-

вый голос. — Хозяин этого дома приглашает тебя переступить порог хачеша.

Слегка захмелевший Адешем встал и направился к распахнутой настежь

двери дома. «Зачем это мое не самое важное степенство там понадобилось? — по-

думал табунщик. — А-а! Понимаю! Панцирь...» И Старый крестьянин переступил

порог хачеша. И пожелал присутствующим приятной компании. Взоры хозяина и

его главного гостя — воспитателя хагуровского отпрыска, сидевших у ярко пы-

лавшего очага, взоры гостей менее именитых обратились на Адешема. Стало тихо.

Смычок пхапшины (народный музыкальный инструмент наподобие скрипки)

застенчиво взвизгнул на самой тоненькой из семи струн, и музыка оборвалась.

— Подойди сюда поближе, еще бли... — голос Бабукова прозвучал, к его соб-

ственному удивлению, как-то взволнованно и глухо, в горле запершило, и Хагур

поперхнулся, не забыв, однако, сделать знак рукой, чтобы наполнили большую

чашу. — Подойди. Чтоб тебя на каждом шагу твоего пути подстерегали... удачи! —

он протянул чашу Адешему.

Тот слегка опешил от столь высокой чести, но виду не подал. Пенистый на-

питок был очень крепок, посудина, налитая до краев, очень вместительна, но

Адешем выпил все до капли и вернул чашу хозяину после того, как ее наполнили

снова.

— Садись. Теперь садись, незнакомый путник! — уже своим, высоким и чис-

тым голосом нетерпеливо предложил Бабуков и сам пододвинул старику низень-

кую скамеечку.

Адешем, вытирая грубым рукавом кептана седые усы, подумал: «Панцирю,

надетому на меня, предлагают сесть. Значит, придется сесть и мне». А вслух он

сказал:

— Покровительство богов да пребудет над крышей этого дома!

Бабуков решил, что он уже достаточно осыпал милостями простого кресть-

янина; продолжать относиться к нему как к гостю не хватило терпения.

— Откуда на тебе эта бора маиса? Что ты собираешься делать с панцирем?

Кто ты такой?

Табунщик спокойно выслушал вопросы, мудро проглотил обиду и ответил:

— Меня зовут Адешем. Я вольноотпущенный. Живу на земле Тузаровых, на

правом берегу Тэрча. Панцирь хочу отдать Каральби Тузарову — главе рода. Ведь

он мой тлекотлеш…

— Где взял?! — повысил голос Бабуков. — Кто такой Тузаров и где живет, мы

и без тебя знаем, — широкое лицо Хагура с маленьким кривоватым ртом и ма-

ленькими злыми глазами, похожими на тлеющие угольки, покраснело от возбуж-

дения.

— Отвечу. Не думай, добрейший хозяин, что у меня есть причины молчать и

таиться. Панцирь лежал под землей. И очень долго. Ведь кожа, в которую он был

завернут, успела рассыпаться впрах. А место у нижнего края пастбищ на берегу

Балка мне указала змея, посланная самим Шумуцем. Она повела меня за собой и

уползла в нору. Я должен был последовать за ней, но слишком узок оказался про-

ход. Пришлось раскапывать. Змея скрылась на седьмое дно земли, а оттуда был

послан мне этот чудесный булат. Наверное, сам Тлепш его выковал. — Нельзя бы-

ло понять: то ли балагурил старик, солидно поглаживая жиденькую седую боро-

денку, го ли всерьез верил в свои слова. — У-ой, дуней, велика была змея — дли-

ною в семь хвостов бычьих... — Адешем опьянел еще больше, но глаза его не туск-

нели, а светились упрямым весельем.

— Пей, старик, еще! — сказал Бабуков. — Не стесняйся. А вот тебе хороший

кусок жареного — это почечная часть, самая нежная...

Обратившись к аталыку, Хагур спросил его:

— Ну что ты на все это скажешь, любезный Идар? — по лицу Хагура не было

видно, какой ответ пришелся бы ему по душе.

Но Идар, крепкий пятидесятилетний муж, отличался к тому же еще и кре-

постью ума. Он и без намеков догадывался, какие слова ждет от него Бабуков.

Правда, Идар не любил лицемерить и сейчас тихо радовался тому, что и на этот

раз его совесть останется чистой. Ведь именно то, что ему вспомнилось, едва лишь